Соотношение права и языка

 

Факт, таким образом, неизбежно  детерминирован связью, он - не просто предмет, вещь или явление, а именно со-бытие, совместное бытие некоторого количества предметов, вещей, явлений. Существование объекта важно  не само по себе, а с точки зрения возможности его вхождения в  со-бытие, и именно в со-бытии объекты  обретают свою форму.

 

Следовательно, факт - это  связь как минимум двух объектов. Такой факт представляется как основополагающий субстрат бытия, как начальное обнаружение  смысла в мире.

 

Поэтому, как было отмечено выше, и знак, минимально необходимый  для обозначения факта, - знак-предложение, а не знак-имя.

 

Вместе с тем, в диссертации  рассмотрены и нетипичные семиотические  средства, участвующие в обозначении  правовых норм - знаки-эмблемы, знаки-образы, знаки-формулы, знаки-символы.

 

Глава III - «Гносеологическая  характеристика отношения «Язык - Право» посвящена рассмотрению гносеологической функции языка в отношении  правовых норм.

 

22

 

Язык не только дает возможность  правовым нормам объективно существовать. Он также обеспечивает возможность  познания правовой реальности субъектами, а через нее - возможность для  интерпретации права и правотворчества. В этом усматривается проявление другой важной функции языка в  отношении норм права - функции гносеологической.

 

Гносеологическая функция  языка, осуществляемая в отношении  права, - это способность языковых знаков выражать смысл нормативных  суждений государства – правовых норм.

 

Познание вообще можно  определить как деятельность разумных существ - людей, -направленную па приобретение, закрепление и передачу знаний, т.е. некоторой информации, об окружающей действительности. Познание - необходимая, атрибутивная характеристика сознательной деятельности. Процесс познания мира начинается с момента рождения человека и сопровождает его на протяжении всей жизни. Всякая осмысленная деятельность людей неотделима от познания; более  того, без познания она была бы невозможной.

 

Познание неотделимо от языка, оно осуществляется посредством  языка и его результаты оформляются  в виде языка. "Если бы знание не было языком, им нельзя было бы оперировать  в обществе. Предмета, образ которого сознание создает, нет, один человек  не может передать другому еще  не сделанный топор, план которого у  него имеется в голове, но он может  передать ему этот план, если он принял чувственно воспринимаемую форму... Язык - форма существования знания. Отсюда и само знание всегда выступает в  виде какого-то языка"[35].

 

Язык играет важную роль еще  на чувственной ступени познания окружающей действительности - на уровне ощущений и восприятий. Например, человек, впервые оказавшийся в судебном заседании, слушает речи прокурора, адвоката, членов суда, наблюдает за их действиями. В результате восприятия такой информации, в его сознании формируется чувственный образ  судебного процесса. Это еще, конечно, не абстрактный гносеологический образ  рационального познания, но то, что  роль языка при его формировании недооценить нельзя, сомнений не вызывает.

 

Однако говорить собственно о познании норм права на уровне восприятий и ощущений еще нельзя. Противоположной точки зрения придерживается, например, Н.В. Щербакова. Она пишет: "Познание нормы для большинства  граждан идет не через ее прочтение  в тексте, а воспринимается через  поступки окружающих людей, через призму реальных правоотношений... Посещение  зала судебного заседания, участие  в процессе дают гораздо больше, чем прочтение текста кодекса"[36].

 

Мы не можем согласиться  с таким подходом. Конечно, не подлежит сомнению, что правоотношение - это  жизнь правовой нормы. Вне правоотношения норма существует просто как высказывание, и лишь через правоотношение она  приобретает свои реальные юридические  характеристики. Но означает ли это, что  знание о норме можно получить через правоотношение, будучи свидетелем (или даже участником) применения нормы? Думается, что не означает.

 

Норма - абстрактная модель поведения, рассчитанная на многократное применение. Правоотношение - процесс  и результат применения этой модели к конкретному событию. Будучи участником или свидетелем такого применения, человек познает именно сам процесс  применения модели. Он остается в полном неведении относительно содержания применяемой нормы, ее структуры, а  потому не представляет себе возможностей "поведения" этой нормы в другой ситуации.

 

Иными словами, познание нормы  через ощущения и восприятия, т.е. через чувственное познание, - есть познание конкретного, а не абстрактного. Может быть, с точки зрения

 

23

 

обыденного правосознания  этого и достаточно, но говорить здесь о познании нормы права  как феномена нельзя. "Ощущение и  восприятие правовых явлений и процессов, - пишет Д.А. Керимов, - не дают еще  возможности человеку не только понять их сущность, но даже внешнее характерное  сходство тех или иных явлений  и процессов с другими явлениями  и процессами данного рода..."[37].

 

Поэтому познание норм права  как абстрактных моделей человеческого  поведения полностью возможно только на уровне рационального познания - познания, осуществляемого в логических, а следовательно, языковых формах.

 

Мри некоторых условиях смысл  и значение могут не совпадать. Очевидно, что причин такой ситуации может  быть несколько.

 

Представляется, что гносеологическая функция языка осуществляется в  отношении правовых норм всех стадиях  как в процессе их создания, так  и в процессе их применения и доктринального осмысления.

 

Мы полагаем, что результаты гносеологической функции языка, осуществляемой в отношении норм права, закрепляются в четырех формах:

 

а) креативной - в виде текста проекта правового акта;

 

б) интерпретационной - в виде выявленного смысла нормы на уровне ее интерпретации;

 

в) верификационной - в виде установления истинности или ложности нормы в процессе ее специального познания;

 

г) критической - в виде дачи отрицательной или положительной  оценки норме. Каждая из указанных форм обладает своей спецификой, которую  попробуем осветить

 

далее.

 

Креативная форма. В процессе создания правовых норм, т.е. в процессе правотворчества, познанию отводится  огромная роль. Мы согласны с высказанным  в литературе суждением, что любая  правовая норма - результативное выражение  правотворческого познания, своеобразный познавательный образ, представляющий собой сложный феномен, включающий чувственные компоненты[38].

 

И действительно: появление  любой правовой нормы невозможно без предварительного познания социальных реалий, вызвавших потребность в  такой норме. В процессе конструирования  нормы должны быть познаны все  факты, события, явления, относящиеся  к предмету регулирования будущей  нормы. Однако познание в правотворчестве  происходит не непосредственно, не через  эмпирическое наблюдение или эксперимент. Факты, явления и события, анализируемые  в правотворческом процессе, тоже опосредованы языком, разработчики норм имеют дело со всевозможными текстами, свидетельствующими о тех или  иных фактах социального бытия и выступающими сами по себе в качестве языковых фактов. "Познавательные процедуры законотворческого органа сводятся не к познанию неизвестных объективных закономерностей права, открытию нового, чего-то неизвестного правовой науке, а к узнаванию того, что уже в науке есть и может быть полезным при разработке соответствующего законопроекта", - отмечает В.М. Сырых[39]. Следовательно, законодатели и непосредственные разработчики норм имеют дело именно с уже объективированными в языке данными.

 

К числу текстов, содержащих необходимые для правотворчества  данные, видимо, следует отнести  следующие:

 

24

 

- тексты действующих нормативных  правовых актов, регулирующих  аналогичные или смежные правоотношения; их использование в нормотворчестве  необходимо, чтобы будущие нормы  не вступили в коллизию с  уже действующими;

 

- тексты ранее действовавших  нормативных актов с аналогичными  предметами правового регулирования;

 

- тексты зарубежных нормативных  актов, регулирующих сходные отношения;

 

- тексты научных трудов (монографий, учебников, статей, диссертаций  и т.д.) ученых-правоведов, специализирующихся  в данной отрасли права, а  также специалистов тех отраслей  неюридических наук, область научных  интересов которых сопряжена  с предметом регулирования создаваемого  акта;

 

- тексты публикаций в  средствах массовой информации  по вопросам, подлежащим правовому  урегулированию в конкретных  случаях.

 

При необходимости могут  привлекаться и иные текстуальные источники.

 

Поэтому крайне важной представляется задача надлежащего информационного  обеспечения подготовки проектов правовых актов, представляющего собой комплекс мероприятий, направленных на своевременное  и полное получение всеми участниками  работы над проектом необходимых для разработки проекта сведений, а также материальные средства, требующиеся для проведения указанных мероприятий.

 

Таким образом, креативная форма  осуществления гносеологической функции  проявляется, в основном, в познании текстов, содержащих информацию, необходимую  для создаваемого нормативно-правового  акта.

 

Интерпретационная форма. Основная цель познания любой правовой нормы - это раскрытие, обретение ее смысла. Норма, смысл которой не раскрыт  или раскрыт не в должной мере, не может полноценно реализовываться.

 

Надо отметить, что в  науке нет единства относительно того, что следует понимать под  подлинным смыслом нормы. Налицо два подхода: объективистский и  субъективистский[40].

 

Сторонники первого из них полагают, что истинный смысл  правовой нормы в том, что в  действительности выражено в ней, а  не в том, какие цели ставил перед  собой нормотворец относительно плана выражения нормы. Так, по мнению П.Е. Недбайло, "...при толковании выясняется не то, что хотел сказать законодатель, а только то, что он сказал в данном

 

И акте..."[41].

 

По мнению сторонников  субъективизма, определяющим критерием  выявления смысла нормы должно служить  намерение законодателя. Приоритет  отдается здесь не налично выраженному  в знаковой форме, а целеполаганию  нормотворца. Иллюстрацией такого подхода  может служить, например, такое суждение А.С. Пиголкина: "В процессе осуществления  правовая норма сама по себе остается неизменной с точки зрения содержания, и задача толкования ограничивается лишь установлением того смысла, который  вложил в него законодатель"[42].

 

Автор этой работы склоняется к первому из отмеченных подходов. Думается, что субъективистский подход неприемлем ввиду не совсем корректной трактовки со стороны его приверженцев самого понятия смысла.

 

Как мы уже отмечали выше, смысл нормативного высказывания не совпадает с его значением. Значение закладывается адресантом высказывания, смысл же устанавливается адресатом. Заметим, что несовпадение это понятийное.

 

25

 

Смысл нормативного высказывания может быть определен как осознанное отношение адресата к значению (пропозиции) такого высказывания через его языковую форму.

 

Что же касается целей законодателя относительно конкретной нормы, то существует,

 

по нашему мнению, несколько  аргументов, предостерегающих от идеи телеологического толкования.

 

Во-первых, в таких случаях  происходит присвоение воли правотворца  субъектами применения права. Ровным счетом не существует никаких гарантий, что  законодатель имел в виду именно ту идею, которую "установил" правоприменитель в процессе целевого толкования нормы. Тем более, если речь идет о толковании законодательных актов, принимаемых  парламентом, единая воля которого - понятие  довольно условное.

 

Во-вторых, телеологическое  толкование отчасти "расхолащивает" и самого законодателя, который, при  условии распространения этого  подхода, не будет стремиться к точному  соблюдению требований юридической  техники.

 

В-третьих, возможна и такая  ситуация, когда правоприменитель осуществит акт целевого толкования той или  иной нормы применительно к конкретному  случаю, а нормотворец затем издаст акт аутентичного толкования той  же норме, где придаст ей совершенно иной смысл.

 

В-четвертых, даже если телеологическое  толкование в конкретном случае выявило  тот смысл, который имел в виду законодатель, это не должно означать, что норма во всех остальных случаях  должна толковаться именно так до тех пор, пока она не будет изменена самим законодателем либо разъяснена в аутентичном или легальном  официальном порядке. Иное означало бы, что корректировать нормы может  и правоприменитель.

 

Надо стремиться не к подмене  воли законодателя мнениями правоприменителей, а к повышению качества законодательной  деятельности во избежание появления  неясных, неточных, дефектных норм.

 

Интерпретация нормативного акта включает в себя, на наш взгляд, два основных этапа: познание текста нормы и познание ее контекста.

 

Первичным и важнейшим  этапом является познание ее текста. Объектом такого познания выступает совокупность знаков, объединенных в некоторое  единство. От интерпретатора требуется, во-первых, установить точное значение каждого из знаков (лексико-морфологический  этап) и выяснить способ связи между  всеми знаками (синтаксический этап). В результате прохождения интерпретатором  обоих из отмеченных этапов он обретает понимание смысла конкретных предложений, выражающих те или иные нормативные  высказывания. Но понимание смысла, как нам представляется, еще не есть его постижение. Постижение смысла, т.е. раскрытие всех смыслов перспектив конкретного высказывания, невозможно без обращения к его контексту. Контекст - это информационное окружение  конкретного высказывания (или текста), образующее вместе с интерпретируемым текстом одно смысловое поле.