Методологические основы исследования игры в философии

 
 
 
ю

 

«трагическое» - альтернатива праздности и обыденности  бытия «человека-   массы», подлинно «игровая» реальность.

     4. К четвертому подходу относятся  концепции, раскрывающие игру  как вид эстетической деятельности («игра-искусство»). К ним можно причислить теории И, Канта и Ф. Шиллера. Так. для Ф.Шиллера игра есть эстетическая деятельность. Избыток сил, свободных от внешних потребностей, является лишь условием возникновения эстетического наслаждения, которое доставляется игрой. Игра для философа была одним из смыслообразующих компонентов. По его мнению, человек в игре и посредством игры творит себя и мир, в котором живет, кроме того, «человеком можно стать только играя». Ф.Шиллера четко обозначил дилемму, стоящую перед человеком: жить в обычном государстве по законам природы, когда один человек противостоит другому как некая сила, ограничивающая его свободу, или в «эстетическом государстве», в «царстве свободной игры». Философ показал, что жизнь по законам игры имеет ряд преимуществ: господствует идеал «прекрасного общения», что исключает саму возможность деспотизма, человек противостоит другому человеку только как «объект свободной игры», в основе объединения людей лежит отсутствие эгоистических интересов. Следовательно, на основе игровой деятельности человека Ф. Шиллер строит не только здание «эстетического искусства», но и «еще более трудного искусства жить».

     Но  несмотря на то. что концепция игрового образа жизни Ф. Шиллера, как и концепция Платона, и отражала реальные законы общественного развития, она псе же носили утопический характер, ток как предлагала рецепты «идеального» устранения имевшихся в обществе противоречии. Ф. Шиллер отмечает, что построение «эстетического» государства начинается с изменения природы человека. Только на высшей, нравственной ступени своего развития человек становится подлинно свободным, прорывается из мира телесности и чувственности к идеальному, вступает в царство игры как

 

     

эстетической  видимости. Следовательно, в теориях  Платона и Ф. Шиллера заключена  важная мысль: любое стремление достигнуть человеческой гармонии «извне» при отсутствии внимания к внутреннему несовершенству   человека приведет к практическому банкротству этих попыток.

     Таким образом, в теориях И.Канта г  Ф.Шиллера игра рассматривается  посредством соотнесения ее с эстетической деятельностью человека, что позволяет отразить специфику природы человека (дуализм). В искусстве как в игре философы находят один из способов бегства от однообразной практической деятельности, шаблонности мышления, сковывающего творческие силы человека. Внимание философов привлекают «иррациональные» черты игры, связь с искусством, фантазией, видимостью.

     Концепции игры И. Канта и Ф. Шиллера имеют  также гносеологическую проблематику, помогающую раскрыть сущностно-функциональные связи искусства и игры, и на их основе выявить специфику игрового познания реальности. В их сочинениях обращается внимание на воспитательную, культуросозидающую роль игры.

     5. К пятому подходу можно отнести  различные философии игры (Платона, А. Шопенгауэра, А. Бергсона, Л. Витгенштейна, Х- Ортеги-и-Гассета, И. Хейзинги), в которых игра выступает не только в качестве предмета исследования, но и в качестве методологического, структурообразующего принципа организации всего философского материала. Характерными чертами при этом является: а) использование принципов «игрового» взаимоотношения с реальностью для анализа различных философских и иных проблем; б) построения материала по «законам игры»: использование метафор, сравнений и т. п.; в) обращение к игре как специфическому методу познания., включающему в себя фантазию и воображение: абсолютизация отдельных сторон игрового отношения к действительности, индивидуально-ролевого поведения личности.

 
 
 
 
12

 

     6. Совершенно особое понимание  игры как экзистенции мы находим  у М. Хайдеггера, Ж,-П. Сартра, А.Камю. Платоновский мир отражений и кантианский тезис о «состоянии свободной игры» получает оригинальное претворение в онтологической концепции мира как целого и мира-согласия Хайдеггера. «Земля и небо, божества и смертные <...> взаимно принадлежат друг другу» <...> «Каждый из четверых по-своему зеркально отражает существо остальных. Каждый при этом по-своему отражается в свою собственную суть внутри односложности четверых». Хайдеггер нацеливает диалектически разнонаправленные (вовнутрь и вне) отношения зеркальных взаимоотражений «четверицы» на согласие, («мир - согласие»), определяющим регулятором, координатором которых он считает «обязывающую свободой зеркальность - игру». Так подмечаются неразрывно связанные с игрой и во многом вызываемые ею отношения зеркальности, то есть удвоения., что не исключает вариативности таких взаимоотражений, взаимосложений при наличия одновременно и неслиянности. Симметрично «четверице» и четырехмерное измерение времени, единство которого также «покоится на игре каждого в пользу другого». И более того, эта «взаимная игра» приобретает «особенное, в собственном времени рпчыгпываютееся протяжение, то есть четвертое измерение...». Таким образом, в размышлениях М Хайдеггера игра не просто выступает в функции «регулятора» (свободы зеркальности - игры»), но приобретает специфическую категориальность в качестве «четвертого измерения» времени.

     Оригинальность  концепции М. Хайдеггера в ее сориентированное™  не на «агон» (состязательность, соревновательность, противостояние'), а на согласие при режиссирующей, роли игры, проявляющей себя в «свободе зеркальности» отношений. Сориентированное™ хайдегтеровской игры на M;>i)-cor;iacHc окуналась' особенно важной и притягательной для раздираемого конфликтами и военными катастрофами XX века.

 
 
13

 

     В целом же категория игры подчинена  у Хайдеггера основным экзистенциалистским постулатам его теории, согласно которой игра навязывается человеку извне, обусловливаюсь состоянием его «заброшенности» в

этом мире, где  бытие демонстрирует свою свободу  от человека, тогда как он -игрок поневоле в схватке с не неодолимым, но и незримым противником.

     Игра  как экзистенция человека занимает одно из центральных положений и в теорий Ж. П. Сартра, ставившего человека перед выбором: «быть ничем.; или играть, что он и делал». Будучи экзистенцией человека, игра проявляется в своих сущностных свойствах как естественная, свободная от целевых установок и нарочитости функция человеческой жизни. Игра как свободная деятельность сопрягается с экзистенциалистским пониманием свободы волеизъявления человека, делающего выбор, независящий ни от нравственных, ни от этических ограничений.

     Итак, философия игры у теоретиков экзистенциализма Хайдеггера, Сартра и Камю определяется как проводник трансцендентности («язык трансцендентности»). Соответственно и концепция человека у экзистенциалистов оказывается неотделимой от понимания его ролевых функций: «человек определяется разыгрываемыми им комедиями ничуть не меньше, чем искренними порывами души» (Камю, «Мифе о Сизифе»), Думается, н данном случае имеет место стремление придать игре ом гологичеекий статус, отведя or этого рода деятельности всяческие подозрения все неизбежной лживости и недействительности.

     Европейские философские концепции игры обладают глубоким гуманистическим содержанием и нацелены на раскрепощение «сущностных сил» человека, на утверждение свободы как императивной ценности и необходимой предпосылки, основы его творческой самореализации в реальной жизни.

 
 
 
 
 
 
 
14

 

2. Теоретические проблемы  языковой игры  в современной

лингвистике

  Интерес к проблемам языковой игры в современной лингвистике вполне закономерен и объясним. Он возник на базе тотального увлечения представителей различных сфер гуманитарного знания прежде всего идеями Й. Хёйзинги, выдвинувшего в своей знаменитой книге «Homo ludens» тезис о том, что игра лежит в основе всей нашей культуры, во многом определяет ее, затрагивая, по сути, все сферы жизни [32]. Однако исследования культурологического характера, при всей их теоретической значимости, сами по себе недостаточны для конкретного применения в сфере лингвистики. Именно поэтому возникла острая необходимость в изучении феномена игры непосредственно на примере языковых явлений!

     Этот  второй уровень - уровень бытия  игры в языке, - обозначенный нами во введении, нашел свое наиболее полное отражение в концепции австрийского философа, логика и математика Людвига Витгенштейна (1889-195!), который создал игровую теорию' языка [27].Ему принадлежит термин «языковая игра»: подхваченный и широко распространенный в логике, лингвистике, философии. Уже Ф. де Соссюр, основоположник структурной лингвистики, сравнивал язык с игрой в шахматы. Но в витгенштейновском понимании языковая игра — это не то, что делают люди, когда хотят развлечься. Он считает весь язык в целом совокупностью языковой игры. Вот что он пишет по этому поводу в "Философских исследованиях" (1953); "23. Сколько же существует типов предложения? Скажем, утверждение, вопрос, поведение? - Имеется бесчисленное множество таких типов - бесконечно разнообразны виды употребления всего того, что мы называем "знаками", "словами", "предложениями". И эта множественность не представляет собой чего-то устойчивого, наоборот, возникают новые типы языков, или, можно сказать, новые языковые игры, а старые устаревают и забываются <...>.

 
15

 

     Термин " языковая игра" призван подчеркнуть, что говорить на языке — компонент деятельности, или форма жизни.

Представь себе все многообразие «языковой игры»  на таких вот и других      примерах:

Отдавать приказы  или выполнять их — 

Описывать внешний  вид предмета или его размеры — Изготавливать предмет по его описанию (чертежу) — Информировать о событии —

Размышлять о  событии — 

Выдвигать и  проверять гипотезу —

Представлять  результаты некоторого эксперимента 

в таблицах  и диаграммах —    

Сочинять рассказ  и читать его — 

Играть в театре — 

Распевать хороводные песни — Разгадывать загадки —

Острить; рассказывать забавные истории — .,.

Решать арифметические задачи — 

Переводить с  одного языка на другой — 

Просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить".

     И ниже в № 25: "Приказывать, спрашивать, рассказывать, болтать  — в той же мере часть нашей натуральной истории, как ходьба, еда, питье, игра" (курсив Л.Витгенштейна).

     Исходя  из концепции «языковых игр» Л.Витгенштейна, особую значимость и смысл приобретает метафоричность языка. Сама метафора вполне может считаться бытийной формой игры в языке: создавая второй план реальности, перенося значения, метафора открывает в явлениях ранее не узнанный, в них смысл. Она предлагает человеку нестандартный способ видения явления. Понимание,, ощущение метафоры требует от слушающего

 

     

определенного культурного опыта, некоего арсенала фоновых знаний. В. отличие от понимания строгого логического высказывания, понимание метафоры всегда содержит "эмоционально-личностный компонент. Метафора ломает границы повседневности, обыденности, рутины и, тем самым, чрезвычайно сближается с игрой.

     Далее Л.Витгенштейн, на основе исследования «языковых игр», предпринял попытку представить игру как форму жизни. Несмотря на то, что в «языковой игре» применяется масса «условностей», «замещений», изменение смысловой нагрузки посредством жестов, игру необходимо рассматривать .не в качестве «двойника мира», противостоящего ему извне, а как «жизненную игру». В данном случае целесообразно вспомнить знаменитое сравнение ... языка с городом, приведенное Л. Витгенштейном в "Философских исследованиях": "Наш язык можно рассматривать как старинный город: лабиринт маленьких улочек и площадей, старых и новых домов, номов с пристройками разных эпох; и все это окружено множеством новых районов с прямыми улицами регулярной планировки и стандартными домами". И далее; "Представить себе какой-нибудь язык — значит представить некоторую форму жизни".

     Таким образом, Л.Витгенштейн выводит понятия «значения» и «смысла» слова из логико-лингвистической сферы и тем самым признает важность субъективного фактора и внеязыковой реальности для формирования значения понятий. Такого рода концепция языка как языковой игры повлияла в первую очередь на теорию речевых актов, согласно которой в языке существуют так.наз. перформативные предложения. В них нет описания реальности, но есть сама реальность, сама жизнь: «приветствую вас, господин профессор», «обещаю, что это никогда не повторится» и т.д.) Открытие речевых актов переворачивало классическую позитивистскую картину соотношения языка и реальности, в соответствии с которой языку предписывалось описывать реальность, констатировать положение дел при