Политическая ситуация в современной Турции

В течение войны в  Персидском заливе Северный Ирак был  провозглашён бес полётной зоной  и воздушным силам Соединённых Штатов было позволено разместиться в юго-восточной Турции, чтобы контролировать бес полётную зону. В течение этого периода США начали постепенное формирование марионеточного государства в Северном Ираке, одновременно оказывая прямую поддержку Рабочей Партии Курдистана. Когда всё это стало очевидным для турецких вооружённых сил, они начали плавно менять свою установку на антиамериканскую⁵³.

Второй важный пункт – американские власти в середине 90-х годов пришли к выводу, что они не могут достичь своих целей благодаря традиционным правым партиям в Турции. Так что для создания подходящего инструмента для реорганизации Турции требовалось создать новую партию.

Уже в 1996 году турецкий еженедельный политический  журнал   Aydinlik

сообщил, что посол США в Турции М. Абрамовитц готовит Тайипа Эрдогана на пост премьер-министра Турции⁵⁴.

В контексте Турции это  – обязательная для США гарантия стабильного развития марионеточного государства в Северном Ираке, которая  будет управлять всем процессом, если взглянуть на ситуацию с этой стороны. Ключевым фактом является то, что невозможно превратить марионеточное государство в основной пункт США до тех пор, пока оно остаётся в своих современных узких границах. Оно должно расшириться на Север (Турция), а также, возможно, на Запад (Сирия) и на Восток (Иран). Наиболее ключевым из перечисленных действий является расширение на Север. Поэтому американский империализм покровительствовал Рабочей Партии Курдистана и сделал её своим мощным инструментом в борьбе против Турции в течение последних двух десятилетий. И поэтому США так быстро реагировали, пытаясь предупредить все попытки части турецких вооружённых сил провести независимые операции в Северном Ираке (где размещается здание Рабочей партии Курдистана) по борьбе с терроризмом⁵⁵.

Чтобы более детально понять политическую ситуацию в современной Турции и  правильно оценить внутриполитические процессы, необходимо рассмотреть политику Партии справедливости и развития (ПСР) после парламентских выборов 12 июня 2011 года.

После победы в парламентских  выборах Партии справедливости и  развития, в стране фактически установилась электоральная гегемония ПСР. Произошло  переформатирование «старой» кемалистской политической системы. Исключение из нее  военной элиты, вытеснение с политического поля конкурентов ПСР и отсутствие у нынешней оппозиции реальной альтернативной программы вызывают вопросы в отношении будущего Турции. Выборы 2011 г. интересны еще и тем, что ПСР в ходе них предстала

своеобразным символом политической силы, заслуживающей наибольшего доверия избирателей с точки зрения исполнения обещаний и ответа на социально-экономические запросы населения. Все эти факторы позволяют говорить о том, что ПСР за последние годы приобрела черты доминантной партии, популярность которой не теряется от долгого пребывания во власти, и электоральный потенциал которой обеспечит ей победу на любых свободных выборах в обозримом будущем⁵⁶.

Конечно, отличительной  особенностью выборов 2011 г. стали отнюдь не прогнозируемый успех ПСР, на который, работало беспрецедентное количество людей, а ожидания и надежды на коренные перемены в общественно-политической жизни. С этими надеждами Турция вступала в новый выборный цикл, но они быстро испарились с началом активной фазы предвыборной борьбы. Надежды эти были связаны с реальным расширением сферы гражданской политики впервые с момента перехода к многопартийной системе в 1945-1950 гг. и принятием новой Конституции, призванной закрепить новые параметры общественно-политической жизни и расширение гражданских свобод и демократии. Подобные ожидания были вызваны не только риторикой правящей партии, но и рядом мер по вытеснению кемалистской элиты из сферы реальной политики. При всей неоднозначности этих мер, которые вполне можно рассматривать как факты политических репрессий, одно из важных их следствий – попытки переформатировать существующую политическую систему и политическую культуру⁵⁷.

Традиционно сфера гражданской политики была сильно ограничена, и одним из главных сдерживающих факторов выступала как раз армия или, шире, – кемалистская элита, де-факто регулирующая систему сдержек и противовесов в политической жизни страны. Гражданская политика в Турции на протяжении десятилетий (а в целом это отличительная черта всей республиканской истории) функционировала в довольно «урезанном» виде, что не могло не создавать внутренних проблем и не приводить к росту некоторой политической напряженности⁵⁸.

Более того, ПСР в рамках своей предвыборной кампании взяло на вооружение лозунг о «развитой демократии». Смысл тезиса о «развитой демократии» был сведен к сомнительному утверждению, что ПСР – единственная политическая сила, способная обеспечить развитие демократии и демократических институтов и, соответственно, все остальные субъекты политической сферы к этому не способны, не заслуживают доверия избирателей и, по-видимому, в конечном итоге должны оказаться на обочине публичной политики в Турции. Иными словами: ПСР открыто монополизировала право на демократизацию Турции и проведение любых других реформ. При подобной конфигурации политической системы вероятность консолидации и кооперации в рамках политического класса становится еще более затруднительной, чем в рамках прежней кемалистской системы сдержек и противовесов. В этом, пожалуй, заключается один из главных парадоксов политического развития Турции последнего десятилетия.

Одна из примечательных особенностей политической системы  Турции до последнего времени заключалась  в том, что правительство, сформированное победившей на выборах партией (или  партиями), де-факто не обладало достаточными ресурсами власти и влиянием, чтобы самостоятельно управлять страной. Победившие на выборах политические силы получали не власть, а возможность ее делить с кемалистской элитой или истеблишментом. Роль последнего была институциализирована в рамках Совета национальной безопасности и других формальных и неформальных структур, которые способствовали тому, чтобы военная элита могла активнее влиять на текущую политику. 

Надо отметить, что  правительство ПСР довольно часто  вопреки установкам на рыночный либерализм действует в духе социального государства, адресно решая проблемы бедности и материальной поддержки граждан, лишенных возможности удовлетворять «базовые потребности». Один из наиболее разработанных каналов социальной поддержки малообеспеченных – благотворительные организации, которые, нередко даже открыто, выступают в роли агентов партийно-политических структур. ПСР широко использует эту тактику для создания и поддержания образа политической силы, способной обеспечить не только развитие, но и социальную справедливость. «Государственная» благотворительность, нацеленная на сглаживание неравномерности распределения социальных благ, играет одну из ключевых ролей в укреплении социальной базы ПСР и налаживания каналов взаимодействия с обществом. 

Конституционные поправки, принятые на референдуме 12 сентября 2010 г., вводили новые принципы формирования персонала судов, а правовая автономия армии, ранее неподсудной гражданским судам, была упразднена. Лишилась армии и возможности «самоочищения»: увольнение со службы обросло новыми бюрократическими процедурами и выведено из непосредственной компетенции армейских служб, а любой уволенный мог обратиться в суд⁵⁹.

Главный орган политического  влияния военной элиты – Совет  национальной безопасности стал в результате реформ более гражданским по составу и лишился значительной части влияния на текущий политический процесс.

В этот ряд можно поставить  и отмену 4 февраля 2010 г. «Протокола о безопасности, общественном порядке  и взаимопомощи» (EMASYA — Emniyet, Asayış, Yardımlaşma Protokolü), подписанного еще в 1997 г. вслед за

отстранением от власти правительства Неджметтина Эрбакана и долгое время вызывавшего ожесточенные споры. Этот документ, санкционировавший «при необходимости» установление режима военного правления в неспокойных провинциях, фактически подводил правовую базу под возможный военный переворот.

ПСР видит себя единственной дееспособной политической силой, готовой  представлять интересы нации и удовлетворять  ее потребности: будь то модернизация в форме повышения уровня и качества жизни или демократизация в форме деполитизации армии и монополизации политической сферы. Вера идеологов ПСР в то, что их партия обладает неким особым мандатом на социально-политические реформы, а главная задача – преодоление дефицита демократии, приводит к утверждениям, что только ПСР по силам решить острые социальные вопросы, включая и курдскую проблему⁶⁰.

Один из главных пунктов  так до конца и не сформулированной программы «развитой демократии»  – принятие новой конституции, взамен действующей, «навязанной» обществу после военного переворота 12 сентября 1980 г. ПСР говорит о ней с 2007 г., причем непременно подчеркивая необходимость ее общественного обсуждения и нахождения компромиссных формулировок наиболее дискутируемых норм и статей. При этом на выборах ПСР ставит перед собой задачу получить квалифицированное большинство мест в Великом национальном собрании Турции (ВНСТ) – от 330 до 367 – для того, чтобы иметь возможность разрабатывать и принимать новую конституцию без участия других политических сил, выносить на референдум собственный проект Основного закона. Это противоречие – следствие стремления ПСР монополизировать политический процесс в стране и показатель недоверия правящей партии к другим    политическим силам,  которое   не   носит латентный характер, а

постоянно   проявляется  в   негативном   отношении   к   любым   проектам,

выдвигаемым оппозицией⁶¹.

Отстаивая тезис о  своих достижениях в области  демократизации Турции за девять лет  пребывания у власти и характеризуя их как «нормализацию страны», ПСР взяла на себя обязательства превратить страну за время своего третьего срока в «продвинутую демократию», не обращая внимания на доктринальную и практическую уязвимость этого проекта. Две главных задачи для развития демократии, которые Эрдоган обозначил во время предвыборной кампании, – новая конституция и решение курдского вопроса. Поскольку Конституция 1982 г. на сегодняшний момент на 60% переписана (17 раз в нее вносились поправки, в общей сложности было изменено 113 статей из 177), и многие черты первоначального текста в ней выхолощены, на первый план было выдвинуто решение курдского вопроса, и именно оно стало своего рода лакмусовой бумажкой для проекта будущей демократизации под властью ПСР⁶².

С первых дней пребывания во власти правительство ПСР пыталось сформировать новые подходы к курдской проблеме и отказаться от его военного и силового решения, реальной альтернативы которому коалиционные кабинеты 1990-х гг. да и военная элита не видели. ПСР признала важность вопроса «курдской идентичности» и дала ход его открытому общественному обсуждению, при этом отношение правительства ПСР к прокурдской ПМД постоянно колебалось от готовности к партнерству с ней до неприятия ее как таковой. Наконец, в 2010 г. ПСР выдвигает «курдскую программу, которая, по сути, направлена не на конкретное решение проблемы, а на «отвлечение внимания общества» в том числе и от очевидных   «недоработок»   правительства   в   этом  вопросе.  Более того,

необходимость в подобных инициативах – популистских по своему характеру   –   возникла    в    связи    с    институционализацией    и ростом электорального веса этнонационального курдского движения, с одной стороны, тесно связанного с Рабочей партией Курдистана (РПК), а с другой – представляемого в публичном политическом пространстве прокурдской ПМД⁶³.

Хотя открытые дебаты по поиску новых подходов к решению  курдского вопроса создали видимость  демократического процесса, однако ПСР  справедливо обвинили в попытках решить его, исключительно исходя из своих воззрений, не признавая право на участие в этом процессе других политических сил. Еще со времен кампании 2007 г. ПСР выдвигает тезис о том, что она на самом деле является главным «агентом» курдов и реальной защитницей их интересов⁶⁴. ПСР заявила о том, что «курдский вопрос» давно прекратил свое существование, и поэтому нет необходимости в наличии особой «курдской партии» – т. е. ПМД. Причем, эта заслуга, по мнению ПСР, принадлежит именно кабинету Эрдогана, положившему конец политике отрицания, отчуждения и ассимиляции курдов. При этом для подтверждения своих слов Эрдоган не преминул воспользоваться традиционным тезисом руководителей армии 1990-х гг. о том, что курды могут избираться в парламент, становиться президентами⁶⁵. Иными словами, если перевести лозунги на практический язык, то это будет означать, что никаких дальнейших административно-правовых и социально-экономических преобразований для решения «курдской проблемы» и соответственно реформ не требуется, а главное для ПСР – сохранение существующего положения, которое, очевидно, сложилось в ее пользу⁶⁶. Модель разделения политической

сферы на два лагеря –  ПСР и «все остальные» – стала  отличительной чертой турецкой политики в 2010 г., и это произошло одновременно с проведением референдума по конституционным поправкам, в рамках которого оппоненты Эрдогана совпали в своем неприятии реформы Конституции. Примечательно, что подобную модель широко эксплуатировала в середине 1990-х гг. Партия Благоденствия (ПБ) Неджметтина Эрбакана, от наследия которой так отчаянно открещиваются и Эрдоган, и идеологи ПСР⁶⁷.

Парламентские выборы –  и 2007, и 2011 гг. – отчетливо показали, как страна относится к политике ПСР и правительству Эрдогана. Однако начинают говорить и в самой  Турции: за четыре года работы нового состава парламента ПСР и кабинет Эрдогана вряд ли смогут привнести в турецкую политику что-то новое.

С середины июня – времени  последних всеобщих выборов –  обозначенные внутриполитические проблемы стали только обостряться: курдский конфликт вошел в горячую фазу; упреки в адрес ПСР за ее стремление к авторитаризму (несмотря на колоссальную поддержку общества – по данным октябрьских соцопросов, она составила 52%)⁶⁸ не смолкали; противостояние правящего режима с военной элитой и кемалистами еще больше обострилось (достаточно вспомнить демонстративную отставку высшего руководства турецкой армии в конце июля 2011 г.).