Шпаргалка по "Концепции современного естествознания"

Бор: «Я убежден, что речь здесь  идет о чистом недоразумении. Нельзя смешивать в одну кучу разные вопросы, которые, по-моему, относятся к различным  способам рассмотрения, находящимися между собой в отношении дополнительности. Когда мы говорим о свободе  воли, то имеем в виду ситуацию, в  которой обязаны принимать решения. Эта ситуация находится во взаимоисключающем  отношении к другой ситуации, в  которой мы анализируем побудительные  причины наших поступков, или  точно так же к ситуации, в которой  мы изучаем физиологические процессы, например электрохимические реакции  в мозге. Таким образом, речь здесь  идет о типично дополнительных ситуациях, и потому вопрос, детерминированы  ли события природными законами вполне или лишь статистически, не имеет  непосредственного отношения к  проблеме свободной воли. Естественно, разные способы рассмотрения обязаны  в конечном счете совпасть, т. е. должна обнаружиться их непротиворечивая принадлежность к одной и той же действительности; но как это конкретно произойдет, мы пока еще не знаем. Наконец, когда  заходит речь о божественном вмешательстве, то, очевидно, имеется в виду не естественнонаучная обусловленность события, а смысловая  связь, соединяющая это событие  с другими или же с человеческим мышлением. Эта смысловая связь  тоже принадлежит действительности, ничуть не менее, чем естественнонаучная обусловленность, и относить ее исключительно  к субъективной стороне действительности было бы, конечно, слишком грубым упрощенчеством. Впрочем, и здесь кое-чему могут  научить аналогичные ситуации в  естествознании. Как известно, существуют биологические явления, которые  мы сообразно их природе описываем  не в каузальном, а в финалистском аспекте, т. е. в отношении к их цели. В пример можно привести процессы заживления организма после повреждений. Финалистская интерпретация находится здесь в типичном отношении дополнительности к описанию процесса по известным физико-химическим или атомарно-физическим законам; т. е. в одном случае мы спрашиваем, ведет ли процесс к желаемой цели, к восстановлению нормальных соотношений внутри организма, а в другом случае исследуем каузальный порядок молекулярных процессов. Оба способа описания взаимно исключают друг друга, но не обязательно противоречат друг другу. У нас есть все основания предполагать, что законы квантовой механики окажутся столь же справедливыми в живом организме, как и в мертвой материи. Тем не менее финалистское описание тоже вполне корректно. По-моему, развитие атомной физики просто научило нас необходимости мыслить тоньше, чем прежде».  {216} 

— Мы опять, как всегда, слишком легко сбиваемся на гносеологический аспект религии,— заметил я,— а филиппики Дирака против религии касались именно ее этической стороны. Дирак прежде всего хотел обличить лицемерие или самообман, которые слишком часто соседствуют со всяким религиозным мышлением и которые он с полным правом находит невыносимыми. Правда, при этом он превратился в какого-то фанатика рационализма, а у меня такое чувство, что рационализма здесь недостаточно.

— Мне кажется, очень хорошо то,— заметил Нильс,— что Дирак столь энергично указал на опасность самообмана и внутренних противоречий; но, конечно, после этого было также крайне необходимо, чтобы Вольфганг своим остроумным последним замечанием обратил его внимание на то, до чего трудно избежать подобной опасности. Нильс завершил беседу одной из тех историй, которые он любил рассказывать в таких случаях: «Неподалеку от нашего загородного дома в Тисвильде живет человек, повесивший над входной дверью своего дома подкову, которая по старому народному поверью должна приносить счастье. Когда один знакомый спросил его: «Как, ты настолько суеверен? Неужели ты действительно думаешь, что подкова принесет тебе счастье?», он отвечал: «Конечно, нет; но говорят, что она помогает даже тогда, когда в это не веришь».

6.Наука  о роли гуманитарных ценностей  в развитии общества

 Проблемы смысла жизни, ее  упорядочения, поиска жизненных  точек опоры являются философскими  проблемами. Однако, единство культуры  заключается в том, что основополагающие  бытийные проблемы объединяют  все стороны духовной культуры  – философию, науку, искусство  и религию, в каждой из которых  эти проблемы осмысливаются собственными  философскими способами, с помощью  собственных аргументов обосновываются  найденные решения.

Научное самосознание, то есть обращение  науки к самой себе, к вопросам ее бытийного существования и  соотнесения этого существования  с жизнью человечества, сопровождало развитие научного познания с самого начала его возникновения, приобретая все более развитые формы. Для  каждой эпохи были характерны особенности  научного самосознания, неразрывно связанные  с особенностями человеческой истории  и возможностями науки в конкретном историческом времени. Зрелость научной  формы познания мира приводила к  развитости научного самосознания, представленного  разумом выдающихся ученых. Таким  выдающимся ученым 20 столетия был немецкий физик В.Гейзенберг.

 Для Гейзенберга вопрос о  роли духовных ценностей в  обществе был принципиальным. Более  того, этот вопрос возникал для  него не только в ракурсе  признания важнейшей роли духовных  ценностей, а как проблема приоритета  духовных ценностей над материальными.  Идея приоритета духовного над  материальным в человеческой  культуре была заложена древнегреческими  мыслителями – так считал Гейзенберг  и был абсолютно прав. Дальнейшие  человеческие поиски в понимании  соотношения духовных и материальных  ценностей, происходившие в течение  многих столетий, приводили к  новым результатам, но в основе  западно-европейской культуры заложен  прочный фундамент выводов древних  греков. Именно в этом Гейзенберг  видел одну из исторических  заслуг античной философской  культуры. Он писал: «… занятие  античностью формирует в человеке  такую шкалу ценностей, в которой  духовные ценности ставятся выше  материальных. Ведь любой след, оставленный  греками, непосредственно свидетельствует  о примате духовного».

Гейзенберг прекрасно понимал, что развитие цивилизации приносит с собой как все большее  подтверждение этой великой, провозглашенной  древними греками, идеи, так и целый  ряд аргументов в пользу сугубо утилитарного подхода к жизни людей и  общества. Почти полвека тому назад  он отмечал тот печальный факт, что среди людей бытует мнение о том, что идея примата духовного  над материальным устарела. Как ученый, строго соотносящий свои суждения с  фактами, он не отворачивался от жизненных  реалий: «…современный человек может  возразить, что-де наше время показало, будто все зависит именно от материального  могущества, от запасов сырья и  уровня индустрии, и материальное могущество сильнее любого духовного. Поэтому  стремление научить детей ставить  духовные ценности выше материальных, по сути дела, не отвечает духу нашего времени».  Возражая такому подходу  к жизни общества, Гейзенберг писал  о том, что не только в обычных  ситуациях, но особенно в критические  моменты различного рода крайних  противостояний противоположных сил, не может не вставать вопрос о том, что движет человеком в его  борьбе, то есть какова идейная основа его действий. И именно в таких  условиях особенно важна роль духовных ценностей. Он рассуждал: «Когда стрела слетела с лука, она летит своим  путем, с которого ее может сбить  только более мощная сила; но до этого  ее направление определяется только тем, кто целится, и без наделенного  духом и выбирающего цель существа она вообще не может лететь. А  поэтому, быть может, не так уж плохо, если мы учим молодежь не слишком принижать  духовные ценности».

Идея следования приоритету духовных ценностей над материальными  представлялась Гейзенбергу реализуемой  только в том случае, если она  является основополагающей в образовательном  процессе. Получив прекрасное гуманитарное образование в одной из лучших гуманитарных гимназий, Гейзенберг в  своей речи, посвященной столетнему юбилею этой гимназии, поставил проблему о соотношении гуманитарного  образования и современных естественнонаучных знаний. Осмысливая свой собственный  опыт, опыт развития западно-европейской  культуры, Гейзенберг сделал целый  ряд глубоких выводов, носящих философский  характер. Это выводы о культурной традиции в истории человечества, об основах западно-европейских  ценностных устремлений, о роли гуманитарного  образования не только для развития гуманитарной культуры, но и всей культуры в целом, в том числе о роли его для развития современной  науки и техники. Изучение древнегреческой  философии, собственное осмысление трудов Платона, его диалогов привело  великого физика 20 столетия к выводу о том, что «вряд ли возможно продвинуться в современной атомной физике, не зная греческой натурфилософии». Принципиальная, предельно обобщающая воззрения на мир философская  точка зрения, характерная для  античной философии, стала исходным основанием современной культурной традиции. Гейзенберг писал: «Великий, наполняющий нашу эпоху поток науки и техники исходит стало быть, из двух источников, лежащих в сфере античной философии. И хотя за это время он впитал в себя также и другие влияния, умножившие его плодотворные воды, истоки его все еще достаточно хорошо различимы. Вот почему и естественные науки могут извлечь пользу из гуманитарного образования. Разумеется, те, кто считает более важным практическую подготовку юношества к жизненной борьбе, всегда могут возразить, что знание этих духовных истоков все-таки не имеет большого значения для практической жизни. Чтобы успешно существовать, говорят они, надо овладевать навыками, практически необходимыми в современной жизни: новыми языками, технологическими методами, сноровкой в делах и расчетах, – а гуманитарное образование – только украшение, только роскошь, которой могут пользоваться лишь те немногие, кому судьба более, чем другим, облегчила борьбу за жизнь.

Возможно, для многих людей, которые  всю жизнь занимаются практической деятельностью и не стремятся  содействовать духовному формированию нашей эпохи, эти доводы являются вполне убедительными. Но  тот, кто  этим не довольствуется, кто хочет  дойти до самой сути в том деле, которым он занимается, будь это  техника или медицина, – тот  рано или поздно придет к этим античным истокам и многое приобретет для  своей собственной работы, если научится у греков радикальности мышления, постановке принципиальных проблем. Мне  кажется, что, например, труды Макса  Планка позволяют достаточно ясно увидеть, какое плодотворное влияние оказала  на его мышление гуманитарная школа. Здесь можно, пожалуй, сослаться  и на мой собственный опыт».

Гейзенберг вводил в дискуссию  с собой самых различных оппонентов, носителей самых разнообразных  возражений. Иногда даже возникает  впечатление, что образ кого-то из оппонентов с его тезисами создает  сам великий физик, делая этот образ собирательным, а идеи оппонента  максимально содержательными с  тем, чтобы его собственная позиция  была наиболее доказательной.

Он писал: «Когда в наше время  говорят о ценности гуманитарного  образования, то утверждение о том, что контакт современной атомной  физики с натурфилософией – это-де уникальный случай, а естественная наука в целом, техника и медицина практически не касаются таких принципиальных проблем, вряд ли можно считать убедительным возражением. Оно неверно уже  потому, что многие естественнонаучные дисциплины в своих основаниях  тесно связаны с атомной физикой  и, следовательно, приводят в конечном счете к тем же принципиальным проблемам, что и сама атомная  физика. Химия возводит свое здание на фундаменте атомной физики, современная  астрономия теснейшим образом связана  с ней, без атомной физики в  ней едва ли возможен какой бы то ни было прогресс, и даже в биологии уже перебрасываются мосты к  атомной физике. В последние десятилетия  в гораздо большей степени, чем  раньше, стали заметны связи между  различными естественными науками. Повсюду распознают признаки их общего истока, а этот общий исток кроется  в конечном счете в античном мышлении.

Это утверждение как бы возвращает меня к тому, с чего я начал. Западноевропейская культура начинается там, где возникает  тесная связь между постановкой  принципиальных проблем и практической деятельностью. Это было осуществлено греками. Вся сила нашей культуры и поныне покоится на этой связи. Еще  и сегодня почти все наши достижения исходят из нее, и в этом смысле выступать за гуманитарное образование  – значит просто выступать за Запад, за его культурообразующую силу…

Вера в гуманитарную гимназию есть, стало быть, вера в Запад, в его  мышление, его религию, его историю».

Гейзенберг был убежден в  том, что гуманитарные ценности в  обществе могут утверждаться только на основе образования с соответствующей  гуманитарной направленностью. Он отдавал  себе отчет в том, что само образование  может быть сухим и скучным, что  и учитель, и ученик могут быть далеко не ангелами. Но при всем этом качество того или иного образования  не зачеркивает проблему его важности как такового вообще для человека. Существуют факты прекрасного образования, и таким фактом для Гейзенберга  была та гуманитарная гимназия, которую  он окончил и которой он не переставал восхищаться и воздавать должное.

Он писал: «Образование, если угодно, – это яркое сияние, окутывающее  в нашей памяти школьные годы и  озаряющее всю нашу последующую  жизнь. Это не только блеск юности, естественно присущий тем временам, но и свет, исходящий от занятия  чем-то значительным.

Атмосфера бесед о греческих  поэтах и римских кесарях, знакомства со статуями Фидия в книгах по истории, музыкальных занятий в школьном оркестре, благодаря которым Гайдн  и Моцарт вошли в нашу жизнь, шиллеровских стихотворений, которые способнейшие ученики должны были декламировать с кафедры…Школьные годы образуют цельную эпоху нашей жизни, и все, что бы мы ни делали в это время, так или иначе определено духовным миром, открывшимся нам в процессе обучения в школе. И если мы говорим о влиянии гуманитарной гимназии, не надо думать, что речь идет об одних только уроках, о наших учителях и о большом здании в Швабинге. Влияние это гораздо шире. Когда в эпоху молодежного движения мы отправлялись с друзьями на Остерзее и, сидя в палатке, читали вслух «Гипериона» Гёльдерлина, когда на одной из вершин Фихтельгебирге мы ставили «Битву Германна» фон Клейста, когда ночью у лагерного костра мы играли чакону Баха или менуэт Моцарта – каждый раз нас плотно обступал тот духовный воздух Запада, в который ввела нас школа и который стал для нас жизненно необходимым элементом…»

Чтобы на земле господствовала подлинно человеческая жизнь с ее гуманитарными  ценностями, необходимо, считал Гейзенберг, процветание духовной жизни. Счастье  человека неразрывно связано с развитостью  его души и духовных устремлений.

Он писал: «Мы хотим, чтобы здесь, в Европе, вновь процветала    духовная жизнь, чтобы и впредь здесь  рождались идеи, определяющие лицо мира. Внешние условия европейской  жизни станут счастливее, чем в  последние 15 лет, по мере того как мы будем глубже осознавать собственные  истоки и обретать пути к устроению  гармоничного сотрудничества на нашей  части Земли. Этой задаче мы подчиняем  всю нашу жизнь. Мы хотим, чтобы вопреки  всей внешней смуте наша молодежь вырастала в духовной атмосфере  Запада, чтобы она достигла тех  животворных истоков, которыми живет  наш европейский мир вот уже  более двух тысяч лет».