Цветовая картина мира М. Цветаевой

Породила доченьку — 

Синие оченьки,  
Горлинку — голосом,  
Солнышко — волосом  
Соломонова пшеница —

Косы, реки быстрые.

Что же мнится? что же снится

Дочке бургомистровой?

Несмотря на пересечение синонимических и антонимических отношений между  элементами лексико-семантического поля цветообозначений, все же можно выделить некоторые закономерности в парадигматике и синтагматике слов этого поля в поэтическом творчестве М. Цветаевой.

Я остановлюсь на синонимическом ряде с общим значением красного цвета.

 

Синтагматика цветообозначений (синонимический ряд с общим значением красного цвета)

 

Если в парадигматических отношениях лексики, отраженных в художественных текстах, выявляется система контекстуальных семантических противопоставлений и сближений слов с исходно различным в языке значением, то при исследовании синтагматических отношений можно проследить, какие слова образуют синонимический ряд, какие из этих слов, какие значения и компоненты значений каждого из них реализуются в условиях тождественной или сходной сочетаемости.

Я проанализирую наиболее представительный в поэтических произведениях М. Цветаевой (как, впрочем, и в русском языке вообще) синонимический ряд с общим значением красного цвета: красный, пурпурный, пурпуровый, алый, рдяный, ржавый, розовый, кумачовый, кумашный, румяный, червонный, багровый, багряный, маковый, малиновый, кровавый, жаркий, вишенный, цвета зари, а также некоторые цветообозначения, синонимизированные в конкретных художественных текстах с членами этого ряда, например смуглый и золотой.

Ряд с общим значением красного цвета в произведениях М. Цветаевой состоит из семи основных групп, различающихся конкретной семантикой и сочетаемостью его элементов:

а) красный цвет одежды, материи, предметов и т. п.;

б) цвет, связанный с горением: цвет огня, поверхностей, освещенных огнем, вещества, охваченного огнем или  раскаленного, след ожога, а также  цвет молнии;

в) цвет крови или вещества, поверхностей, окрашенных кровью;

г) цвет лица, губ, щек и т. п., сопутствующий  здоровью, жизненной силе, зрелости, а также отражающий душевное волнение, возбуждение;

д) цвет зари и поверхностей, освещенных восходящим или заходящим солнцем; е) цвет как геральдический знак царской власти;

ж) цвет, символизирующий бунт, революцию.

Все эти значения объединены не только семантикой доминирующего в синонимическом ряду слова красный 'имеющий окраску одного из основных цветов спектра, идущего перед оранжевым', но и общей темой 'максимальная интенсивность проявления цвета', т. е. смыслом, имеющим первостепенное значение в художественной системе М. Цветаевой.

Я попыталась выявить состав синонимических микро-групп, члены которых объединены употреблением в одном определенном значении из семи перечисленных. Специфика выделения таких микрогрупп в художественном тексте заключается в том, что цветообозначения красного и его оттенков в языке и тем более в художественном тексте часто связаны с динамическими свойствами материи, физической субстанции, имеющей красный цвет. Превращение одного цвета в другой при активном динамическом его проявлении в природных процессах определяет гиперболизацию цветообозначений в их заместительном словоупотреблении.

При обозначении красного как символа  бунта и революции наблюдается семантическая производность от красного как цвета страсти, что активно проявляется в общих для этих значений символах огня и пожара, а также крови. Поэтому при анализе синтагматических свойств членов синонимического ряда с общим значением красного цвета я рассматриваю не все сферы употребления таких слов, а только, как мне представляется, семантически первичные, во всяком случае в системе поэтического языка М. Цветаевой.

Красный цвет одежды, материи, предметов и т. п.

Номинативное значение слова красный и его синонимов является в поэтических произведениях М. Цветаевой семантической основой большинства переносных и символических значений благодаря широко развитым в языке коннотациям, связанным с номинацией красного. Так, при обозначении красного цвета одежды, ткани, предметов домашнего обихода в стихах и поэмах Цветаевой отчетливо проявляется знаковый характер красного цвета и его оттенков:

1) Белый стан с шнуровочной, Да красный кушак. — Что за круг меж бровочек, Кумашный пятак?

2) Красный бант в волосах! Красный бант в волосах! А мой друг дорогой — Часовой на часах

3) И плащ его  красен, И конь его бел

4) — Всё восхваляли! Розового платья Никто не подарил!

5) Полыхни малиновою  юбкой 

6) Молодость!  Мой лоскуток кумашный!

7) Колотёры-молотёры, Полотёры-полодёры. Кумашный стан, Бахромчатый  штан 

8) Кафтан —  нет белее.

Кушак — нет алее...

9) В небе-то  — ясно, Темно — на дне. Красный  один Башмачок на корме 

10) Я не танцую, — без моей вины

Пошло волнами  розовое платье

11) За плащом  — рдяным и рваным 

12) За пыльным  пурпуром твоим брести в суровом  Плаще ученика 

13) Огненный плащ  его, Посвист копья его, Кровокипящего Славьте — коня его!

14) Девчонка Моя  кровать была бы голубая, Нет,  — алая! А в головах — Амур 

15) Словно лес какой червонный —

Все склоняются знамена...

 

В цитированных контекстах знаковый характер имеет фольклорное сближение  красного и белого как выразителей положительных эмоций (1, 8), «красный бант» героини (2) — знак ее страсти, «красный башмачок» княжны, погубленной Разиным (9), — след и знак ее жизни, «розовое платье» героини — знак ее мечты в одном контексте (4) и знак юности в другом (10), «малиновая юбка» (5) и «лоскуток кумашный» (6) — знаки молодости на излете, «алая кровать» (14) — знак мечты о красивой и богатой жизни девчонки из пьесы о Казанове, «пыльный пурпур» (12) и «рдяный плащ» (11) в цикле стихов «Ученик» символизируют духовную власть ведущего над ведомым, учителя над учеником, любимого над любящей; «кумашный стан» полотёров, отождествленный с пожаром (7), — символ бунта, революции; слово червонный непосредственно относится к знамени (15).

Цвет, связанный  с горением

Значение 'цвет, связанный с горением — цвет огня или поверхностей, освещенных огнем, вещества, охваченного огнем  или раскаленного, цвет ожога, а также  цвет молнии' реализуется у Цветаевой употреблением слов красный, малиновый, пурпуровый, пурпурный, алый, червонный, золотой, а также многочисленными метафорами и перифразами типа зажглась, горит, пожар, костер, факел, петух, коралл. Слова собственно цветовой номинации представлены в таких контекстах:

1) Не красный пожар лесной 

2) На красных факелов жгуты

3) С красной молнией и громом 

4) Железом ты в меня впился, Как огневая полоса Под красными щипцами — След твоих рук — на память!

5) И, все уже отдав, сей черный столб

Я не отдам — за красный нимб Руана!

6) Огнепоклонник! Не поклонюсь! В черных пустотах твоих красных Стройную мощь выкрутив в жгут — Мой это бьет — красный лоскут!

7) Красною кистью

Рябина зажглась

8) Хворост — сер. Хочешь — ал?

Вместо хворосту — коралл

9) А вон за тою дверцей, Куда народ валит, — Там Иверское сердце, Червонное, горит

10) Под смуглыми веками —

Пожар златокрылый 

11) Нагота ищет покрова, Оттого так часто горят

Чердаки — часто и споро —

Час, да наш в красном плаще!

12) Грязь явственно сожжена! Дом  — красная бузина! Честь царственно  спасена! Дом — красная купина!

13) В сини волны в упор Грудь  высокую впер. Посерёдке — костер, Пурпуровый шатёр

14) Жив! Не сожжен, а жгущ, Бьющ  — тако огнь пурпурный Лемноса 

15) То не два крыла — В  золотой костер, То Царевич наш Две руки простер,

Две руки свои разом поднял

В золотую зарю господню!

 

Примеры показывают, что в перифрастических обозначениях огня, содержащих слово красный, именной частью являются, как правило, названия конкретных предметов, одежды, плодов, построек и т. д.: красный шатер, красный факел, красный лоскут, красный плащ, красная бузина и др., но наряду с такими перифразами типичны для Цветаевой и перифразы, отсылающие к традиционной библейской символике: красный нимб, красная купина, В таком словоупотреблении можно видеть одно из важнейших свойств цветаевской поэтики — представление символа материальной субстанцией.

Цвет крови  или веществ и поверхностей, окрашенных кровью

Это значение представлено в поэзии М. Цветаевой употреблением слов с четырьмя различными корнями: красный, пурпурный, пурпуровый, рдеть (рдянь), ржавый:

1) Красною кровью своей клянусь

И головою своей кудрявой

2) Не отца седого скорбь Черная, не крови братней Ныне выцветшие пятна, — Пурпурные и поднесь!

3) Пурпуром омрача Меч, улыбался, аще Бог

4) Т е з е й

 Убей, Царь! Да рдеет Меч!

5) Ночь — ежели черная,

— Кровь ежели красная,

Бабёнка невздорная,

Да на всё согласная 

6) Вынимает из тела грешного

Пурпуровую — всю — булавочку 

7) Царь, еще не докончил сказки! Этой крови узревщи рдянь, Царь, сними роковую дань С града грешного...

8) А от губ — двойной канавой — Что за след такой за ржавый?

— Бог спаси нашу державу! —  Клюв у филина кровавый!

 

Слово кумач можно было бы отнести к этому ряду по цветовому подобию, на которое указывает контекст, но не по способу цветовой номинации:

А кумач затем — что крови

Не  видать на кумаче!

Цвет лица, губ, щек и т. п.

Цветообозначения, связанные с  указанной семантикой, представлены у Цветаевой словами красный, рдяный, румяный, розовый, смуглый, алый, вишенный, малиновый, пурпуровый или их однокоренными:

1) Губки красные — что розы: Нынче пышут, завтра вянут, Жалко их — на привиденье, И живой души — на камень

2) Лик — шар сургучовый, краснее клопа.

«Ох, батюшки, — так и ушел без  попа!» 

3) «Строен, рдян, Стар, сутул...» Мой заман! Мой посул!

4) Зардевшийся под оплеухою славы — Бледнеет

5) От румяных от щек —

Шаг — до черных до дрог!

6) Слово странное — старуха! Смысл неясен, звук угрюм, Как для розового уха Темной раковины шум

7) Полыхни малиновою юбкой, Молодость моя! Моя голубка Смуглая!

8) — Где, красавец, щеки алые?

«За ночь черную — растаяли»

9) Оттого что бабам в любовный  час Рот горячий-алый — дороже глаз, Все мы к райским плодам ревнивы, А гордячки-то — особливо

10) Боже, в тот час, под вишней  — С разумом — что — моим, Вишенный цвет помнившей Цветом  лица — своим!

11) Исполать тебе, Царь-Буря, будь здорова!

Рот у мальчика — что розан  пурпуровый!

Цвет зари и  поверхностей, освещенных восходящим или заходящим солнцем

Это значение реализуется в поэтических  произведениях М. Цветаевой употреблением слов красный, малиновый, рыжий, румяный, пурпуровый, смуглый, золотой и однокоренных:

1) Думаешь — глаз? Красный всполох  — Око твое! — Перебег зарев!);

2) Заревом в лоб — ржа,

Ры-жая воз-жа!

3) А над Волгой — заря румяная, А над Волгой — рай

4) И льется аллилуйя

На смуглые поля

5) Всё выше, всё выше — высот Последнее злато. Сновидческий голос: Восход Навстречу Закату

6) Заря малиновые полосы

Разбрасывает на снегу 

7) Небо дурных предвестий: Ржавь  и жесть. Ждал на обычном  месте. Время: шесть 

8) Все в пурпуровые туманы

Уводит синяя верста.

 

Специфика употребления членов этого  ряда в цитированных и подобных им контекстах состоит, по-видимому, в том, что Цветаева обозначает солнечный свет преимущественно в переходных состояниях восхода и заката, т. е. свет, превращенный в цвет, что вызывает гиперболическое обозначение цвета поверхностей, освещенных солнцем.

Слово красный обозначает цвет солнца, зари в уподоблении огню («Красный всполох — ||Око твое! — Перебег зарев!»; «Красный круг заря прожгла мне») или крови (например, в образной системе цикла «Георгий»).

Цветаева в этом случае испытывает различные средства цветообозначения, выбирая из них наиболее сильные  в каждом конкретном случае в соответствии с идеологическим, философским, эмоциональным содержанием произведения.

 

Гипербола в  цветообозначении

Поскольку поэтика М. Цветаевой  — это во многом поэтика безмерности, безграничности, выхода за пределы, гипербола  в ее творчестве — важнейшее средство передачи смысла. Гиперболичность цветообозначения может проявляться по-разному: формами превосходной степени прилагательных (белейший, наичернейший), сравнительными оборотами (Бузина глаз моих зеленей!), метафорой (И, упразднив малахит и яхонт), заместительным цветообозначением (Как дети, в синеве простынь).

Формы превосходной степени образуются у Цветаевой разнообразными способами, возможными в русском языке — присоединением суффикса -ейш-, приставок наи- и пре- — преимущественно от прилагательных черный и белый, изначально связанных с противопоставлением света и тьмы со всеми их коннотациями:

1)На дохлого гада

Белейший конь

Взирает вполоборота

2)Пребелейшей Ариадны

Все мы — черные вдовцы

3)Ревностнейшей из критянок,  
В сем чернейшем из капканов

Мужу, светлому лицом, Афродита, будь лучом!

4)Мерься, мерься, взор пресиний, С тою саблей красною!

5)Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший — сер!

 

Цветообозначения черного и  белого, представленные в поэзии М. Цветаевой формами превосходной степени, в большинстве случаев  совмещают в себе значения собственно цветовые и символические, связанные с понятиями радости и горя, добра и зла.

Оценочная инверсия черного и белого, составляющая особенность поэтического мира М. Цветаевой, практически не касается употребления форм превосходной степени  прилагательных: вероятно, эти формы  препятствуют их переосмыслению вследствие своей абстрагирующей потенции. Тем не менее в строке «В мире, где наичернейший — сер» превосходная степень прилагательного связана с положительной семантикой черного как с точкой отсчета, критерием оценки. Однако оценка наичернейший трактуется автором как ложная, принадлежащая чуждому миру эмоциональной и духовной ограниченности, а оценка сер принадлежит миру Цветаевой.

В произведениях М. Цветаевой нередко  гиперболой одного цвета является другой. Такая возможность языковой семантики заложена в самой природе: цветовые границы спектра не фиксированны, интенсивность цвета увеличивается именно в зоне перехода одного цвета в другой. Изменение цвета часто связано в природе с предельным состоянием вещества, например при горении, созревании. Кроме того, возможно образование различных оттенков при смешении красок, в чем тоже проявляется способность к переходу одного цвета в другой.