Человек и человечество в философии Вл. Соловьева

Гуманитарный  факультет

Кафедра философии и культурологии 
 

Реферат по дисциплине «Философия»

На тему «Человек и человечество в философии  Вл. Соловьева» 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                                                                                                    Выполнила:

                                                                                                                     Проверил:

Санкт – Петербург

2009 
 

Содержание 
 

Введение

     Имя Владимира Сергеевича Соловьева  вновь становится очень популярным у нас. Его труды, во многом определившие уровень русской философской культуры конца XIX века были подвергнуты советской марксистской наукой однозначному идеологическому осуждению за идеализм и фидеизм, а потому в нашей стране не переиздавались. И вот теперь мы снова вчитываемся в сочинения Соловьева и обнаруживаем, что они содержат в себе тот круг основных проблем и вопросов, без которых немыслимы духовные основы жизни. Наследие Соловьева обширно и разнообразно. Он был публицистом, поэтом, критиком, историком философии и религии, но, прежде всего - оригинальным философом. Философские труды - главные в его творческом наследии.

     Владимир  Сергеевич Соловьев был едва ли не ключевой фигурой в дореволюционных  исканиях пути русского народа к более  достойному будущему. В отличие от Данилевского с его обескураживающим антиевропеизмом и восхвалением славянства, свободный от всяких национальных пристрастий Соловьев считал главным субъектом исторического процесса все человечество как действительно существующий, хотя и собирательный организм. Сын крупнейшего историка С.М. Соловьева, он в 27 лет защитил докторскую диссертацию, преподавал в Московском и Петербургском университетах, но был вынужден навсегда оставить преподавание после публичной речи против смертной казни убийц Александра II в 1881г. Посвятив себя в дальнейшем свободному творчеству в области философии, теологии и литературы, Соловьев незадолго до смерти был избран почетным членом Российской Академии наук по разряду изящной словесности.

     Близкий по духу либеральным народникам, он не пользовался симпатиями властей  и официальной церкви: Александр III считал его «чистейшим психопатом», а обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев называл его творчество «блядословием». В противовес казенному псевдопатриотизму философ так определил свое жизненное кредо: «Оправдать веру наших отцов, возведя ее на первую ступень разумного сознания; показать, как эта древняя вера, освобожденная от оков местного обособления и народного самолюбия, совпадает с вечною и вселенскою истиною, — вот общая задача моего труда».

     В сочинениях Соловьева нет законченных культурологических теорий, как, например, у Н.Я. Данилевского, однако вся его философская система пронизана, в каком направлении и на каких духовных основах должна развиваться не столько русская, сколько мировая культура. Последователь Канта с его нравственным пафосом, Гегеля с его идеей бесконечной эволюции «мирового разума», Шеллинга с его преклонением перед красотой, Соловьев пробуждал к жизни целую философскую школу, отличительной чертой которой, — так же как и у марксистов, но на совершенно иной основе, — было не созерцательное, а активное отношение к действительности.

     Страстной мечтой В.С. Соловьёва была мечта  об изменении общества. Однако буржуазный прогресс западного капиталистического общества, сориентированный на развитие отдельного индивида, Соловьёв не приветствовал. Он размышлял о таком прогрессе, фундаментом которого выступает цельное знание, а субъектом — цельный человек.

     В России идея человечества как субъекта прогрессивного развития нашла своих  приверженцев, прежде всего среди революционеров-демократов, но не только среди них: ею вдохновлялись и мыслители религиозного направления. Достаточно назвать имена И. Киреевского, А. Хомякова, Ф. Достоевского Л. Толстого, Н. Федорова.

     В учении Соловьева идея единства человечества имеет глубоко религиозный смысл: она содержит в себе идеал целостной жизни в его христианском понимании - как жизни во Христе. Здесь Соловьев продолжает традицию славянофилов и резко критикует атеистический нигилизм, столь влиятельный во второй половине прошлого века и подготовивший идейно русскую революцию. Но при этом и соловьевская концепция единства человечества не лишена, к сожалению, утопизма. Здесь его творчество несет на себе печать эпохи. «Учение Соловьева, - пишет автор одного из лучших исследований о Соловьеве Е. Н. Трубецкой, - зародилось в насыщенной утопиями духовной атмосфере второй половины прошлого столетия...: утопия социального реформаторства, утопия национального мессианства, утопия посюстороннего преображения вселенной...»

     Вера  в прогресс составляет предпосылку учения Соловьева о человечестве как едином организме.

     Соловьев  во многом определил философский  горизонт русского серебряного века, наследие которого мы стремимся сегодня  возродить, осмыслить и дать ему  как бы вторую жизнь в новой  России, т.о. обращение к творчеству Соловьева для нас весьма актуально. А в то же время идея богочеловечества - пожалуй, центральная тема в творчестве выдающегося русского философа.

Представление о человечестве в  учении Соловьева

     Что же такое человечество, согласно Соловьеву? В своей ранней работе «Философские начала цельного знания» (1877) Соловьев рассматривает человечество как единое существо - субъект исторического развития. «Субъектом развития, - пишет он, - является здесь человечество как действительный, хотя и собирательный организм. Обыкновенно, когда говорят о человечестве, как о едином существе или организме, то видят в этом едва ли более чем метафору или же простой абстракт: значение действительно единичного существа или индивида приписывается только каждому отдельному человеку. Но это совершенно неосновательно. Дело в том, что всякое существо и всякий организм имеет необходимо собирательный характер и разница только в степени; безусловно, же простого организма, очевидно, быть не может... как собирательный характер человеческого организма не препятствует человеку быть действительным индивидуальным существом, так точно и собирательный характер всего человечества не препятствует ему быть столь же действительным индивидуальным существом. И в этом смысле мы признаем человечество как настоящий органический субъект исторического развития»¹.

     В основе такого подхода лежит убеждение  философа в реальности всеобщего. Такое  убеждение имеет давнюю историю, - вспомним средневековый реализм; в  новоевропейской философии оно  нашло свое наиболее последовательное выражение у Спинозы, чье влияние на Соловьева, оказалось, быть может, самым фундаментальным: с увлечения Спинозой началось, как известно, философское формирование молодого Соловьева. Это влияние затем закрепилось и углубилось благодаря немецкому идеализму - прежде всего Фихте, Шеллингу и Гегелю. Существует распространенный взгляд, что немецкому идеализму удалось в корне преодолеть точку зрения спинозизма, поскольку и в самом деле на место природы в ее, так сказать, статической форме здесь встает история в ее динамике и развитии, а тем самым категория необходимости уступает место категории свободы. Фихте противопоставлял свое наукоучение именно спинозизму как системе универсального фатализма.

     Однако  в действительности, именно к критикуемому им Спинозе Фихте оказался ближе, чем к Канту, на учение которого он опирался во всех своих построениях. Это, прежде всего близость методологическая: и Спиноза, и Фихте (а за ним Шеллинг и Гегель) строят монистические системы путем дедуктивного выведения следствий из принятого первопринципа. В частности, у Фихте это - Абсолютное Я, которое актом самополагания вызывает себя к бытию и определяется только самим собою, у Спинозы - субстанция, которая существует сама в себе и определяется через себя. И там, и здесь все определения вытекают из исходного начала с абсолютной необходимостью. И там, и здесь мы находим - если употребить термин Соловьева - философию всеединства, пантеизм, только у Спинозы это- пантеизм природы, а у Фихте - пантеизм свободы. Однако оба варианта пантеизма противостоят теизму как учению о личном Боге и связанному с ним органически персонализму. Не только у Спинозы, но и у Фихте царит детерминизм: у первого - детерминизм природы, у второго - телеологически обоснованный детерминизм истории: исторический прогресс совершается с той же непреложностью, как под действием тяжести падает на землю подброшенный вверх камень. Для человеческой индивидуальности ни у Спинозы, ни у Фихте с Гегелем не остается места: в этом наиболее наглядно проявляется пантеистическая подоплека их учений.

     Соловьев  как раз и воспринял эту  общую для спинозизма и немецкого  идеализма пантеистическую посылку, которая определила его учение о  всеединстве. Как и в немецком идеализме, общекосмический процесс  переходит у Соловьева в исторический.

     С той же необходимостью, с какой  природно-космический процесс рождает  физического человека, исторический процесс должен завершиться становлением человека духовного²; так преломляется у русского философа идея прогресса в ее фихтеански-гегельянском варианте. Свободное решение, свободный выбор и деятельность отдельного индивида здесь, в сущности, большой роли не играют. Исторический процесс сам по себе с внутренней непреложностью ведет к торжеству добра: здесь позиция Соловьева совпадает не только с гегелевской, но и с марксовой.

     В одной из самых поздних своих  работ, в докладе, прочитанном на собрании Петербургского философского общества по поводу столетнего юбилея Огюста Конта (1898), Соловьев специально обращается к теме человечества. Это и понятно: ведь именно у Конта человечество предстает не как общее родовое понятие и не как просто совокупность всех живущих на земле людей, а как живое реальное существо. Отвергая христианство, Конт ставит на место единого Бога таким именно образом понятое человечество, называемое им le Grand Etre - Великое Существо, которое должно стать предметом нового - псевдорелигиозного -- поклонения и веры; последняя, впрочем, мыслится Контом как итог научного знания во всей его полноте. Согласно Конту, судьба каждого человека целиком определяется этим новым - имманентным! - божеством, почему он и считает возможным не колеблясь называть человечество «Провидением». Конт считает, что человечество есть неделимое существо - etre indivisible. Это убеждение разделяет с ним и Соловьев. Однако тезис о неделимости человечества требует признать, что отдельно взятый человек не есть нечто субстанциальное, есть не действительность, а только возможность, которая для своего превращения в действительность требует другого - государства, нации и т. д. С точки зрения Соловьева, это другое, высшее, не может быть единством государственным или национальным, ибо «нация в своей наличной эмпирической действительности есть нечто само по себе условное; ...она, хотя всегда могущественнее и физически долговечнее отдельного лица, но далеко не всегда достойнее его по внутреннему существу, в смысле духовном»³.

     Высшей  и духовной более могучей реальностью, чем государство или нация, Соловьев вслед за Контом считает человечество. «Конт, - и в этом еще большая его заслуга и слава, - яснее, решительнее и полнее всех своих предшественников указал это «другое», - собирательное целое, по внутреннему существу, а не внешним только образом превосходящее каждого единичного человека, действительно его восполняющее как идеально, так и совершенно реально, - указал на человечество, как на живое положительное единство, нас обнимающее...»⁴.

     Для обоснования тезиса о человечестве как едином живом организме, как  о подлинной субстанции Соловьеву  нужно опровергнуть достаточно устойчивое представление о том, что такой субстанцией является отдельный человек, личность, наделенная разумом и свободной волей, способная различать добро и зло и нести ответственность за свои поступки и свой выбор. В отличие от Конта, не признававшего ни Бога, ни свободной воли лица, ни бессмертия индивидуальной души, Соловьев как верующий христианин не может оставить без внимания этот кардинальный вопрос. Казалось бы, ему должно быть трудно, согласиться с Контом в том, что «единичный человек сам по себе или в отдельности взятый есть лишь абстракция, что такого человека в действительности не бывает и быть не может». Но, напротив, имея в виду как раз этот тезис, Соловьев твердо заявляет: «конечно, Конт прав»⁵.⁶

     Но  русский философ не во всем разделяет воззрения Конта. Касаясь вопроса об абсолютности человечества, Соловьев замечает: «Основатель «позитивной религии» понимал под человечеством существо, становящееся абсолютным через всеобщий прогресс. И действительно, человечество есть такое существо, Но Конту, как и многим другим мыслителям, не было ясно, что становящееся во времени абсолютное предполагает абсолютное вечно-сущее... истинное человечество, как всемирная форма соединения материальной природы с Божеством... есть по необходимости Богочеловечество и Богоматерия».

Единство  человечества

     Если в вопросе об отношении человечества к Богу как вечно сущему Соловьев не удовлетворен пантеизмом и имманентизмом Конта, то в вопросе об отношении человечества к единичному индивиду он вполне с Контом солидарен. Желая показать, как единичный человек, будучи абстракцией, относится к человечеству как подлинно реальному бытию, Соловьев проводит интересную аналогию. «Никто не отрицает, - пишет он, - действительности элементарных терминов геометрии - точки, линии, поверхностной фигуры, наконец - объема»... т. е. геометрического тела... Но в каком же смысле мы приписываем действительность этим геометрическим стихиям? При сколько-нибудь отчетливом мышлении ясно, что они существуют не в отдельности своей, а единственно лишь в определенных отношениях друг к другу, что их действительность исчерпывается... этою относительностью, что они собственно и представляют только закрепленные мыслию простые отношения, отвлеченные от более сложных фактов»⁷.