Символ и образ в психологии К. Юнга

Таким образом, можно сделать вывод о том, что К.Г. Юнг своей теорией архетипов заставил постъюнгианцев с чем-то соглашаться, а что-то критиковать и искать объяснения, возможно, именно разногласия послужили тем, что было обращено больше внимание к объектам изучения таким как миф, легенда и др.

 

 

 

 

2.2. Характеристика явлений символа в теории

Карла Густава Юнга.

 

Архетипические образы всегда сопровождали и будут сопровождать человека. Они являются своеобразным источником мифологии, религии, произведений искусства. В этих культурных формах происходит постепенная видоизменение спутанных и жутких образов, они превращаются в символы, все более прекрасные по форме и всеобщие по содержанию. Мифология была первоначальным способом обработки архетипов, архетипических образов. Первобытный человек лишь в некоторой мере отделяет себя от природы, от «жизни в племени». Но он сильно переживает последствия отрыва сознания от животной бессознательности, возникновения субъект-объектного отношения — этот разрыв на языке религий осмысляется, трактуется и рассматривается как «грехопадение». Гармония с собой, с природой, со своим истинным «Я» восстанавливается с помощью магии, ритуалов, мифов. С развитием сознания пропасть между сознанием и бессознательным углубляется, возрастает напряженность, перед индивидом возникает проблема приспособления к собственному внутреннему миру. Приспособление к образам коллективного бессознательного берут на себя все более сложные религиозные учения, вводящие все более абстрактные догмы. Чем прекраснее, грандиознее передаваемый традицией образ, тем дальше он от опыта нуминозного, тем сильнее отрыв сознания от коллективного бессознательного. Символы открывают человеку священное и одновременно предохраняют его от непосредственного соприкосновения с колоссальной психической энергией. Символы и церковные догматы придают форму внутреннему опыту священного. Мистика приобретает широкое распространение в кризисные эпохи, когда догматы отрываются от своих архетипических корней, когда с их помощью уже трудно передать непосредственный опыт архетипических образов [17].

Из этого следует, что архетип неразрывно связан с символами, и последние играют очень важную роль связующих между человеком и коллективным бессознательным.

Определение символа у К.Г. Юнга можно рассматривать как имеющее отношение к наилучшей из возможных формулировок неизвестного психического содержимого, не постигаемое сознанием. [23, с. 158]

Также последователи К.Г. Юнга  не обошли темы теории символов и высказывали свои мнения и предположения. В книге Э. Самюэлса можно найти некоторые из их представлений [13]:

Маттун иллюстрирует это (неизвестное психическое содержимое, не постигаемое сознанием) символом «царства небесного». Этот образ становиться символом, поскольку относится к чему-то неизвестному, что невозможно описать простым предложением. Можно использовать особые метафоры символа, но символический образ «указывает на значение, которое не поддаётся описанию. Для Юнга символ – это не знак; знак обозначает что-то что уже известно. Психика спонтанно производит символы, когда интеллект теряется и не может справиться с внутренней или внешней ситуацией.

Л. Стейн говорит, что слово «символ» происходит от греческих слов sym, что означает «вместе», «общий», «одновременный» и bolon – «то, что брошено». Отсюда символ – сбрасывание вместе вещей, которые имеют нечто общее.

Якоби считает, что полезно рассмотреть немецкое слово Sinnbild. Sinn обозначает «смысл» или «значение», а bild обозначает «образ» - отсюда символ как значимый образ.

Видя различные мнения можно сказать о том, что многие пытались найти объяснение символу в значении этого слова, хотя Эдингер и Вестманн проводили параллель, показывая соответствие палочки с нарезками (присутствующей в греческой торговле) нашей современной идее. То есть «символ – как залечивание расщепления в человеке» [21].

Следует упомянуть о том, что представления о символах у К.Г. Юнга и З. Фрейда были различны. «Юнг полагал, что подход Фрейда к символам был слишком жестким – хотя он сам приписывал достаточно фиксированные значения некоторым символам, например, вода как символ бессознательного. [23, с. 159]

Стоит сказать о том, что идея К.Г. Юнга о символе как выражении конфликта, помогающем его разрешению, не имеет параллелей у Фрейда.

К.Г. Юнг в своих теориях был убежден в том, что значение психических символов значительно шире личностных границ. Архетипический символ трансперсонален по своей сути. Он межличностен по смыслу [30].

Психика спонтанно производит символы, когда интеллект теряется и не может справиться с внутренней или внешней ситуацией. Символ – это не аналогия, которая просто освещает или переводыит, хотя Фрей-Рон говорит о символах как о «психических аналогиях». Символ – выражение только предчувствуемого, но еще не различимого бессознательного содержания.

Характеристику такого явления как символ можно в кратком виде найти у В. Зеленского в его «Словаре аналитической психологии» [20]:

Символ – это наилучшее из всех возможных выражение или изображение чего-либо неизвестного. Понятие символа и знак необходимо разграничивать.

Каждый психический продукт может быть воспринят как символ, так как есть склонность принять, что это выражение стремится обозначить и то, что мы лишь предчувствуем, но чего мы ясно еще не знаем. Поскольку всякая научная теория заключает в себе гипотезу, т. е. предвосхищающее обозначение, по существу, еще неизвестного обстоятельства, она является символом. Каждое психологическое явление – это тоже символ, однако при том допущении, что оно говорит или означает нечто большее и другое, такое, что ускользает от современного познания. Такое возможно, безусловно, всюду, где имеется сознание с установкой на иное возможное значение вещей. Оно невозможно только там, где последнее само создало выражение, долженствующее высказать именно столько, сколько входило в намерение создающего сознания, - таково, например, математическое выражение. Но для другого сознания такое ограничение отнюдь не существует. Оно может воспринять и математическое выражение как символ, например, для выражения скрытого в самом творческом намерении неизвестного психического обстоятельства, поскольку это обстоятельство подлинно не было известно самому творцу семиотического выражения и поэтому не могло быть сознательно использовано им [11].

Всякое понимание, которое истолковывает символическое выражение, в смысле аналогии или сокращенного обозначения для какого-нибудь знакомого предмета, имеет семиотическую природу. Напротив, такое понимание, которое истолковывает символическое выражение как наилучшую и потому ясную и характерную ныне непередаваемую формулу сравнительно неизвестного предмета, – имеет символическую природу. Понимание же, которое истолковывает символическое выражение как намеренное описание или иносказание какого-нибудь знакомого предмета, имеет аллегорическую природу. Объяснение креста как символа божественной любви есть объяснение семиотическое, потому что «божественная любовь» обозначает выражаемое обстоящие точнее и лучше, чем это делает крест, который может иметь еще много других значений. Напротив, символическим будет такое объяснение креста, которое рассматривает его, помимо всяких других мыслимых объяснений, как выражение некоторого, еще незнакомого и непонятного, мистического или трансцендентного, т. е. прежде всего, психологического обстоятельства, которое, безусловно, точнее выражается в виде креста.

Характер сознательной установки определяет, в конечном итоге, что считать символом, а что – нет.

Поэтому весьма возможно, что кто-нибудь создает такое обстоятельство, которое для его воззрения совсем не представляется символическим, но может представиться таковым сознанию другого человека. Точно так же возможно и обратное. Мы знаем и такие продукты, символический характер которых зависит не только от установки созерцающего их сознания, но обнаруживается сам по себе, в символическом воздействии на созерцающего. Таковы продукты, составленные так, что они должны были бы утратить всякий смысл, если бы им не был присущ символический смысл. Треугольник с включенным в него оком является в качестве простого факта такой нелепостью, что созерцающий решительно не может воспринять его как случайную игру. Такой образ непосредственно навязывает нам символическое понимание. Это воздействие подкрепляется в нас или частым и тождественным повторением того же самого образа или же особенно тщательным выполнением его, которое и является выражением особенной, вложенной в него ценности [24].

Установку, воспринимающую какое-либо явление как символическое, Юнг называет символической.

Она лишь отчасти оправдывается данным положением вещей. С другой же стороны, она вытекает из определенного мировоззрения, приписывающего всему совершающемуся известный смысл и придающего этому смыслу известную большую ценность, чем чистой фактичности. Этому мнению противостоит другое, придающее всегда главное значение чистым фактам и подчиняющее фактам смысл. Для этой последней установки символ отсутствует всюду, где символика покоится исключительно на способе рассмотрения. Зато и для нее есть символы, а именно такие, которые заставляют наблюдателя предполагать некий скрытый смысл. Идол с головою быка может быть объяснен как туловище человека с бычьей головой, однако такое объяснение вряд ли может быть поставлено на одну доску с символическим объяснением, потому что символ является здесь слишком навязчивым для того, чтобы его можно было обойти. Символ, навязчиво выставляющий свою символическую природу, не должен быть непременно жизненным символом. Он может, к примеру, действовать только на исторический или философский смысл. Он пробуждает интеллектуальный или эстетический интерес. Жизненным же символ называется только тогда, когда он и для зрителя является наилучшим и наивысшим выражением чего-то лишь предугаданного, но еще непознанного; интуитивно понятного, но невысказанного. При таких обстоятельствах он вызывает у нас бессознательное участие [24].

Юнг также различал символ и симптом.

Существуют индивидуальные психические продукты, явно имеющие символический характер и непосредственно принуждающие нас к символическому восприятию. Для отдельно взятого человека они имеют сходное функциональное значение, какое социальный символ имеет для обширной группы людей. Однако происхождение этих продуктов никогда не бывает исключительно сознательное или исключительно бессознательное – они возникают из равномерного содействия обоих.

Юнг пишет [26]:

«Чисто сознательные, так же как и исключительно бессознательные продукты не являются символически убедительными – признание за ними характера символа остается делом символической установки созерцающего сознания. Однако они настолько же могут восприниматься и как чисто каузально обусловленные факты, к примеру, в том смысле, как красная сыпь скарлатины может считаться «символом этой болезни». Впрочем, в таких случаях правильнее говорить о «симптоме», а не о символе. Поэтому я думаю, что Фрейд, со своей точки зрения, совершенно верно говорит о симптоматических, а не о символических действиях, ибо для него эти явления не символичны в установленном мною смысле, а являются симптоматическими знаками определенного и общеизвестного, основного процесса. Правда, бывают невротики, считающие свои бессознательные продукты, которые суть прежде всего и, главным образом, болезненные симптомы, за в высшей степени значительные символы. Но в общем, это обстоит не так. Напротив, современный невротик слишком склонен и значительное воспринимать как простой симптом».

Теоретический разрыв Юнга с Фрейдом был частично связан с вопросом, что понимать под «символом»: само понятие, интенциональное выражение или же цель и содержание.

Согласно Юнгу, содержания сознания, заставляющие подозревать присутствие бессознательного фона, Фрейд неоправданно называет «символами». А в его, Юнга, учении они играют роль простых знаков или симптомов подспудных процессов, а никаким образом не роль подлинных символов. Последние надо понимать как выражение для идеи, которую пока еще невозможно обрисовать иным или более совершенным образом [1].

Юнг полагает, что символ является чем-то большим, нежели простым выражением подавленной сексуальности или любого другого безусловного содержания.

Творчески насыщенный язык символов заявляет, что в них скрыто больше, чем объявлено. Мы можем тотчас же, что называется, указать пальцем на символ, даже и тогда, когда не можем с полной убедительностью разгадать его смысл. Символ остается вечным вызовом нашим мыслям и чувствам. Возможно, этим объясняется столь стимулирующий характер символической работы, почему она захватывает нас столь интенсивно, а также и то, почему она так редко доставляет нам чисто эстетическое наслаждение [5].

  Символ – может пониматься как термин, имя, изображение, которые могут быть известны в повседневной жизни, но обладают специфическим добавочным значением к своему обычному смыслу: нечто смутное, неизвестное, иррациональное [2].

Когда мы исследуем символ, он ведет нас в область, лежащую за пределами здравого рассудка. А так как существует бесчисленное множество вещей за пределами человеческого понимания, то мы постоянно пользуемся символической терминологией, чтобы представить понятия, которые мы не можем определить или понять полностью.

Сознательное использование символов – это только один аспект, человек также продуцирует символы спонтанно и бессознательно в форме снов.  Бессознательный аспект каждого явления открывается нам во снах, в которых он возникает не как рациональная мысль, а в виде символического образа.

Символ сохраняет жизненность только до тех пор, пока он чреват значением, пока он является выражением предмета, который иначе не может быть лучше обозначен. Но как только найдено выражение, формулирующее искомый предмет еще лучше, - тогда символ мертв [11].

Итак, символ, не действующий сам из себя, - мертв (т.е. превзойден лучшей формулировкой) или он является продуктом, символическая природа которого зависит исключительно от установки созерцающего его сознания.

 

Понимание символов:

Понимание, которое истолковывает символическое выражение как наилучшую и характерную непередаваемую формулу сравнительно неизвестного предмета, имеет символическую природу.

Понимание, которое истолковывает символическое выражение как намеренное описание или иносказание какого-нибудь знакомого предмета, имеет аллегорическую природу.

 

Виды символов:

Естественные символы приходят из бессознательных содержаний психического и, следовательно, представляют бесконечное множество вариаций основных архетипических образов. Во многих случаях они могут быть прослежены до своих истоков, архаических корней - т.е. до идей и образов, которые мы встречаем в самых старых записях и у первобытных обществ;

Культурные символы – те, которыми пользуются для выражения «вечных истин» и которые во многих религиях используются до сих пор. Эти символы прошли через множество преобразований, через процесс более или менее сознательного развития и таким образом стали коллективными образами, принятыми цивилизованными обществами.

Культурные символы – важные составляющие нашего ментального устройства. Там, где они подавляются или игнорируются, их специфическая энергия исчезает в бессознательном с непредсказуемыми последствиями. Эта психическая энергия служит оживлению и усилению всего, что лежит на верхнем уровне бессознательного [19].