Идеи М. Вебера и современная Россия

Как считает Вебер, общая тенденция развития управления идет по пути увеличения рациональных социальных действий и у тех, кто управляет, и у тех, кем управляют. В конечном счете, может утвердиться господство, при котором повиновение обусловлено соображениями интереса, преимуществами или невыгодами, т.е. в его основе лежат целерациональные действия. Так формируются условия для рационализации межличностных отношений во всех сферах общественной жизни.

 

II.2.3. Иррациональная рациональность.

Вебер, отмечая несомненные преимущества рационального господства, тем не менее, признавал его латентные, скрытые опасности в виде «иррациональных элементов». Дело в том, что любая рациональная система имеет следующие тенденции:

1. заменять человека нечеловеческой, по сути, технологией (бюрократические правила, машины вместо живых конкретных людей);
2. сводить к минимуму фактор человеческого разума, что угрожает возникновению потенциальной возможности ее дегуманизации вообще;
3. воспроизводить в той или иной степени иррациональные последствия;
4. современные нечеловеческие технологии способны вызвать озлобление у самих чиновников, которые становятся функционально ненужными.

Опасения Вебера о возможности иррациональной рациональности вскоре подтвердились на практике. Холокост может служить тому примером. У холокоста были все основные характеристики рациональной организации: невиданная прежде эффективная машина по массовому уничтожению людей, которая функционировала с четкой калькуляцией, сколько могло быть уничтожено людей за определенный период времени, следовательно, результат был предсказуем, и наконец – все жертвы строго контролировались с помощью нечеловеческой технологии, включавшей функционирование бюрократии, лагерей, газовых камер и т.д., а результат при этом был устрашающим.

 

Значит, по М.Веберу:

1. анализировать общества нужно, исходя из тенденций формально-рационального регламентирования экономической и политической жизни;
2. бюрократия – технический механизм, позволяющий осуществить управление, основанное на целерациональных действиях; существует три типа господства: традиционное, харизматическое и легальное; критерию рациональности (по степени присутствия в них целерациональных действий) соответствует только последний тип;
3. существует ряд деструктивных тенденций в выделенном выше типе господства: замена человека машиной, сведение к минимуму человеческого фактора, озлобления чиновников.

 

 

 

 

Подводя итог разделу II, можно отметить, что:

1. предмет социологии - социальные действия;
2. теория рационализации базируется на типологии социального действия (точнее его различных категориях); данная типология послужила, в свою очередь, основой для социологии господства.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

III. Идеи М.Вебера и современная Россия.

В нашей стране до сих пор доминировали лишь традиционный и харизматический типы господства в разных сочетаниях. Им соответствовал и определенный, более низкий тип социального управления (по рациональности взаимоотношений управляющих и управляемых, по степени значимости закона как совокупности принципов, регулирующих все сферы общественной жизни и т.д.), детерминированный в значительной степени личностными качествами руководителя. Что бы нам мог дать переход к рациональному типу легитимного господства? А то, что рационализм и демократизм властной системы перестали бы напрямую связываться с личностью политического лидера. Тогда права и свободы всех граждан, равно как и политических институтов, перестанут зависеть от воли политических лидеров, а станут на деле гарантированными законами.

Опираясь на веберовскую методологию, можно отметить, что пока в нашей стране не получили достаточного развития целерациональные действия индивидов. Соответственно не сформировались институты гражданского общества, которые предполагают развитие индивидуализма, личной ответственности. Стало быть, пока лишь в стадии образования находятся культурные и социальные реалии, которые бы оказывали достаточно серьезное противодействие иррациональным влечениям властителей.

Во все времена российская власть обретала характер авторитарности и деструктивности в большей или меньшей степени. Как следствие, все режимы (советские и нынешние российские) неадекватно и запоздало реагировали на вызовы современности, предлагая скоропалительные реформы, которые мгновенно должны были «осчастливить» народ. Популизм и мессианизм – конкретные проявления властями аффективных страстей.

Характером социальных действий россиян объясняется относительно легкое установление структур, основанных на авторитарном руководстве и партикулярной формальности, с одной стороны, декларировавших гарантии коллективной безопасности перед лицом внешних и внутренних врагов, а с другой – патернализм на уровне всесильного государства партии, обещавшего материальные и духовные богатства и непременно «полным потоком», и, конечно же, - враз, само собой разумеется, «для нынешнего поколения». Нравится нам сегодня это или нет, но исторические факты свидетельствуют, что все революционные и реформистские замыслы недемократического, авторитарного толка были в России осуществлены довольно быстро и успешно – они совпадали с характером традиционных, аффективных и ценностно-рациональных действий миллионов. Те же немногие попытки реформировать страну по пути развития самостоятельного принятия политических решений, институализация прав человека и индивидуальных свобод наталкивались на контрастирующие социокультурные ценности и образцы поведения. Доминировавший коллективизм механического толка, групповой эгоизм изначально противостояли рационально-легальному политическому господству.

Нынешний процесс демократизации политической власти в России – еще одна попытка интегрироваться в мировое сообщество стран, исповедующих прагматические, рациональные социокультурные ценности. Согласно веберовской методологии, процесс рационализации нашей власти пойдет параллельно изменениям в характере социальных действий россиян.

По Веберу, приверженность разных социальных групп и отдельных индивидов к различным типам социальных действий (с разной степенью в них рационального компонента) объективно ведет к естественности политического неравенства. Не в смысле прав и свобод людей, а в смысле их компетентности и способности быть активным социальным агентом, свободно принимающим решения и отвечающим за их последствия. У Вебера реализация идеи политической рациональности связана с разной степенью их участия в политической жизни вообще и политической власти в особенности. Социолог говорит о том, что можно быть51:

1. «политиками «по случаю», когда опускаем свой избирательный бюллетень или совершаем сходное волеизъявление, например, рукоплещем или протестуем на «политическом собрании»52;
2. «политиками «по совместительству»» - быть доверенным лицом, членом правления партийно-политического союза, государственных советов и т.д. В этом случае политика «не становится для них первоочередным «делом жизни» ни в материальном, ни в идеальном отношении»53;
3. «преимущественно-профессиональными» политиками54.

Из тенденции рационализации политической жизни логически вытекает идея превращения политики в своего рода «предприятие», которому требуются профессионально подготовленные люди с разными знаниями и умениями – чиновники-специалисты и «политические» чиновники.

Если эти принципы удастся провести в нашу жизнь, то постепенно пойдет процесс ее рационализации. Утвердится порядок, согласно которому «ходить во власть» должны профессионально подготовленные, компетентные в управлении люди, которые прошли подготовительную учебу и службу, выдержали специальные экзамены, доказывающие их способности и возможности работать на политическом «предприятии», что нельзя путать просто с интеллектуальными способностями. Остальные же должны почувствовать рациональность состояния быть свободным от профессиональной политики, чтобы обрести свободу для занятия иным делом профессионально. Следует заметить, что это вовсе не исключает право для всех людей  оказывать влияние на власть, на характер принимаемых политических решений.

Ценными для нашей страны могут быть рекомендации Вебера относительно минимизации коррупции в структурах государственной власти. «За счет» политики как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода; «для» политики – тот, у кого иная цель. Чтобы некто в экономическом смысле мог жить «для» политики, при господстве частнособственнического порядка должны наличествовать некоторые предпосылки: в нормальных условиях он должен быть независим от доходов, которые может принести ему политика»55.

По существу, из этого следует, что при нашем волеизъявлении, вопреки прежним стереотипным установкам выбирать из «своих», рекомендуется отдать предпочтение при прочих равных условиях соискателю должности, уже обладающему интеллектуальной или материальной собственностью, имеющему постоянный доход, что, как правило, свидетельствует о его предрасположенности к целерациональным действиям и его потенциальной готовности для правовой, эстетической и, в конечном счете, рациональной политики.

Примечательно, что проблему коррупции Вебер не сводит к ее экономическому аспекту. Страна, в которой политическая элита дифференцирована, сталкивается с объективными сложностями, вызванными «коррупцией «партийно-политического» характера», когда «партийными вождями за верную службу раздаются всякого рода должности в партиях, газетах, товариществах, больничных кассах, общинах и государствах. Все партийные битвы суть не только битвы ради предметных целей, но, прежде всего также за патронаж над должностями». Как видно, проблема коррупции не является специфически российской, и, стало быть, можно использовать веберовские соображения о политическом рационализме для ее нейтрализации. Прежде всего, надо признать, что рациональная бюрократия, как функциональный элемент управления, есть атрибут рационально-легального господства. Если политическое поле страны хочет развиваться в этом направлении, то лидеры партий и политических движений должны осознать, что в общих интересах минимизировать коррупцию. Для этого после каждой очередной партийной баталии, завершившейся приобретением одних и потерями у других, не следует по ценностным ориентациям конкретных партий и политических движений «перетряхивать» бюрократический аппарат управления. Тем более вредны кампании, иррациональные по сути, направленные на формальное сокращение определенного процента чиновников. Говоря о рационализации политического господства, Вебер отмечал необходимость формирования и поддерживания нового социального слоя – современного чиновничества, как «высококвалифицированных специалистов духовного труда, профессионально вышколенных многолетней подготовкой, с высокоразвитой сословной честью, гарантирующей безупречность, без чего возникла бы роковая опасность чудовищной коррупции и низкого мещанства, а это бы ставило под угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение для которого для хозяйства, особенно с возрастанием социализации постоянно усиливается, и будет усиливаться впредь»56.

Ориентация на этот тип рационального политического господства избавило бы российское общество от массовых иррациональных перемен в государственных институтах после очередных выборов, от чего, в конечном счете, население несет материальные и духовные потери. Хорошим симптомом в этом смысле явили собой последствия выборов Президента В.В. Путина. Общественное мнение, ряд СМИ предвкушали радикальные кадровые перестановки, которые, тем не менее, свелись к минимуму. Впервые в российской истории новой политической элите, пришедшей к самой вершине власти, хватило мудрости и прагматизма в целом сохранить бюрократический аппарат.

Политическую коррупцию можно минимизировать еще и тем, чтобы разделить функционально государственную бюрократию и лидеров партий. «Подлинной профессией настоящего чиновника…, - замечает Вебер, - не должна быть политика. Он должен «управлять» прежде всего, беспристрастно – данное требование применимо даже к так называемым «политическим» управленческим чиновникам… Политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик – как вождь, так и его свита, - бороться»57.

И еще один принципиальный момент. Рациональное политическое господство отнюдь не тождественно безвластию, слабовластию, тем более ее бессилию. В этой связи Вебер замечает, что государство является институтом, обладающим «монополией легитимного физического насилия»: «единственным источником «права» на насилие считается государство», «насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства – об этом нет и речи, - но оно, пожалуй, специфическое для него средство».

Трудно не согласиться с этим утверждением. Без решительных действий по укреплению Российского государства в этом плане у нас не исчезнут сами по себе возникшие на «демократической волне» очевидные диспропорции в полномочиях центра и регионов, закрепленные в республиканских Конституциях. Еще большая проблема для современной России – нелегитимные образования, в том числе и вооруженные, лидеры которых, как правило, прикрываясь патриотическими, национальными, религиозными лозунгами, во имя своих политиканских амбиций и коррупционных целей приносят в жертву права, свободы и зачастую даже жизни других людей.

 

 

Обобщим вышесказанное и получим примерный путь развития России, исходя из веберовских идей.

 

 

 

 

Итог:

 

 

Заключение

 

 

 

Итак, рассмотрев социальное действие и проблему рациональности М.Вебера, была реализована цель: систематизация взглядов М.Вебера и на социальное действие и проблему рациональности; а также попытка применить взгляды учёного по отношению к современной России, что, возможно, и явилось в определенной степени новаторством.

Было обнаружено,  как процесс рационализации общества объясняется М.Вебером через простые, как показалось на первый взгляд, понятия социального действия и идеального типа. Из первого он выделяет четыре типа,  среди которых только один тип – целерациональные действия, являются критерием рационализации общества. А идеальные типы, по М.Веберу, лишь методологические установки, с помощью которых объясняются, как сказал бы сам социолог, «понимаются», «интерпретируются» социальные действия.