|
Жанровые
особенности романа «Мастер и
Маргарита»
Роман «Мастер и Маргарита» не зря
называют «закатным романом» М. Булгакова.
Много лет он перестраивал, дополнял
и шлифовал свое итоговое произведение.
Все, что пережил М. Булгаков на своем
веку — и счастливого, и тяжелого,
— все свои самые главные мысли, всю душу
и весь талант отдавал он этому роману.
И родилось творение поистине необыкновенное.
Необычно произведение, прежде всего,
по жанру. Исследователи до сих пор не
могут его определить. Многие считают
«Мастера и Маргариту» мистическим романом,
ссылаясь на слова автора: «Я — мистический
писатель». Другие исследователи называют
это произведение сатирическим, третьи
считают роман М. Булгакова фантастическим,
а четвертые — философским. Надо сказать,
что для всех этих определений есть основания,
в чем мы убедимся ниже.
Но вначале несколько слов о композиции
романа, без анализа которой невозможно
разобраться в его жанровом своеобразии.
В книге четко выделены два сюжета: реальный
мир Москвы 30-х годов, где живут мастер
и Маргарита, и мир древнего Ершалаима,
где действуют Иешуа и Понтий Пилат. Следует
отметить, что второй сюжет в каком-то
смысле являются каноническим — поскольку
отображение евангельских событий является
одной из глубинных традиций мировой литературы.
Достаточно вспомнить в связи с этим такие
произведения, как «Возвращенный рай»
Дж. Мильтона, «Иисус Христос во Фландрии»
О. Бальзака, «Христос в гостях у мужиков»
Н. Лескова и другие.
Сюжет об Иешуа написан в жанре романа-притчи.
Рассказ о событиях холодно объективен,
трагически напряжен и безличен. Автор
никак не заявляет о себе — ни обращениями
к читателю, ни выражением своего мнения
о происходящем. Исходя из описываемых
событий, мы могли бы ожидать именно в
этом пласте булга-ковского романа выражения
мистического начала — различных чудес,
преображений. Но ничего подобного в романе
мастера нет — все события абсолютно реальны.
Автор отказывается даже от сцены воскресения
— как от знака присутствия чуда в человеческом
мире.
Роман-притча представляет собой своеобразную
точку отсчета, из которой развиваются
события современного М. Булгакову пласта.
Истина, неузнанная в древнем Ершалаиме,
снова приходит в мир. В повествование
об этом мире парадоксальным образом перемещена
вся мистика. Она и серьезна — вспомним
хотя бы явление живых мертвецов на балу
у Сатаны или преображение Воланда и его
свиты в финале романа. Она и гротескна,
оборачиваясь мистикой текущей современности
и проявляясь в таинственных перемещениях
Степы Лиходеева, и в чудесах в варьете,
и в «нехорошей квартирке», из которой
исчезают люди. Она и иронична: достаточно
вспомнить начало романа, когда дьявол
спрашивает у Берлиоза, существует ли
дьявол, и, получив отрицательный ответ,
сетует: «Что же это у вас — чего ни хватишься
— ничего нет». Соединение сатиры и мистики,
таким образом, определяет жанровую природу
романа о мастере.
Из столкновения двух миров и двух романов
возникает очень своеобразная философия.
С первых страниц романа возникает тема
судьбы. Внезапная смерть Берлиоза сразу
же ставит философские вопросы: кто обрывает
нить жизни? Можно ли влиять на человеческую
судьбу? Ответ на эти вопросы будет дан,
но не сразу, и даже не в этом времени и
пространстве. Иешуа отрицает возможность
одного человека влиять на судьбу другого
в земной жизни. Но в жизни иной, в мире
потустороннем, это возможно; Маргарита
освобождает мастера и приносит прощение
Фриде, а мастер дарует Понтию Пилату желанную
встречу с бродячим философом. Так возникает
в романе осмысление единства бытия и
небытия, реальной судьбы человека и посмертной
жизни.
Необходимость говорить об этом возникает
потому, что писатель глубоко убежден:
истина исторического процесса забыта,
а человечество идет не тем путем. Роман
об Иешуа и есть возвращение к этой ошибке,
когда Понтий Пилат первым сделал нравственный
выбор, за который человечество расплачивается
уже более двух тысяч лет. История самого
мастера — повторение той же ошибки. Но
повторение ошибки несет за собой и новое
возвращение — как напоминание об истине
на новом витке истории.
Итак, мы убедились, что жанровая природа
романа М. Булгакова сложна и своеобразна.
Но таким и должно было быть произведение,
уцелевшее в стольких катаклизмах истории.
Такой и должна быть рукопись, которая
не сгорела. |