Альтернативное творческое задание по психологии

То же самое происходит со словом “отвечать”. Большинство  из нас впервые сталкивается с  ним в таких предложениях, как  “Кто отвечает за это безобразие?”  Не слишком приятное слово, разумеется, и не из тех, которые мы хотели бы связывать с собой. Снова наилучший  ответ — это ответ, отсылающий к внешнему: “Он сделал это”, или “Они меня заставили”, или — лучше всего — “Я думал, что должен сделать это”, что означает “согласно правилам” или в соответствии с авторитетным мнением. Авторитет, конечно, всегда находится где-то, он никогда не олицетворяется со мной.

И, таким образом, мы рано узнаем, что ответственность — это тяжелый груз. Мысль о том, что это слово может означать нечто вроде возможности — чего-то, помимо неприятностей, — появляется у нас намного позже.

Наши первые переживания, связанные с ответственностью, обычно таковы, что нам хочется доказать: у нас не было выбора в том, что  мы сделали. Мы ищем внешние “причины”, чтобы переложить ответственность  на них: что подумают другие, как  это обычно делается, что требуют  правила, чтобы избавиться от ненужной ответственности. Потребность избежать ответственности появляется потому, что мы все путаем ее с другим понятием — вина. Эти два понятия — ответственность и вина — на самом деле совпадают совсем немного. Фактически они указывают на противоположные психологические состояния. Вина означает отрицание нашего субъективного центра (“Это ты виноват, что я...”). Даже когда я обвиняю самого себя (“С моей стороны было эгоизмом забыть об этом...”), я на самом деле приписываю причину некоему своему свойству (“эгоизму”),  вместо того чтобы действительно принять на себя ответственность. Ответственность же, напротив, остается сосредоточенной на действии и его результатах (“Да, я сделал это по своему выбору. Сожалею, что причинил тебе боль. Как нам теперь вместе исправить это?”). Таким образом, ответственность направлена вперед; она говорит о том, что мы в силах действовать дальше и добиваться лучших результатов. В этом смысле, возможность представляет собой обратную сторону ответственности.

Когда я главным образом  сосредоточен на своей вине, я теряю  контакт со своим внутренним чувством; когда я признаю ответственность, я утверждаю, что играю жизненно важную роль в своем собственном  существовании. Мои пациенты научили  меня: если я хочу быть по-настоящему живым и знать свои возможности  в жизни, я должен принять тот  закон, что я всегда отвечаю за то, что делаю. [1-С.77]

 

Гуманистическая психология -  это направление, появившееся в США в 40-х годах, строилось на основе философской школы экзистенциализма. Одним из его основателей является Г. Олпорт, который подчеркивал, что американская психология способствовала распространению и развитию того, что внесли в психологию Фрейд, Бине, Сеченов и другие ученые. «Теперь мы можем сослужить такую же службу в отношении Хайдеггера, Ясперса и Бинсвангера», - писал он.  
       Развитию гуманистической психологии способствовала обстановка, которая сложилась в обществе после Второй мировой войны. Если Первая мировая война продемонстрировала бессознательную жестокость и агрессию человека, ужаснувшие общественное мнение и пошатнувшие устои гуманизма и просвещения, то Вторая мировая война, не опровергнув наличия этих качеств, выявила и другие стороны человеческой психики. Она показала, что многие люди в экстремальных ситуациях проявляют стойкость и сохраняют достоинство в самых трудных условиях. 
       Эти факты, так же как и данные, полученные психологией личности в 30-50-е годы, показали ограниченность подхода к человеку, объясняющего развитие его мотивации, его личных качеств только стремлением к адаптации. Нужны были новые подходы, интерпретирующие возможности людей преодолеть давление ситуации, «встать над полем», как говорил Левин, их желание творческой реализации своих способностей. Это стремление человека к сохранению и развитию своей духовной уникальности было невозможно объяснить в терминах старой психологии и только естественно-научной детерминации, игнорируя философские постулаты.  
Именно поэтому лидеры гуманистической психологии обратились к достижениям философии XX в., прежде всего к экзистенциализму, изучавшему внутренний мир, экзистенцию человека. Так появилась новая детерминация - психологическая, объясняющая развитие человека его стремлением к самоактуализации, творческой реализации своих потенциальных возможностей.  
       Частично пересматриваются и взаимоотношения личности с обществом, так как социальное окружение может не только обогатить человека, но и стереотипизировать его. Исходя из этого, представители гуманистической психологии, хотя и подчеркивали неприемлемость идеи глубинной психологии о враждебности внешнего мира к личности, старались изучать разнообразные механизмы общения, описывать сложность взаимоотношений личности и общества во всей ее полноте. При этом подчеркивалось значение для науки исследования полноценных и творческих людей, а не только невротиков, стоявших в центре исследовательских интересов психоанализа.

 

Вряд ли кто-нибудь возьмется  оспорить тот факт, что физиологические  потребности — самые насущные, самые мощные из всех потребностей, что они препотентны по отношению  ко всем прочим потребностям. На практике это означает, что человек, живущий  в крайней нужде, человек, обделенный всеми радостями жизни, будет  движим, прежде всего, потребностями  физиологического уровня. Если человеку нечего есть и если ему при этом не хватает любви и уважения, то все-таки в первую очередь он будет  стремиться утолить свой физический голод, а не эмоциональный.

Если все потребности  индивидуума не удовлетворены, если в организме доминируют физиологические  позывы, то все остальные потребности  могут даже не ощущаться человеком; в этом случае для характеристики такого человека достаточно будет сказать, что он голоден, ибо его сознание практически полностью захвачено  голодом. В такой ситуации организм все свои силы и возможности направляет на утоление голода; структура и  взаимодействие возможностей организма  определяются одной-единственной целью. Его рецепторы и эффекторы, его  ум, память, привычки — все превращается в инструмент утоления голода. Те способности  организма, которые не приближают его  к желанной цели, до поры дремлют  или отмирают. Желание писать стихи, приобрести автомобиль, интерес к  родной истории, страсть к желтым ботинкам — все эти интересы и  желания либо блекнут, либо пропадают  вовсе. Человека, чувствующего смертельный  голод, не заинтересует ничего, кроме  еды. Он мечтает только о еде, он вспоминает только еду, он думает только о еде, он способен воспринять только вид  еды и способен слушать только разговоры о еде, он реагирует  только на еду, он жаждет только еды. Привычки и предпочтения, избирательность  и привередливость, обычно сопровождающие физиологические позывы, придающие  индивидуальную окраску пищевому и  сексуальному поведению человека, настолько  задавлены, заглушены, что в данном случае (но только в данном, конкретном случае) можно говорить о голом  пищевом позыве и о чисто пищевом  поведении, преследующем одну-единственную цель — цель избавления от чувства  голода. [3-С.80-81]

 

Я обнаружил, что чем более  я искренен в отношениях с клиентом, тем более это помогает ему. Это  значит, что мне нужно знать  свои собственные чувства настолько  хорошо, насколько это возможно, а не показывать какое-либо отношение  к человеку, чувствуя совсем другое на более глубинном или подсознательном  уровне. Откровенность также включает желание выражать в словах и в  поведении свои различные чувства  и отношения. Только так мои отношения  могут быть правдивыми, а это очень важно. Это – первое условие. Только при создании реально существующего отношения другой человек может успешно искать эту реальность в себе. Я обнаружил, что это верно даже в том случае, когда отношение, которое я чувствую, не нравится мне и не ведёт к хорошим отношениям между нами. Кажется очень важным, чтобы это отношение было правдивым.  
       Второе условие заключается в следующем: чем более я принимаю другого человека, чем более мне он нравится, тем более я способен создать те отношения, которые он сможет использовать. Под принятием я понимаю теплое расположение к нему как к человеку, имеющему безусловную ценность, независимую от его состояния, поведения или чувств. Это значит, что он вам нравится, вы уважаете его как индивида и хотите, чтобы он чувствовал по-своему. Это значит, что вы принимаете и уважаете весь спектр его отношений в данный момент независимо от того, положительные они или отрицательные, противоречат его прежним отношениям или нет. Это принятие каждой меняющейся частицы внутреннего мира другого человека создает для него теплоту и безопасность в отношениях с вами, а защищенность, проистекающая от любви и уважение мне кажется, является очень важной частью помогающих отношений. 
       Я также думаю, что хорошие отношения с другим человеком значимы лишь постольку, поскольку у меня есть постоянное желание понимать его – тонкая эмпатия его чувств и высказываний, как он их представляет себе в этот момент. Принятие не стоит многого до тех пор, пока в него не входит понимание. Только тогда, когда я понимаю чувства и мысли, которые кажутся вам такими ужасными, такими глупыми, такими сентиментальными или эксцентричными, только когда я понимаю их так, как вы, и принимаю их так же, как вы, – только тогда вы действительно чувствуете в себе свободу исследовать все глубоко скрытые расщелины и укромные уголки вашего внутреннего опыта. Эта свобода - необходимое условие отношений. Под ней подразумевается свобода изучать себя и на уровне сознания, и на неосознаваемом уровне с такой быстротой, с какой возможно пуститься в такое опасное исследование. Имеется также и полная свобода от любой моральной или диагностической оценки, так как все они, мне кажется, являются угрозой для личности.  
       Таким образом, отношение, которое я считаю помогающим, характеризуется как бы прозрачностью с моей стороны, в нем четко видны мои реальные чувства. Оно также отличается принятием другого человека как индивида, имеющего ценность, а также глубинным эмпатическим пониманием, которое дает мне возможность видеть личный опыт человека с его точки зрения. Когда достигнуты эти условия, я становлюсь спутником моего клиента, сопровождающим его в пугающем поиске самого себя, который, как он чувствует, можно сейчас свободно предпринять.  
Конечно, я не всегда могу достигнуть таких отношений с другим человеком, и иногда, когда я чувствую, что достиг их, он может быть чересчур напуган, чтобы увидеть, что ему предлагают. Но я бы сказал, что, когда у меня есть данный выше тип отношений и когда другой человек может как-то чувствовать их, я верю, что неизбежно произойдут изменения и человек будет конструктивно развиваться. Я включаю слово "неизбежно" только после долгого и осмотрительного обдумывания.[9-С.75-76]

 

Американская психология, отмечал Г.Олпорт, имеет мало собственных  оригинальных теорий. Но она сослужила  большую службу тем, что способствовала расостранени. И уточнению тех  научных вкладов, которые были сделаны  Павловым, Бине, Фрейдом, Роршахом и  др. Теперь, писал он, мы можем сослужить  аналогичную службу в отношении  Хайдеггера, Ясперса и Бинсвангера.

Влияние экзистенционалистской  философии на новое напрвление в  психологии не означает, что последнее  явилось лишь ее психологическим  дубликатом. В качестве конкретно-научной  дисциплины психология решает собственные  теоретические и практические задачи, в контексте которых и следует  рассматривать обстоятельства зарождения новой психологической школы.[5-C.306-307]

 

Трансперсональная психология (от лат. trans – сквозь, через + рersоna – личность и греч. psyche – душа + logos – учение) — ряд психологических направлений. Основными представителями трансперсональной психологии являются J.C. Lilly, T. Dethlefsen, J.C. Pierakos, L. Orr, С. Гроф , Р. Ассаджоли, К. Дюркгейм . В 1969 г. возник журнал Journal of Transpersonal Psychology. Особое внимание в этом направлении обращается на феномены сознания, выходящие за рамки обыденного опыта: это — формы измененного сознания, спиритический опыт, „ключевые переживания“, сверхсенсорное восприятие, медитативные практики, наркотический субъективный опыт, а также сознание изменяющие техники или вещества. Есть общие основания у гуманистической и трансперсональной психологии — обе ориентированы на развитие и достижение целостности человеком. Но в данном направлении особая ориентация на цели, которые трансцендентируют индивида. А. Маслоу , который считается основателем гуманистической психологии, считал, что она служит лишь ступенькой к психологии трансперсональной. В соответствии с его теорией потребностей, в психологической организации индивида должны быть удовлетворены сначала потребности физиологические, в безопасности, в социальных контактах и оценке, перед тем как индивид станет личностного готов к принятию трансперсонального опыта. В силу этого считается, что сначала должны быть отработаны невротические и психосоматические нарушения, прежде чем будет начат путь расширения сознания. Вместе с тем, одни и те же феномены могут толковаться в клинической и трансперсональной психологии как диаметрально противоположные по знаку валентности. Уже З. Фрейд (1930) трактовал медитативные („океанические“) ощущения адептов восточных религий как симптом инфантильной беспомощности, а Ф. Александер трактовал медитацию как „самоиндуцированную кататонию“. Различие между трансперсональным опытом и психозом заключается прежде всего в произвольности воспроизведения особых состояний сознания. Хотя многие положения этого направления не могут пока получить статус вполне научных, в практическом плане многие находки получают дальнейшее развитие. Есть попытки трактовать трансперсональный опыт в контексте новых мировоззренческих представлений. Это — относительность пространства и времени, материи и энергии, роль позиции наблюдателя (физика), диссипативные структуры (химия), аутопоэзис (биология), связь языка и действия (культурная антропология). В центре изменения сознания стоит применение различных техник или веществ. Это — сенсорная депривация , суггестивные и гипнотические техники, различные школы йоги, суфизма, даосизма, шаманизма, христианского исихазма, эротические техники, опыт наркотического опьянения, работа с различными энергетическими центрами.

 

Крайне важно, как вы справляетесь с тем, что отвлекает внимание. Не пытайтесь предотвратить это. Просто снова и снова терпеливо  возвращайте свое внимание на объект медитации. Это отвлечение от фантазий, мыслей и внешних стимулов — одна из важнейших задач медитации. Если вы пытаетесь предотвратить отвлечение внимания другим путем, то можете войти  в непродуктивное бессодержательное  состояние или отвлечься задачей  по недопущению того, что отвлекает, или прийти к напряжению. Если вы терпеливо продолжаете возвращаться к объекту медитации, ваше внимание к объекту постепенно заместит рассеянность, а ваша физическая расслабленность  позволит свести течение мыслей на нет.

Также очень важно, чтобы  у вас не было никакого предвзятого  мнения о том, что должно произойти  на "хорошем" сеансе. Вы можете расслабиться и прийти к ясности, но можете остаться напряженным и несосредоточенным. Или вы можете открыть особенно болезненные  переживания. Разрешение себе честно осознавать любые переживания гораздо конструктивнее, чем самое приятное расслабление. Принимать сеанс, независимо от того, куда он ведет, таким, какой есть, очень  важно. Например, вы можете почувствовать  сонливость. Попытайтесь наблюдать  за самим процессом погружения в  сон — возможно, это реакция  на некое чувство, которое вы хотите избежать. Если сон продолжает оставаться проблемой, встаньте и немного пройдитесь, глубоко вдыхая. Вы можете почувствовать  скуку и усталость от задания. Наблюдайте и проживайте эти чувства. Наша культура вполне способствует закреплению  негативной установки, склонности к  самопорицанию. Старайтесь наблюдать  за этим своим самокритичным, враждебным отношением. Это что-то вроде дружелюбного нейтралитета, который вы можете переносить на любые возникающие переживания.

Как только деятельность эго  ослабляется, начинает всплывать внутренний материал, что-то из него, прежде недосягаемое для осознания. Херригел пишет: «Это совершенное состояние беспристрастного погружения в себя, к сожалению, длится недолго. И оно. видимо, нарушается изнутри. Тотчас происходит всплеск беспорядочных  настроений, чувств, желаний, забот  и даже мыслей, словно пришедших  из ниоткуда... Единственный эффективный  способ не дать этому повлиять на вас  — относиться доброжелательно ко всему, что появляется на сцене, привыкать  к этому, смотреть на это спокойно и, в конце концов, утомиться наблюдением» (Herrigel, 1953).

Это одна из причин, по которой  вам рекомендуется надзор, если вы хотите практиковать медитацию в  течение более часа за раз. С увеличением  времени проявляющийся материал может стать более плотным  и отвлекающим сильнее, более  сложным для обращения с ним, например иллюзии. Известно, что некий  ученик дзен из Японии сжег дотла золотой  шатер, объяснив это тем, что он был  настолько прекрасен, что имел единственный недостаток — отсутствие мимолетности. Проявляющийся материал может менять форму, превращаться в визуальный видеоряд по контрасту с вербальным, отвлекающим  внимание и т.д. Однако нет необходимости  быть слишком осмотрительным с этим материалом. Мои психотерапевтические пациенты, медитируя дома, не испытывали особых затруднений, обращаясь с  тем, что отвлекало внимание, как  с материалом, отвлекающим внимание. Все, что требовалось, — наблюдать  за этим и возвращаться к медитации.[8-C.36]

 

Если бы мы научились доверять жизни, то у нас не было бы проблемы духовного пути. Мы бы уже были в  конце пути, в теле Христа, в нирваническом  опыте, в раю.

     Доверие- это  открытость энергии жизни. Доверие  означает полную реализацию. Доверие-  камень преткновения на начале  духовного пути. Сердце пути не  бьется вне доверия. Нет энергии  для продолжения пути. На языке  метафоры мы можем сказать:  «Доверие- это открытые врата  в Рай, река, втекающая в Сад  Эдема». И стоит войти в реку, отдаться потоку и принесет  тебя в место вечного блаженства.

      Я не  видел ни одного человека, качающегося  на волнах этой реки Жизни.  Более того, многие люди даже  смотреть на эту реку считают  грехом. Недоверие потокам этой  реки настолько велико, что сам  факт существования реки подвергается  умозрительному анализу. Вне сомнения, где есть этот анализ, нет состояния  присутствия в потоке. Мысль выстраивает  бутафорию, но не может вдохнуть  в нее жизнь. Это похоже на  прогулку по саду Эдема, но  выстроенном на театральной сцене.

      Мысли, знанию  и не нужен этот поток. Поток  нерасчлененный, состоянческий, недифферинцированный. Знание, мысль всегда является  неким расчленением реальности. Разум и поток - разные реальности. Знающий уже не может войти  в поток реки Жизни. Где есть  знание, даже абсолютное, для человека  есть сомнение. Где есть сомнение, там нет доверия, где нет  доверия, там нет целостности,  потока той реки, которая на  волнах своих, как на крыльях  ангельских, несет в Рай - Равностность, Любовь, Доверие.

      Есть другие  реки в других направлениях. Но  именно их мы считаем водами  Жизни. Особенно полноводна Река  Страдания, стиснутая берегами  равнодушия.[2-C.89]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Литература

1. Бьюдженталь Д. Наука  быть живым: Диалоги между терапевтом  и пациентами в гуманистической  терапии/Пер. с англ. А.Б. Фенько. — М.: Независимая фирма “Класс”, 1998. — 336 с.

2. Козлов  В.В. Духовная  психология: в поисках  изначального. – М.:  Издательство Трансперсонального Института, 2000, - 95 с.

3. Маслоу А. Мотивация  и личность. СПб.: Евразия, 1999. С.77–105 (с сокращ.)

4. Перлз Фредерик, Хефферлин  Р., Гудмэн П. Опыты психологии  самопознания /практикум по гештальт-терапии/ Перевод Михаила Папуше.- М.: Гиль-Эсте, 1993. -  240 с.

5. Петровский А.В., Ярошевский  М.Г. История и теория психологии. – Ростов-на-Дону: издательство Феникс, 1996. Том 2.-416 с.