Убийство матерью новорожденного ребенка

 

Установление способа  действия как признака объективной  стороны убийства имеет серьезное  значение  для его квалификации. При анализе объективной стороны  убийства необходимо учитывать, что  действие или бездействие является лишь внешним признаком преступления. Это объясняется тем, что его  общественная опасность, в конечном счете, заключается в причиненном  вреде – смерти потерпевшего. Наступление  ее, как последствие преступных действий, является обязательным признаком объективной  стороны  убийства.

 

Еще одним признаком объективной  стороны при убийстве является  причинная связь между действием (бездействием) виновного и наступившей  смертью потерпевшего.

 

«В характеристике объективной  стороны относится и конкретная обстановка совершения убийства. Она  имеет значение  не только для  решения вопроса о наличии  или отсутствии причинной связи, но и при определенных обстоятельствах  для оценки степени тяжести и  квалификации этого преступления».1

 

Субъект преступления – это  лицо, совершившее общественно опасное  деяние и способное в соответствии с законом понести за него уголовную  ответственность.

 

Субъектом преступления могут  быть люди, обладающие способностью осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействий), либо руководить ими, т.е. вменяемые  лица. Виновным может быть признано лишь вменяемое лицо, которое действовало  осмысленно, по своему разумению. По мнению специалистов, к 16 годам подросток  достигает такой степени социальной зрелости, когда может отвечать за свои поступки в уголовном порядке  за все виды преступлений, а за некоторые  из них (в том числе и за убийство) даже в более раннем возрасте, с 14 лет (ст.20 УК).

 

Еще раз отметим, что к  основным признакам субъекта относятся: физическое лицо, вменяемость, достижение определенного законом возраста (ст.19 УК). Эти наиболее существенные признаки всех субъектов преступлений составляют научное понятие общего субъекта, являются обязательными для  всех составов преступлений и необходимыми для квалификации любого преступления.

 

Ст.21 УК содержит законодательное  понятие невменяемости.

 

Раскрывая понятие невменяемости, наука уголовного права пользуется двумя критериями: медицинским (биологическим) и юридическим (психологическим). Юридический  критерий определяет суд, когда он дает оценку лицу, совершившему общественно  опасное деяние, как не способному осознавать характер своих действий или руководить ими. Медицинский  критерий раскрывает причины этой неспособности: болезненное состояние психики  человека или отставание в психологическом  развитии лица, совершившего общественно  опасное деяние. При этом медицинский  критерий должен обязательно сочетаться с юридическим. Только при этом условии  лицо может быть признано невменяемым.

 

Субъект преступления – это  совокупность признаков, характеризующих  лицо, совершившее преступление, вне  рамок которой,  нет состава  преступления. Это тот минимум  признаков, отражающих свойства преступника, который  необходим для признания  его субъектом преступления. Иными  словами, признаки субъекта преступления являются составной частью юридического основания уголовной ответственности. Отсутствие хотя бы одного из них, даже дополнительного, означает отсутствие состава преступления.

 

Субъективная сторона  убийства характеризуется психическим  отношением субъекта к своим действиям (бездействию) и последствиям – наступившей  смерти потерпевшего.  Убийство относится  к числу тех немногих преступлений, которые могут быть совершены  как с прямым, так и с косвенным  умыслом.  «Умысел при этом должен быть внезапно возникшим».

 

Содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических  признаков, как вина, мотив и цель.

 

«Вина, как определенная форма  психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию, составляет ядро субъективной стороны преступления, хотя и не исчерпывает полностью  ее содержания. Вина – обязательный признак любого преступления. Мотив  и цель – это факультативные признаки субъективной стороны преступления».[2]

 

Особое место в субъективной стороне преступления занимают эмоции, т.е. переживания лица в связи  с совершаемым преступлением. Они  тесно связаны с мотивами и  могут входить в объективную  сторону преступления, предусмотренных  законом (ст.ст.106, 107, 113 УК).

 

 

Субъективная сторона  преступления имеет важное юридическое  значение, т.к. она – составная  часть основания уголовной ответственности  и отграничивает преступное поведение  от непреступного. Далее, субъективная сторона преступления позволяет  отграничить друг от друга составы  преступления, сходные по объективным  признакам. Также фактическое содержание факультативных признаков субъективной стороны преступления, даже если они  не указаны в норме Особенной  части УК, в значительной мере определяют степень общественной опасности  как преступления, так и лица, его совершившего, а значит, характер ответственности и размер наказания  с учетом предписаний, изложенных в  ст.ст.61, 63 и 64 УК.

 

Таким образом, субъективная сторона преступления имеет важное значение и для обоснования уголовной  ответственности, и для квалификации преступления, и для назначения наказания.

 

Принцип ответственности  только за деяния, совершенные виновно, всегда был присущ нашему уголовному праву. Четкое же законодательное закрепление  он впервые получил в ст.5 УК 1996 г, согласно которой уголовной ответственности  подлежит только то общественно опасное  деяние, которое совершено виновно.

 

Вина есть психическое  отношение лица в форме умысла или неосторожности к совершаемому им общественно опасному деянию, в  котором проявляется антисоциальная, асоциальная либо недостаточно выраженная социальная установка этого лица относительно важнейших ценностей  общества. Форма вины – это установленное  уголовным законом определенное взаимоотношение (сочетание) элементов  сознания и воли совершающего преступление лица,  характеризующее его отношение  к деянию. Уголовное законодательство предусматривает 2 формы вины – умысел и неосторожность. Новый УК предусмотрел деление умысла  на прямой и косвенный (ст.25 УК), а неосторожности – на легкомыслие  и небрежность (ст.26 УК).

 

Форма вины в конкретных преступлениях  либо указывается в диспозициях  статей особенной части УК, либо подразумевается.

 

Психология учит, что все  действия человека обусловлены определенными  мотивами и направлены на определенные цели. Правильная оценка любого поведения  невозможна без учета его мотивов  и целей.

 

«Мотив и цель – это  психические явления, которые вместе с виной образуют субъективную сторону  преступления.

 

Мотивом преступления называют, обусловленные определенными потребностями  и интересами,  внутренние побуждения, которые вызывают у лица решимость  совершить преступление и которыми оно руководствовалось при его  совершении.

 

Цель преступления – это  мысленная модель будущего результата, к достижению которого стремится  лицо при совершении преступления».[3]

 

Мотивы и цели преступления всегда конкретны и, как правило, формируются в диспозициях норм Особенной части УК: цель облегчить  или скрыть другое преступление и  т.д.,  мотивы корыстные, кровной мести  и т.п. Точное содержание мотивов  должно быть установлено и доказано не только тогда, когда они конкретно  сформулированы законодателем, но и  в тех случаях, когда их законодательная  характеристика носит обобщенный характер. Для правильной уголовно-правовой оценки большое значение имеет классификация  мотивов и целей. Практически  полезной представляется классификация, базирующаяся на моральной и правовой оценке мотивов и целей. Если придерживаться этой точки зрения, то все мотивы и цели преступлений можно подразделить на 2 группы: 1) низменные и 2)лишенные низменного содержания.

 

Мотив и цель могут иметь  различное уголовно-правовое значение в зависимости от того, насколько  важным сочтет их законодатель в том  или ином конкретном составе преступления. Как и другие факультативные признаки состава преступления, мотив и  цель могут играть троякую роль. Во-первых, они могут превращаться в обязательные, если законодатель вводит их в состав конкретного преступления в качестве необходимого условия  уголовной ответственности; во-вторых, мотив и цель могут изменять квалификацию, т.е. служить признаками, при помощи которых образуется  состав того же преступления с отягчающими обстоятельствами.  В этом случае они не упоминаются  законодателем в основном составе  преступления, но с их наличием изменяется квалификация и наступает повышенная ответственность; в-третьих, мотив и  цель могут служить обстоятельствами, которые без изменения квалификации смягчают или отягчают уголовную  ответственность, если они не указаны  законодателем при описании основного  состава преступления и не предусмотрены  в качестве квалифицирующих признаков.

 

Мотивы и цели преступления могут в отдельных случаях  служить  исключительными смягчающими  обстоятельствами и в этом качестве обосновать назначение более мягкого  наказания, чем предусмотрено за данное преступление санкцией применяемой  нормы Особенной части УК (ст.64 УК), либо лечь в основу решения об освобождении от уголовной ответственности  или от наказания.

 

С принципом субъективного  вменения тесно связан вопрос об ошибке, поскольку в содержании вины входят не только истинные,  но и ошибочные  представления лица о характере  совершаемого деяния и его социальном значении. Ошибка в уголовном праве  – это заблуждение лишь относительно фактических обстоятельств, определяющих характер и степень общественной опасности совершаемого деяния, либо относительно  юридической характеристики деяния. В зависимости от характера  неправильных представлений субъекта различаются юридическая и фактическая  ошибки.

 

Практическое значение имеет  лишь существенная фактическая ошибка, т.е. та, которая касается обстоятельств, имеющих значение юридического признака состава данного преступления и  в этом качестве влияющих на содержание вины, ее форму и пределы уголовно-правового  воздействия.

 

Ошибка в объекте - это  неправильное представление лица о  социальной и юридической сущности объекта посягательства.

 

От ошибки в объекте  необходимо отличать ошибку в предмете посягательства и в личности потерпевшего. Ошибка в характере совершаемого действия (или бездействия) может  быть двоякого рода. Во-первых, лицо неправильно  оценивает свои действия как общественно  опасные, тогда как они не обладают этим свойством. Во-вторых, лицо ошибочно считает свои действия правомерными, не осознавая их общественной опасности.

 

В тех случаях, когда уголовная  ответственность зависит от тяжести  последствий, лицо, допускающее ошибку относительно этого признака, должно нести ответственность в соответствии с направленностью умысла.

 

Наступление более тяжкого  последствия, чем субъект имел в  виду, исключает ответственность  за его умышленное причинение.

 

 

 

 

1.2.          История развития законодательства  о детоубийстве

 

 

 

Анализ законодательных  актов Древней Руси дает основание  для вывода о том, что ответственность  за избавление матери от младенца предусматривалась  еще в ранние периоды истории. Так, в ст.5 и 6 Устава князя Ярослава  говорится: «…5. Аще же девка блядеть  или дитяти добудеть у отца у матери или вдовою, обличившее, пояти ю  в дом церковный.

 

6. Тако же и женка  без своего мужи или при  мужи дитяти добудеть, да погубить, или в свиньи ввержить, или  утопить обличивши, пояти (и)  в дом церковный, а чим ю  паки род окупить…».1 В данном  случае речь идет о насильственном  лишении жизни матерью своего  незаконнорожденного ребенка. За  это деяние она подвергалась  заключению в церковном доме. Это было довольно-таки мягким  наказанием. Об ответственности  матери за избавление от ребенка  говорилось и в ст.9 Устава князя  Владимира Святославовича. «Или  девка детя повьржеть – данная  фраза понимается И.И. Срезневским  как девка дитя родит, но  слово повьржеть может означать, согласно словарю И.И. Срезневского, также «бросит, покинет, оставит». Такое понимание слова повьржеть  вытекает из летописного сказания : и поведаши Володимиру яко  повьржеть есть на торговищи  и посла тысячького, и приеха, види повержена Игоря мртвого  (Ипатьевская летопись под 665 г.). Очевидно, что фраза может означать  также случаи, когда «девка» избавится  от младенца, а если толковать  фразу расширительно, то речь  может, вероятно, идти об избавлении  от плода. В пользу расширительного  толкования фразы можно сослаться  на следующие древнерусские документы:  «Поучение новгородского архиепископа  Ильи-Иоанна», в котором содержится  недвусмысленная фраза: Егда жена  носит в утробе,  не велите  еи кланяться на коленях, ни  рукою до земли, ни в великы  и пост: от того бо вережаються  и изметают младенца, а также  «Заповедь святых отець ко  исповедающимся сыном и дщерем»,  предусматривающую наказание женщине,  которая свой плод зелья ради  извережет. Кстати, вероятно, именно  за это занятие зелейники подвергались  гонениям со стороны церкви. Не  оставались безнаказанными и  обращавшиеся к ним женщины.  Согласно постановлению Трульского  собора, избавление от плода приравнивалось  к убийству и виновная подвергалась  десятилетнему церковному отлучению.  Византийское законодательство  восприняло эти идеи. Согласно  Эклоге, попытка избавления от  плода замужней женщиной каралась  сечением и изгнанием (Эклога, Тит.ХУ11, ст.36). В Прохироне наказание  распространялось и на незамужних  женщин. Ограничение свободы женщины  решать свою собственную судьбу  и судьбу еще не родившегося  ребенка было направлено на  пресечение внебрачных связей».[4] «Поэтому следует согласиться  с авторами, по мнению которых  к детоубийству в тот период  истории уголовного законодательства  приравнивался и аборт. За это  преступление виновная подвергалась  церковному суду».[5]

 

Из Соборного уложения 1649 года видно, что законодательство уже более дифференцированно  подходит к определению наказуемости детоубийства. Здесь убийство родителями своих детей, рожденных в брачных  отношениях,  рассматривалось как  менее опасное деяние по сравнению  с убийством матерью внебрачного  ребенка. И напротив, наказание ужесточалось, если имело место убийство матерью  незаконнорожденного ребенка. «Так, в ст.3 главы ХХ11 указывалось: «А будет  отец или мать сына или дочь убиет  до смерти, и их за то посадить в тюрьму на год, а отсидев в тюрьме год, приходити им к церкви божии, и  у церкви божии объявляти тот  свой грех всем людям в слух. А  смертию отце и матери за сына и  за дочь не казнити». И напротив, наказание  ужесточалось, если имело место убийство матерью незаконнорожденного ребенка. «А будет которая жена учнет житии  блудно и скверно, и в блуде  приживет с кем детей и тех  детей сама, или иной кто по ея велению погубит, а сыщется про  то допряма: и таких беззаконных  жен, и кто по ея велению детей  ея погубит, казнити смертию безо всякия пощады, чтобы на то смотря, иные такова беззаконного и скверного  дела не делали, и от блуда унялися» (гл.ХХ11, ст.26). Таким образом, в первом случае родители обладали широкими правами  в отношении своих детей, которые, по словам П.Д. Колосовского, носили характер «властительства». Во втором случае предпочтение отдавалось охране нравственности в  обществе, и суровое наказание  определялось тем, что «детоубийца  посягал на две заповеди: «не убий»  и «не прелюбосотвори»….[6]

 

И в связи с этим, наверное, в юридической литературе принято  считать, что на Руси впервые постановления  о детоубийстве изложены в Соборном уложении царя Алексея Михайловича 1749 г.

 

В эпоху Петра 1 (ХУ11 в.) детоубийство каралось смертью. «Так, в Воинском артикуле указывалось: «Ежели кто отца своего, мать, дитя во младенчестве, офицера  наглым образом умертвит, онаго колесовать, а тело его на колесо положить, а  за прочих мечем наказать». [7]

 

В Своде законов уголовных 1832 г. предусматривалась ответственность  за убийство сына или дочери (чадоубийство), а также детоубийство (убийство малолетнего). Причем эти преступления относились к умышленным, совершенным при  отягчающих обстоятельствах («особенным смертоубийствам»). В этом законодательном  акте в отличие от Соборного уложения 1649 г. Усиливается наказание родителей  за посягательство на жизнь детей. М.Д. Шаргородский писал, что «для устранения представления о праве родителей  на жизнь детей еще в Своде  законов 1832 г. Было записано: «Родители  не имеют права на жизнь детей  и за убийство их садятся и наказуются уголовным законом».