Функции языка

Министерство  образования и науки РФ

Казанский государственный архитектурно-строительный университет

Кафедра иностранных языков 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Реферат 

“Функции языка” 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

      Выполнил:

      слушатель группы №  СЛ-13

      Колядов К. А.

      Проверил:

      преподаватель

      Бобырева Н.Н. 
 
 
 
 
 
 

Казань 2010

       Содержание 

1. Основные функции языка.

2. Функции модальности  языка.

3. Онтологический  философский подход к языку.

4. Список литературы.

     1. Основные функции языка 

     Существуют  различные попытки выделения  функций языка, однако все исследователи, расходясь в частностях, едины в том, что существуют две безусловно важнейшие функции, которые язык выполняет в человеческом бытии, — коммуникативная и познавательная.

     В утилитарно-коммуникативном функционировании языка, основная задача которого обеспечить взаимопонимание сторон, объединенных конкретными целями и общими интересами, нет необходимости использовать творческие потенции языка. Наоборот, их использование может существенно затруднить общение как бытовое, так и профессиональное. Стремление избегать неясных (непривычных) терминов и выражений является поэтому нормой в тех областях человеческого взаимодействия, где главной целью общения служит обмен необходимой информацией. Языковые штампы обыденного словоупотребления, а также формализованные языки и терминологические системы в научных и профессиональных сообществах являются своеобразным олицетворением этой сознательной установки на унификацию выразительных средств.

     Познавательная, или, как ее называют некоторые ученые, интеллектуальная, функция языка необходимо связана с установкой на духовный и культурный рост общающихся сторон (мыслящих субъектов) в процессе их со-творческого диалога друг с другом, с миром и с языком. Сказать здесь — значит показать ранее невидимое, непривычное. Такой творческий диалог с языком обогащает всех его участников, включая, конечно, и сам язык как несущее основание смыслового взаимодействия. Олицетворением со-творческого диалога с языком является национальная литература (включая философию). Здесь, с одной стороны, обогащается новыми смыслами сам язык под творческим воздействием человеческого духа, с другой — такой обновленный и обогащенный новыми творческими гранями язык способен расширять и обогащать духовную жизнь нации в целом.

     В научной и философской литературе помимо двух указанных функций обычно выделяют еще как минимум одну, причем у разных мыслителей — единых во мнении относительно первых двух функций — она всегда разная, что, на наш взгляд, уже говорит об ее избыточности. Например, Р.И. Павиленис помимо «кодирующей» (в нашем определении — утилитарно-коммуникативной) и «генеративной» (познавательной) выделяет «манипулятивную» функцию, которая, по нашему мнению, является одним из функциональных проявлений (модальностей) утилитарно-коммуникативной функции, на чем мы остановимся ниже. А.А. Ветров в книге «Семиотика и ее основные проблемы» выделяет «экспрессивную» функцию языка, смысл которой — в выражении чувств говорящего. Однако, отмечая ее «вторичный характер», поскольку большинство лингвистов не относят выражение эмоций к существенному аспекту языка, он этим сам же признает ее избыточность. Идейный вдохновитель тартуско-московской семиотической школы Ю.М. Лотман помимо «информационной» и «творческой» функций выделяет «функцию памяти», подразумевая под ней способность текста сохранять память о своих предшествующих контекстах. Текст создает вокруг себя некое «смысловое пространство», лишь в нем обретая осмысленность. На наш взгляд, знание культурного контекста, необходимое для адекватного понимания исторического памятника, равно как и знание социальных контекстов обыденного общения, относится к коммуникативной функции языка, но лишь в разных аспектах (модусах) ее проявления — в духовном и утилитарном. Также обстоит дело и с популярной у современных отечественных лингвистов и семиотиковякобсоновской классификацией функций языка. Каждая из шести выделенных Р. Якобсоном функций соответствует какому-то одному — акцентируемому в зависимости от контекста выражения — конкретному элементу речевого взаимодействия, но все вместе они выражают различные аспекты коммуникативной функции языка.

     Необходимо  заметить, что две выделенные нами функции находятся в тесном диалектическом взаимодействии, что может иногда создавать обманчивую видимость  их тождественности. Действительно, познавательная функция может почти совпадать  с коммуникативной, например в сфере  межличностных взаимодействий внутри научного сообщества (тем более в  упоминавшемся нами виртуальном  компьютерном взаимодействии), в ситуациях  межкультурного диалога, в экзистенциально  значимой беседе двух творческих личностей  и т.д.; но она также может выступать и в «чистом» виде, например в поэтическом и философском творчестве.

     Также неверно утверждать большую или меньшую значимость одной из выделенных функций языка, например коммуникативной вследствие ее непосредственной связи с каждодневным существованием людей или, наоборот, когнитивной в силу ее ярко выраженного, творческого характера. Обе функции языка — и познавательная, и коммуникативная — равно важны для нормального существования и развития языкового сознания, как отдельных индивидов, так и нации в целом. Среди них трудно выделить наиболее значимую, ибо критерии значимости в данном случае разные. В одном случае критериальными являются такие свойства речи, как общедоступность, простота и информативность (актуализация однозначного смысла), в другом же, наоборот, — ориентация на индивидуальный опыт понимания, смысловая неоднозначность (сложность) выразительных средств и наличие множества потенциальных смысловых измерений. Таким образом, в диалектическом сосуществовании двух основных функций языка (познавательной и коммуникативной) находят свое отражение два основных онтологических свойства языка, о которых уже упоминалось выше — его посредническая природа как проводника смыслового содержания (в единстве сущих и несущих характеристик), а также его имманентная укорененность в человеческом (смыслопорождающем и смыслопонимающем) бытии, на чем мы еще остановимся ниже.

2. Функциональные модальности языка 

     Высший  полюс реализации творческого потенциала языка являет собой национальная литература, а в ней в первую очередь философия, проявляющая  базовые рациональные возможности  понимания человека и мира, и поэзия, углубляющая и утончающая чувственно-эмоциональное  восприятие мира. Этот высший уровень конкретно-исторического бытия языка мы именуем креативной функциональной модальностью.

     Термин  «модальность» означает здесь качественную характеристику функциональных проявлений языка (коммуникативных и познавательных), выражающуюся в их способности оказывать  креативное (творческое), стабилизирующее  или подавляющее (репрессивное) воздействие  на языковое сознание индивидов, на их мировосприятие.

     Творческое  воздействие языка на сознание его  конкретных носителей связано со способностью национальной словесности  открывать новые горизонты бытия  и стимулировать духовный рост личности. В свете этого главная культурная задача и социальная «польза» национальной литературы состоят в том, чтобы  возделывать, «обживать» поле сокрытых (до поры) смыслов, которое потенциально доступно языковому обнаружению (выражению), но актуально не реализовано в  языковом сознании конкретной национально-языковой общности людей. Яркий, точный и насыщенный смыслами язык может не только стимулировать  развитие интеллектуальных творческих способностей, но и оказывать позитивное воздействие на нравственное сознание и эстетические качества личности. Недаром с давних времен известна поговорка: «Доброе слово и злых делает добрыми, а злое слово и  добрых делает злыми».

     Не  вызывает сомнений, что конкретно-историческое языковое сознание нации всегда относительно устойчиво, особенно в одном поколении  людей, где наиболее четко прорисовывается  единство культурных доминант и предпочтений (значимых акцентов в мировидении). Этот относительно статичный, типизированный смысловой образ реальности организуется адаптивно-стабилизирующей функциональной модальностью языка, суть которой заключается в обеспечении устойчивости и экономности коммуникативной и познавательной деятельности в социуме. Непосредственным проявлением адаптивной модальности языка служит сознательное или, что случается чаще, бессознательное пользование заведомо ограниченным набором терминов и стилистических фигур речи как рационально истолкованных (например, научные и профессиональные терминологические системы), так и неопределенных, но интуитивно ясных (слова обыденной речи). Изучение адаптивно-стабилизирующего аспекта бытия языковой реальности, наиболее зримо воплощенного в повседневной коммуникации, тесно связано с такими группами проблем, как сосуществование коммуникативных стилей; возникновение и организация дискурсивных мифологем; существование внутри общенационального языкового сознания разнообразных специфических «коммуникативных обычаев», задающих бессознательно действующие пропорции говоримого и умалчиваемого; наличие языковых «предрассудков», «дирижирующих пониманием», и т.д.

     Вне стабилизирующего адаптивного фактора  общение и познание в обществе были бы серьезно затруднены. Однако последнее  отнюдь не свидетельствует о необходимости  доминирования данной модальности  в языковом сознании вообще. Когда  «цели легкости истолкования предпочитаются остальным положительным моментам языка», тогда «уменьшается необходимость  в напряжении ума», — писал еще  В. Гумбольдт. В результате значение отдельных элементов языка (как  правило, наиболее творческих) все более затемняется, и на место воображения и фантазии встает привычность употребления, приводящая «к неизбежному отвлечению от деталей языкового устройства». Формирование языковых стереотипов приводит не только к обеднению языка, но и к подавленности языкового сознания, поскольку язык начинает выполнять роль «социального фильтра» (Э. Фромм), тормозящего осознание множества размышлений и переживаний, выходящих за рамки общепризнанного.

     Такова репрессивная модальность языка, проявляющаяся равно и в актах коммуникации, ив познавательной деятельности. Ее суть в том, что привычность словесных формулировок постепенно приводит к ограниченности и зашоренности сознания людей. Более того, этот язык будней — привычный и простой — начинает воспитывать сознание своих реципиентов, навязывая им посредством расхожих языковых штампов определенную «схему дозволенных мыслей». Так формируется, по меткому определению английского поэта и литературного критика Т.С. Элиота, «коллективное неосознанное чувство здравого смысла»5. На вышеозначенной способности языка подавлять сознание своих носителей, создавая иллюзию понимания в обход творческого осмысления происходящего, базируются технологии идеологического манипулирования массовым сознанием.

     Современная массовая культура почти целиком  построена на принципах репрессивного  дискурса, ибо ориентирована не столько на удовлетворение «культурных» потребностей, сколько на целенаправленное формирование этих потребностей, причем с несомненной тенденцией к их примитивизации и унификации. В рамках этой «культурной» стратегии весьма удобным средством формирования общественного мнения и потребительского спроса является языковой по своей сути феномен искусственной стимуляции «пред-ожидания». Суть его в том, что посредством определенных риторических приемов сначала ненавязчиво создается «ситуация ожидания», т.е. интерес потребителя культурной информации с самого начала направляется к какой-то одной (идеологически выгодной) стороне проблемы. Затем эта искусственно созданная познавательная неопределенность (а по существу, интрига) «благополучно» разрешается. Оно содержит общую оценку событий (включая мнения «специалистов») и задает тему (обычно разворачивая предысторию происходящего), занимая как минимум половину, а то и 2/3 объема информационного выпуска, и лишь в конце с выборочным умолчанием излагается сама информация, восприятие и оценка которой большинством читателей уже вряд ли будут существенно разниться от того, что им хотели внушить. Этот риторический прием использовался еще греческими софистами. Например, Сократ, разбирая вместе с Федром в одноименном диалоге Платона софистические уловки ритора Лисия, отмечает, что тот начинает свою речь с конца, давая наводящее определение того предмета, о котором еще только будет идти речь. Суть такого красноречия Сократ справедливо усмотрел в обмане и добавил дальше, что для большей эффективности такого обмана ритор должен изучить природу человеческой души — ее склонности и предубеждения, — чтобы с наибольшей легкостью обманывать там, где люди «блуждают без дороги». Этот ироничный (даже саркастичный) совет Сократа относительно того, как лучше манипулировать сознанием реципиентов, нашел «адекватное» воплощение в информационных стратегиях с самого начала их возникновения.