Психологический портрет исторического деятеля

Сталину нужно всегда насилие  над самим собою, чтобы подняться  на  высоту чуждого обобщения, чтобы  принять далекую революционную  перспективу. Как все эмпирики, он по существу своему скептик, притом цинического  склада. Он не верит в большие  исторические возможности, способности  человека к усовершенствованию, возможности  перестройки общества в радикальных  направлениях. Глубокая вражда к существующему  делает его способным на смелые действия. Эмпиризм или чисто крестьянский консерватизм мысли делают его неспособным  долго оставаться на вершинах. Представленная самой себе, его мысль неизбежно  сползает вниз. Он фатально занимал  во всех вопросах (поскольку был  предоставлен самому себе) оппортунистическую позицию. Поскольку же под давлением  Ленина и событий он поднимался на высоту революционного обобщения, он удерживался  на высоте недолго и в конце  концов сползал вниз. Цель, которую  он себе поставил, он будет разрешать  с большим упорством, с большей  настойчивостью, чем подавляющее  большинство других людей. Но он неспособен поставить себе самостоятельно большую  цель и долго держать ее, поскольку  она внушена ему событиями  и людьми. Революционное движение окрыляет людей, требует смелости мысли, далекой перспективы. Именно в такие  периоды можно наблюдать Сталина в состоянии растерянности. [6; c. 46].

1917 год еще больше, чем  1905 год, становится для Сталина  годом острого недомогания. За  кулисами он исполняет административные  и технические поручения Центрального  Комитета. Всегда являлся кто-нибудь, кто публично его поправлял,  затмевал, отодвигал, причем в  такой роли выступал не только  Ленин, но и более молодые,  менее влиятельные члены партии, в том числе и новички. Но  Сталин не мог выдвигаться  качествами, которые были у других, поэтому все его мысли и  усилия характера направлялись  на закулисную интригу. Сталин  тяготился обществом людей с  более высоким умственным кругозором.

Он двигается медленно и осторожно, где можно отмалчивается. Но победы в Петрограде и позже  – в Москве убеждают его. Он начинает входить во вкус власти. После завоевания власти Сталин стал чувствовать себя более уверенно, не переставая, однако, оставаться фигурой второго плана. Ленин, несомненно, высоко ценил в Сталине некоторые черты: твердость, цепкость, настойчивость, упорство, хитрость и даже беспощадность, как необходимые качества в борьбе. Но Ленин вовсе не считал, что эти данные, хотя бы и в исключительном масштабе, достаточны для руководства партией и государством. Ленин видел в Сталине революционера, но не политика большого стиля. Самостоятельных идей, политической инициативы, творческого воображения он от него не ждал и не требовал. Ценность Сталина в глазах Ленина почти исчерпывалась в области администрирования и аппаратного маневрирования. [10; c. 101].

     В апреле 1922 года, сразу после XI съезда партии, пленум ЦК избрал Иосифа Виссарионовича  Генеральным секретарем РКП (б). Если выразиться точнее (как сказал Ленин в своем письме о Сталине), тот «стал» генсеком. Эту фразу Владимира Ильича нельзя опустить, так как сразу после «выборов» Сталина не было найдено никаких протоколов соответствующих заседаний, о том, кто голосовал «за», кто «против», и было ли голосование вообще. И хотя эта административная, в общем-то, должность не давала каких-то особых прав, она открывала путь к большой власти. От человека, который готовил вопросы для Политбюро, а потом контролировал осуществление решений, зависело многое.

     Вскоре Ленин  сильно заболел, и вышло специальное  решение ЦК запрещавшее нагружать  его работой, волновать и даже  читать ему газеты. Пожалуй, единственным  человеком, которого Сталин ставил  выше себя, и подчиняться которому  не считал зазорным и оскорбительным, был Владимир Ильич. Лишь немногих  Сталин ставил вровень с собой,  всех остальных считал ниже. Однако  Ленин был и оставался для  него вождем и учителем, раз  и навсегда признанным авторитетом.  Усугублявшаяся болезнь Ленина  очень беспокоила Иосифа Виссарионовича, он заботился о том, чтобы  создать для выздоровления все  необходимые условия.

     Кроме фактов  заботы Сталина о Ленине, исключительно  из почтения и уважения к  вождю, нельзя сбрасывать со  счетов предположение о том,  что полное отключение Владимира  Ильича от текущих дел в  ту пору устраивало честолюбивого  Джугашвили, не терпевшего контроля, советов, коллективных решений.  Он вошел во вкус полновластного  хозяйствования. И вдруг, неожиданно, ленинское вмешательство, ленинские  указания, круто менявшие его планы и замыслы, словно бы подчеркивающие его, сталинское несовершенство.

     Вскоре после  кончины Ленина состоялся XIII съезд  партии. Естественно: при подготовке  его Иосиф Виссарионович использовал  все свои незаурядные организаторские  способности. Его речь произвела  на многих колоссальное впечатление,  но ведь было и письмо Ленина, прямо адресованное делегатам  съезда, и молчать о нем было  нельзя.

     Сначала осторожно,  а  потом  все  смелее  и смелее сбрасывая с себя  маску "скромного" старого  большевика, которого партия "заставила"  нести тяжелое бремя генсека,  он все более явно проявлял  стремление пробраться в пантеон  великих людей, не брезгуя никакими  средствами. Уже свой  пятидесятилетний  юбилей  он  превратил  в   настоящее "коронование на царство". Десятки статей в "Правде", в которых многие авторы объявляли себя учениками Сталина - таков  основной фон юбилея.

      Основная  когорта  соратников  Ленина  с руководящих постов снята,  и одна часть сидит по тюрьмам  и  ссылкам, другая, капитулировавшая, деморализованная и  оплеванная, влачит  жалкое  существование   в  рядах  партии, третьи, окончательно  разложившиеся превратились  в   верных   слуг вождя-диктатора.

Среди тех, которые каялись  и обещали верную службу, было немало бескорыстных и искренних людей. Они, конечно, не могли заставить  себя верить, что Сталин – отец народов  и прочее. Но они видели, что в  его руках власть и что он так  или иначе охраняет наследие Октябрьской  революции. Они обещали ему свою верность без всякой задней мысли. Они, хотя и с горьким чувством, жертвовали своей личностью, своим достоинством во имя политической цели, которую  они ставили выше всего. Тем не менее они не спаслись. Сталин не верил им. Он вообще не способен верить в бескорыстные мотивы, самоотвержение, которое ставит политическую цель выше личного честолюбия и даже личного  достоинства. Он считал, что они хотят  обмануть его. И так как он знал, что они не считают его великим  человеком, а только человеком, занимающим великое место, он ненавидел их двойной  ненавистью. Ему нужен был только повод, благоприятная обстановка, политическая цель, чтобы истребить их и отомстить  им за свою посредственность. Все они  были арестованы в 1936 году, высланы, многие расстреляны.

И этот процесс как и  другие процессы сталинской политики, развивался медленно, автоматически и имел свою логику. Сперва Сталин не доверял и нередко вполне основательно, покаяниям, опасаясь применения политики троянского коня. С течением времени, путем контроля, отбора, обысков, перлюстрации переписки и так далее опасение отпало. В партии были восстановлены, правда, на второстепенных советских постах те, кто искренне покаялись. Но когда наступила пора московских театральных процессов, все эти бывшие члены оппозиции, хорошо знакомые с условиями оппозиции, хорошо знавшие вождей оппозиции и действительное содержание их работы, становились величайшей опасностью для адского замысла истребления старшего поколения революционеров. В населении оказались рассеяны многие тысячи, десятки тысяч свидетелей оппозиционной деятельности Троцкого, Зиновьева, Каменева и других. Они могли шепнуть ближайшим друзьям, что обвинение есть подлог. От друзей к друзьям это обличение могло распространиться по всей стране. Опасных свидетелей надо было устранить. [8; c. 134-142].

Но было и другое соображение  более близкого личного характера, которое, несомненно, играло немалую  роль в политической психологии Сталина. Параллельно с истреблением оппозиции  шло его личное обоготворение. Шла  перестройка его биографии, ему  приписывались черты, которых он не имел, качества, которыми он не располагал, подвиги, которые он не совершал. Между  тем, среди оппозиционеров и вполне искренне раскаявшихся были сотни и  тысячи людей, которые с ним близко соприкасались, которые знали его  прошлое, которые разделяли с  ним тюрьмы и которых нельзя было обмануть, хотя бы они и делали все  от них зависящее, чтобы быть обманутыми. По мере того как прежде в пропаганде, в печати, в школах поднималась  волна отвратительного византийства, Сталин никак не мог терпеть на ответственных административных постах людей, которые знали правду и  которые сознательно говорили ложь в качестве доказательства своей  верности вождю. К преданным, но знающим  прошлое, Сталин относился, пожалуй, с  большей враждою, с большей неприязнью, чем к открытым врагам. Ему нужны  были люди без прошлого, молодежь, которая  не знала вчерашнего дня, или перебежчики  с другого лагеря, которые с  первых дней смотрели на него снизу  вверх, ему было необходимо полное обновление всего партийного и советского аппарата.

Сталин не умен в подлинном  смысле слова. Все низшие стороны  интеллекта (хитрость, выдержка, осторожность, способность играть на худших сторонах человеческой души) развиты в нем  чудовищно. Чтобы создать такой  аппарат, нужно было знание человека и его потайных пружин, знание не универсальное, а особое, знание человека с худших сторон и умение играть на этих худших сторонах. Нужно было желание играть на них, настойчивость, неутомимость желания, продиктованная сильной волей и неудержимым, непреодолимым честолюбием. Нужна  была полная свобода от принципов  и нужно было отсутствие исторического  воображения. Сталин умеет неизмеримо лучше использовать дурные стороны  людей, чем их творческие качества. Он циник и апеллирует к цинизму. Он может быть назван самым великим  деморализатором в истории.

Именно эти стороны  характера – при определенных исторических условиях - обеспечили Сталину  его нынешнее положение. При исключительном, поистине дьявольском честолюбии и  столь же исключительной воле он отличался  общей посредственностью умственных качеств. Из этого основного противоречия – флегматичности натуры – выросла  осторожность, вкрадчивость, хитрость, получившие в свою очередь сверхъестественное развитие. Здесь видна уже та сверхкомпенсация, которая нередко в биологическом мире заполняет органическую слабость. Отсюда же из этого противоречия, которое через всю его жизнь проходило, взялась зависть и мстительность. [4; c. 119-121].

Национальность также  повлияла на становление личностных качеств Иосифа. Осетины известны своей мстительностью. У них сохранились еще, по крайней мере, в годы юности Сталина, обычаи кровавой мести из рода в род. Сталин перенес этот обычай в сферу высокой политики. Говорят, у хеврусов существовал такой обычай кровавой мести. Если хеврусы хотели кому-либо мстить, они бросали на могилу родственников своих врагов дохлую кошку. Сталин, когда пришел к власти, все свои обиды, огорчения, ненависти и привязанности перенес с маленького масштаба провинции на грандиозные масштабы страны.

Его отношение к людям  было неизменно окрашено недоброжелательством и завистью. Он уже с этого времени стал отмечать тех, которые намеренно или по невниманию наступали ему на ноги. Его честолюбие перекликались с мстительностью. Уже в духовной семинарии, он в борьбе с монахами, в борьбе с соперниками среди воспитанников научился подмечать слабые стороны людей, чтобы бить противника в слабые места. В среде южан-кавказцев, быстро воспламеняющихся, но и быстро остывающих, восприимчивых, нередко мягких и сентиментальных, он научился сознавать свои преимущества – осторожность, хитрость и холодную выдержку.

Честолюбие Сталина ожесточилось после ряда неудач и долгого ожидания. Он открыто ставит свою кандидатуру  на первое место в партии и государстве  с 1929 года, когда он читает впервые на четырнадцатом съезде политический доклад. На съезде во время доклада он имеет вид экзаменующегося новичка. Он делает грубые ошибки, о которых шушукаются в кулуарах. Но аппарат уже безраздельно в его руках. Он диктатор. Страна этого не знает. Аппарату поручается сообщить ей об этом. [11; c. 89-90].

Сталину вызвали лучшего, тогда, в Москве врача, Бехтерева Владимира Михайловича. Тот тщательно осмотрел его два раза: утром и поздно вечером, но заключение его было безрадостным. Неуравновешенная психика. Прогрессирующая паранойя с определенно выраженной подозрительностью и манией преследования. Болезнь обостряется сильным хроническим переутомлением, истощением нервной системы. Только исключительная сила воли помогает Сталину сохранять рассудительность и работоспособность, но и этот ресурс не безграничен. Однако на самого Сталина заключение Бехтерева не произвело особого впечатления. Ему раньше уже говорили о заболевании и довольно давно, еще до революции. Один из Сванидзе говорил, что Сталин обращался к психиатру, после рождения Якова.

Отойти от дел и лечиться он не мог. Для него это было равно  политической смерти. Если устраниться  от руководства - значит, навсегда: конкурентов  много. Тем более - лечение у психиатра.

Да что там лечение: Сталин боялся как бы не получил  огласку сам визит Бехтерева. Но совсем другое, если о болезни  скажет сам Бехтерев. А он стар, рассеян  и вообще вне контроля. Мало ли что  может сорваться с его языка. И тогда конец политической карьере. Этот новый пунктик очень сильно давил на психику Сталина. Успокоился он лишь тогда, когда профессор умер.

Через некоторое время, внезапно умерла Надежда Сергеевна Аллилуева. Перед смертью она написала письмо, содержание которого в целом, в общем, не важно. Достаточно лишь первых строк, повторяющих то, что она сказала как-то на банкете: «Надо быть воистину гениальным человеком, чтобы оставить без хлеба такую страну, как Россия», и тут же сугубо личный упрек: она забыла, она даже припомнить не может, когда вместе ходили в театр.

Все эти события все  сильнее и сильнее обостряли  основные качества личности, за которые  его все больше и больше боялись. На семейном фронте он потерпел поражение, а на политическом он был единственным и полным победителем. Он сотворил свой собственный мир из страны. В Советском  Союзе существует правящая иерархия, строго централизованная и совершенно независимая от так называемых Советов  и народа. Подбор идет сверху вниз. Сталин имеет в своих руках власть абсолютного самодержца. Бюрократия располагает огромными доходами не столько в денежном, сколько в натуральном виде: прекрасные здания, автомобили, дачи, лучшие предметы употребления со всех концов страны. Верхний столб бюрократии живет так, как крупная буржуазия капиталистических стран, провинциальная бюрократия и низшие слои столичной живут, как мелкая буржуазия. Бюрократия создает вокруг себя опору в виде рабочей аристократии; т.к. герои труда, орденоносцы и прочие все они пользуются привилегиями за свою верность бюрократии, центральной и местной. Все они пользуются заслуженной ненавистью народа. И при всем этом в стране царит террор Сталина. [5; c. 111-114].