Работа А.С. Пушкина над «Станционным смотрителем»

  Петрунина делает  выводы  о  том, что идеал Проспера — идеал буржуазно-патриархальный: это провинциальная идиллия, где деньги — средство осчастливить близких и обрести уважение всей округи. «Исступленная страстность, с которой Проспер обдумывает свое преступление, не заглушает в его сердце любви к девице из Бове. Напротив, убийство он готов совершить как раз во имя любви»36.

Однако  пушкинский фрагмент оставляет открытым, какое место в своем преображенном богатством будущем Германа отводит Шарлотте. Мы  можем  предположить, что рассудительный, склонный к крайнему самоограничению герой видит в обретении состояния единственный путь к браку с бесприданницей. Конечно,  можно возразить, что в отличие от персонажей «Красной гостиницы» герои пушкинского чернового наброска не разделены непреодолимыми препятствиями. Однако, возможно, что  Герман  сам  создает  такую преграду из-за необходимости упрочить свою независимость. Данный  способ  развития конфликта  из  всех  возможных обозначившихся во фрагменте «Теперь позвольте познакомить вас...», можно  рассматривать, как наиболее полно сообщающий  цельность образу героя, который любит, «как только немцы могут еще любить в наше время». 37

Отрывок «Теперь позвольте познакомить вас...» предлагает нам образ Германа-романтика и мечтателя. Как предварение рассказа о любви героя звучат и начальные наброски будущего «Езерского», возникшие, вероятно, еще  весной 1832 г.  В черновике последней редакции поэмы она прямо названа «повестью любовной» (V, 414), а о герое говорится:

Вам  должно  знать, что  мой  чиновник

Был сочинитель и  любовник

.............. Влюблен

Он  был  в  Коломне, по соседству

В младую немочку  — Она

С своею матерью одна

Жила  в домишке — по  наследству

Доставшемся  недавно ей

От  дяди  Франца...

(V, 413)

   Бонди  заметил, что «„младая немочка“, в которую „по соседству“ был влюблен Езерский, напоминает Шарлотту Миллер первоначальной редакции „Пиковой дамы“»38. Кроме  того  похожи   не только героини, но и влюбленные в них герои. И живут те и другие «по соседству», в одном из отдаленных районов Петербурга (в «Езерском» вариант: «Влюблен Он был в Мещанской» — V, 413), и живет «младая немочка» «Езерского», подобно «милой немочке» Шарлотте, «с своею матерью одна», и влюблен Иван Езерский «смертельно» (V, 413), что  похоже на  Германа  в  повести об игроке. С  таким  мнением  нельзя  не  согласиться.  К  тому  же  при  сопоставлении  «Езерского» с другими творческими замыслами Пушкина 1832 г., Бонди исходил из того, что темы и мотивы, первоначально предназначавшиеся для произведений прозаических, в ходе работы могли свободно переходить в замыслы стихотворные и наоборот. По мысли исследователя, тема первоначальной редакции «Пиковой дамы» — «патриархальная, «мещанская» любовь героя и героини входила в столкновение с какими-то громадными роковыми событиями, разрушавшими ее»39, — сначала готовилась для «Езерского». Но уточняя хронологию  «Езерского», можно  предположить, что дело обстояло наоборот.

Как мы  уже  упоминали  ранее, набросок «Теперь позвольте познакомить...», разрабатывающий тему «мещанской» любви Германа, появился в тетради ПД № 842 («вторая синяя») раньше черновика «Езерского». А между тем в черновике поэмы любовной истории героя еще нет: она появилась на следующей стадии работы — «в альбоме без переплета» (ПД № 845).

Об  имени  главного  героя Петрунина  пишет следущее: «Герой-аристократ представал на страницах черновиков каждый раз под новым «прозваньем»: Зорин, Рулин, Гермин, Минский, Рульский, Волин... Особенно интересен для нас один из многих вариантов — «Герман». Он возник и был отброшен еще на первой стадии работы над поэмой, весной 1832 г., в Плетневско-Гротовской тетради.  Поскольку, в отличие от прочих, имя это плохо вяжется с представлением об исконном русском барстве, приходится либо допустить, что на ранней стадии развития замысла «род и племя» (V, 394) героя мыслились еще неопределенно (а это, скорее всего,  маловероятно), либо считать, что фамилия «Герман» возникла в поэме случайно, может быть по описке. Как бы то ни было, автограф «Езерского» в Плетневско-Гротовской тетради — хронологически первая среди известных нам рукописей Пушкина, где встречается имя героя будущей «Пиковой дамы»»40.

Что касается Ивана Езерского — героя-чиновника пушкинской поэмы, то лишь во второй черновой редакции, где он окончательно вытеснил героя-аристократа, определился и его имущественный статус: из пыльного «чулана», «конурки пятого жилья» (V, 388, 392) Пушкин привел его в «скромный кабинет» (V, 394). Это как раз  происходит  на страницах рабочей тетради ПД № 842, где в это время уже существовали наброски повести об игроке.

На этапе перебелки и обработки черновика тетради ПД № 842, где Езерский мыслился молодым чиновником, скромным, но независимым, Пушкин  вводит  его  любовную  историю. Здесь  появилась в жизни героя-сочинителя («Свои стихи печатал он в Соревнователе» — V, 413) «младая немочка» — определение, почти буквально повторившее характеристику Шарлотты, существовавшую в повести об игроке. Характерно, что позднее поэт отдалился от этой формулы, заменив «младую немочку» «одной лифляночкой» (V, 413). Мы  предполагаем,  что   к январю 1833 г., когда велась работа над «Езерским» в «альбоме без переплета», тема Шарлотты уже утратила свое значение в составе повести об игроке.

Петрунина  так  пишет  о  влиянии   Езерского  на  образ  Германа: «Однако Герман  повести об игроке и Езерский сближены не только их «повестью любовной». Перед нами две разновидности героя-петербуржца, о котором поэт писал:

... просто  гражданин столичный

Каких  встречаем  [всюду]  тьму.

(V, 412)

Они отличны друг от друга и по происхождению, и по психологическому облику, но сближены положением в общественной иерархии. В том же «альбоме без переплета», где Езерский определился как коломенский житель и любовник, его положение получило законченную характеристику с созданием стихов:

А сам  он  жалованьем  жил

И  регистратором  служил.

(V, 405)

При этом герой поэмы вновь обнаружил нечто общее с героем фрагмента «Теперь позвольте познакомить вас...», который тоже «жил одним жалованьем» (VIII, 836)»41. Здесь  мы  полностью  разделяем  мнение  Петруниной:  влияние  Езерского  на  образ  Германа  бесспорно. Мы  можем  предположить,  что  в  процессе  разработки  двух  романтических  образов  и  появляется  Герман,  такой  которого  мы  встречаем  на  страницах  повести. Он  уже  более  расчетлив,  чем  мечтателен и  романтичен. Но  Пушкин  не  дает  конкретной  характеристики  герою. Автор  доверяет  уму  читателя,  дает  возможность  читателю  самому  судить  о  том  каким  же  был  герой. Стоит  отметить,  что  такое  доверие  к  читающему – одна  из  особенностей  произведений  Пушкина. 

Таким образом,  Петрунина  делает  выводы, которые важны в нашей работе:

1. Фрагмент  «Теперь позвольте познакомить вас...» был предназначен служить вставкой в предшествовавшую ему по времени рукопись.
2. Второй  набросок  позволяет  судить  о  сильном  влиянии  Езерского  на  образ  Германа.
3.  По  фрагментарному  характеру  наброска  определяется  его  связь  с каким-то более ранним  автографом,  из  чего  следует,  что  работа над повестью была продолжена за пределами тетради,  которую  изучала Петрунина.
4. Во  втором  наброске  намечается   повествовательная логика, присутствующая   в первоначальном тексте. 

Мы также рассмотрели  второй  набросок  повести,  и  можем, в свою очередь,  сделать  следующие  выводы  о  его  влиянии  на  окончательный  замысел  повести:

1. Первоначально  Пушкин  развивает  тему  Шарлотты  Миллер. В  связи  с  ней  появляется  Герман.
2. Во  втором  наброске  Пушкин дает  предысторию  Германа,  причем  это образ Германа-романтика и мечтателя. Пушкин отказывается в дальнейшем от такого  Германа, но именно с этого фрагмента начинается разработка окончательного образа героя.
3. В данном фрагменте определяется имущественный статус героя.
4. Указание на мотив игры. Развитие этой темы в окончательном варианте повести.

§4 «Пиковая  дама»  и  «Медный  всадник»

Известно,  что  работа  над  «Пиковой дамой»  шла  одновременно с работой над текстом не только «Езерского», но и «Медного всадника». Об этом  пишет Н.Н.   Петрунина: «Внимательное чтение «Пиковой дамы» в сопоставлении с черновиками и окончательными текстами «Езерского» и «Медного всадника» приводит к заключению, что не только повесть об игроке создавалась параллельно с «Езерским»: «Пиковая дама» и «Медный всадник» также соседствовали или сменяли друг друга на рабочем столе поэта»42.

Она  замечает  следующие  текстовые  переклички:

1. « В «Пиковой даме» читаем: «Поздно воротился он в смиренный свой уголок» (VIII, 236). В основном черновике «Медного всадника» та же словесная формула: «...устрою Себе смиренный уголок» (V, 448), устраненная из окончательного текста поэмы (см. V, 139: «Он кое-как себе устроит Приют смиренный и простой»).
2. В «Пиковой даме»: «Германн трепетал, как тигр» (VIII, 239). В первоначальных вариантах черновика «Медного всадника» о Неве: «И вдруг — как тигр, остервенясь, Через гранитную ограду [Волнами] хлынула» (V, 450).
3. В «Пиковой даме»: «Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светились тускло» (VIII, 239). В одном из ранних черновиков «Езерского»: «Вдоль темных улиц фонари светились тускло до зари И буйный вихорь выл уныло» (V, 390); в другом, более позднем автографе «Езерского»: «...ветер выл. Дождь капал крупный — мрачен был Ненастный вечер» (V, 395). В основном черновике «Медного всадника»: «...мрачно было В замен угаснувшей зари Светили тускло фонари Дождь капал, ветер пел <?> уныло» (V, 476).
4. В «Пиковой даме»: «Он где-то служит и имеет порядочное состояние» (VIII, 252). В черновике «Медного всадника»: «...наш герой Живет в чулане — где-то служит» (V, 462, 489).
5. В «Пиковой даме» о Германне: «...он сидел на окошке, сложа руки и грозно нахмурясь» (VIII, 245); и о Лизавете Ивановне: «Она сидела, сложа крестом голые руки» (VIII, 244). В «Медном всаднике»: «На звере мраморном верьхом, Без шляпы, руки сжав крестом, Сидел недвижный, страшно бледный Евгений» (V, 141; ср. V, 464). Далее нам придется еще вернуться к этому совпадению в более широкой связи: за описанием «наполеоновской» позы в каждом из трех случаев воспроизводится ход мысли героя, причем благодаря отмеченному параллелизму не только углубляется характеристика самого размышляющего и ситуации в целом, но читателю дано почувствовать своеобразие жизненной позиции персонажа и нравственных его принципов.
6. В «Пиковой даме»: «В эту минуту показалось ему, что мертвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом» (VIII, 247); ср. далее: «В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась» (VIII, 251). В «Медном всаднике»: «Показалось Ему, что грозного царя, Мгновенно гневом возгоря, Лицо тихонько обращалось» (V, 148; ср. V, 480—481)»43.

Сейчас  невозможно  сказать, где  раньше  появились  представленные  словесные формулы:  в  черновиках поэм или в работе над повестью. Бесспорно лишь, что, привлекая внимание к более глубоким проявлениям взаимосвязи между этими замыслами, они расширяют вместе с тем круг косвенных свидетельств о времени и обстоятельствах создания «Пиковой дамы».

Петрунина  обращается  к  формированию  образа  города, созданного Пушкиным  в  повести  и  поэме: «И в «Пиковой даме», и в «Медном всаднике» перед нами сырой, мрачный осенне-зимний Петербург. При всем несходстве той роли и того удельного веса, который обретают картины города в поэтической системе каждого из этих произведений, их несомненно сближает одно: и там, и тут городской пейзаж проникнут ощущением внутренней напряженности и беспокойства. Это картины города, враждебного герою. Они предвещают трагические судьбы Германна и Евгения и эмоционально им созвучны».44

Интересно  то, что  в «Пиковой даме», и в «Медном всаднике»  человеческая трагедия представлена как малый эпизод из жизни большого города, как момент, когда прорываются наружу и открыто сталкиваются те противоборствующие стихии, которые в другое время присутствуют в ней в скрытом виде.

Стоит  отметить, что обе экспозиции основаны на предании, рассказе, сохранившемся в устной традиции и впитавшем в себя нравственную оценку прошлого, произнесенную новыми поколениями. Из  чего  мы  можем  сделать  следующий  вывод: и легенда о возникновении города, и семейное предание об удивительном выигрыше уже включают в себя понятие о чуде, о таинственных силах, сопутствующих человеку в его дерзком замысле. Это  очень  важно  для  понимания  фабульного  движения  произведения,  ведь  именно  отсюда ведут начало элементы фантастики. И Герман и Евгений — в момент своего жизненного кризиса пытаются противопоставить могучей логике истории, за которой стоят неведомые им неумолимые и чудесные силы, индивидуальную человеческую волю, свое стремление к счастью. Оба они не могут устоять в этом трагическом поединке и гибнут. Этим  Петрунина  и  объясняет появление  мотива, сближающего  два  произведения — мотива сумасшествия, понятого как высшее выражение трагического краха человеческой жизни.

Можно сделать вывод, что  Пушкин  идет  сложным  путем  к  созданию  «Пиковой  дамы». Замысел  повести  формировался  параллельно  с  другими  произведениями, такими  как  «Езерский»  и  «Медный  всадник». Образ  Германа  значительно  изменился,  причем  Пушкин  отказывается  о  представлении  предыстории  этого  героя. Герман  проходит  через  значительную  эволюцию,  и  достаточно  сильно  отличается  от  героя  из  черновиков.