Мораль и политика

      «Мораль и политика»  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     1. Взаимное влияние  политики и морали  в истории. 

       На взаимосвязь политики и  морали решающее влияние оказывает   характер общества, переживаемая эпоха,  господствующая  социокультурная  среда.  Одно дело политика и мораль в традиционном обществе, где главное  –  это  инерция сознания и поведения. Совсем другая ситуация возникает с переходом  в  эпоху техногенных цивилизаций. Иными словами, и  в  морали,  и  в  политике  живут эпохи   особенности  культурного   наследия   и   традиций,    раскрываются биологические черты наций и  рас.  В  традиционном  обществе  нет  отдельных групп, все слиты коллективно. Осознание человека личностью,  членом  группы, противопоставления морали одного морали другого еще не происходит.  Различие личного и общественного отсутствует,  и  все,  что  было  вне  традиционного общества, было вне закона. В  эпоху  традиционных  обществ  была  характерна неразделенность политики и морали.  Особенно  четко  это  проявилось,  да  и

продолжает  проявляться в наиболее устойчивых районах  традиционализма  –  на Востоке. Конфуций видел в самосовершенствовании основу хорошего  управления, не верил в регулирующую силу закона. Он считал,  что  народ  будет  избегать его, при этом не испытывая стыда. Добродетель объявлялась единственным,  что может подчинять людей порядку, так как  с  добродетелью  народ  будет  знать стыд.  Лао  Цзы  классифицировал  типы  правления   на   основе   критериев, объединяющих   нравственность   и   результативность.   Лучшим    называлось правление,  которое  как  бы  не  замечается,   настолько   оно   плавно   и естественно. Уступает ему правление, поддерживаемое  восхвалениями  мудрости решений правителя.  Плохое  правление  основано  на  страхе  подчиненных.  И совсем негодное если вызывает презрение. Идея  полного  слияния  политики  с народной моралью  дошла  до  наших  дней.  Симптоматично  в  этом  отношении двенадцать правил Хо Ши Мина (шесть запретов и шесть наставлений) по  работе коммунистов среди  населения.  По  сути,  это кодекс  поведения в народе, уважения его обычаев, даже кажущихся предрассудками, и  пути  просвещения  и ослабления предрассудков и завоевания  политиком  авторитета  среди  простых людей.

       Для   западной   культуры,   особенно   с   накоплением    потенциала индивидуализма  и  динамизма,  характерно  нарастание   разграничения   сфер политики и морали, их  взаимодействие  как  различающихся  форм  сознания  и деятельности.  Спорят,  сближаются  и  расходятся  две   основные   позиции: единство морали  и  политики  и  разделение  границ  политически  значимого, определение собственно политических критериев политической деятельности.

       Плутарх предъявлял  нравственные  требования  к  правителю:  доверять бесчестному власть подобно безумному дать меч. Для Аристотеля очевидно,  что в  политике  должны  участвовать  достойные.  Г.  Мабли   называл   политику общественной моралью, а мораль – частной  политикой.  Хорошая  политика,  по Мабли, не отличается от здоровой нравственности. Руссо взывал  к  соединению политики и морали: кто захочет  изучать  отдельно  политику  и  мораль,  тот ничего не поймет ни в той, ни в другой, и  все,  что  является  нравственным злом, является злом и в политике. Т. Джефферсон считал,  что  все искусство управления состоит в искусстве быть честным.

       Древняя традиция единства политики  и морали приходит в новое  время, в ранний марксизм, во все современные идеологии, хотя понимание  самой  морали и политики дается разное. Так, в Учредительном Манифесте  I  Интернационала, подготовленном К. Марксом и Ф. Энгельсом, войны,  которые  вели  европейские  государства,  называются  грабительскими,  цели  их   внешней   политики   – преступными.  Широко  известно  деление  войн   Гроцием  на  справедливые  и несправедливые.

       Одновременно для западной культуры  было характерно и  противоположное направление политической мысли и практики: разделение политики  и  морали  и спор об их первенстве. В этом нашло  выражение  сложного  и  противоречивого процесса  деления  власти,  контроля  и  оценки  одной   власти   другой   и предотвращение абсолютной власти в обществе, а  также  способности  западной культуры к движению и истоков драматизма ее развития.

       В жизни уже античного мира  стали различаться “архе” и “анархе”,  т.е. порядок,  обеспечиваемый   властью,   и   отсутствие   власти   и   порядка. Общественный порядок в свою очередь имел как  бы  два  уровня,  регулируемый публичным  правом  и   частным   правом.   Политика   идентифицировалась   с деятельностью  публичной  власти  и  определением   основ   функционирования частного права.  В  политике  регулирование  идет  с  акцентом  на  функцию, приобретаемую носителем власти благодаря  консолидации  разъединению  групп, лидерству, рождению социальных  структур.  В  морали  –  акцент  делался  на требования к индивиду на основе  представлений  о  добре  и  зле,  о  долге, справедливости, чести, бесчестии.

       Во  времена  перерождения  феодальных  отношений   в   буржуазные   и формирования  новой  культуры  политика  и  мораль  еще  больше  расходятся. Образуются свои сферы влияния и  средства  воздействия.  Появление  светских государств означало узаконивание освобождения политики от религиозных догм.

       В  теории  провозвестником  разделения  политики  и  морали  был   Н. Макиавелли.  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс  писали,  что  начиная  с  Макиавелли “теоретическое рассмотрение политики освобождало от морали, и по сути  дела, был выдвинут постулат самостоятельной трактовки политики”.

       Суть традиции, заложенной  Н.  Макиавелли,  заключалась  в   том,  что политические   цели   достигаются   политическими    средствами.    Политик, руководствующийся только принципами абсолютного  добра,  пропадет,  так  как живет  среди  людей,  ориентирующихся на  другие  принципы.  Надо  выбирать меньшее  зло  в  ситуации   конфликта   с   нравственными   ценностями,   но использование зла неизбежно.  Для  достижения  выбранной  политической  цели общепринятая мораль не может быть препятствием. Макиавелли пришел к  выводу, что средства должны соответствовать цели.  В  его  идее  обращения  к  любым средствам воздействия выражено осознание обусловленности средств  достижения цели  характером  цели.  В  наше  время  очевидным   стало   и   другое:   в макиавеллистском   откровении   скрыт    имморализм,    опасный    и    даже непредсказуемый по своим последствиям. Цель может провоцировать обращение  к неправым средствам, если цель неправомерна, утопична.

       Абсолютизация  политических  утопических  целей  ведет  к  тому,  что целеустремленность,  решимость  становятся  основой  нравственного  уродства личности политика. Л. Троцкий, например, относил  к  революционерам  тех,  у кого нет внутренних препятствий, есть только внешние. Куда  заводит  свобода от морали – большевики показали во  времена  красного  террора,  организации концлагерей, всеобщей коллективизации, по отношению к тем,  кто  оказался  в плену у немцев  или  на  оккупированных  территориях.  При  коммунистическом режиме в России мораль оказалась  в  основном  подчиненной  политике  и  под влиянием  авторитарной  власти  деформировалась,  становясь   односторонней.

     Подчинение  норм  морали  политике  –  результат  особого  ветвинравственно-политического  развития, характерного  для  запаздывающей  модернизации.  Чем больше в господствующей морали предпосылок для этатизма,  эгалитаризма,  тем легче устанавливается единая морально-политическая  система,  основанная  на культе одной, якобы найденной  истины,  которая  будто  бы  интегрирует  все общественные  процессы,  подчиняет  политику  и  мораль   воле   самозванных  носителей некоего единственно верного учения.

       Идейной  основой  политизации   морали  в  советском   обществе   была ленинская постановка вопроса о  коммунистической  морали.  Для  коммунистов, считал  Ленин,   нравственность   подчинена   интересам   классовой   борьбы пролетариата, созидающего новое общество.

       Политизация  морали  открывает   путь   к   героизму,   сплоченности, самоотверженности части общества,  особенно  части молодого  поколения.  Но вместе с тем она сосредотачивает энергию  не  на  человеке,  его  внутреннем мире и мотивах, а на внешних для  человека  целях,  способствует  раздвоению личности, насаждает ложь, терпимость ко лжи, безразличие и  даже  жестокость к тем, чьи интересы не вписывались в политическую цель.

       Коммунистическая идеология в  нашей стране оказалась настолько   мощным явлением, что в корне изменила  общий  ряд  нравственных  норм;  большая  их часть,   особенно   регулирующая    отношения    человека    с    обществом, деформировалась, была подчинена целям строительства  далекого  коммунизма  у себя  в  стране  и  во  всем  мире.  На  практике  это  привело  к  попранию общечеловечности,  автономии  человека,  атрофии  внимания  к  человеку  как основы общественных отношений. Развивавшиеся в  России  основы  либерализма, свободы совести искоренялись самым жестоким образом.

       Попытки   заменить   мораль   политикой,   нравственные    авторитеты политическими частично удались. Исчезла  индивидуальность,  начавшая  быстро развиваться в капиталистической России. Она выкорчевывалась единой для  всех идеей  коммунизма,  борьбой   с   постоянными   врагами,   враждебностью   к “несоциалистическому”,  всеобщим  обожанием  и  восторгом   перед   вождями.  Нравственная  ценность  человека   как   основа   образа   жизни   оказалась затоптанной.  Но  то,  что  считалось   победой   во   времена   становления тоталитаризма, обернулось  в  конечном  счете  не  только  трагедией,  но  и тяжелейшим  положением  общества,  ограниченностью  возможностей  выйти   на дорогу  цивилизованности.  Вековые  основы  нравственности   были   заменены классовой ненавистью и личной зависимостью от вождей. Под  предлогом  борьбы за   чистоту   идеологии   искоренялось   все,    что    несло    первенство  бщечеловеческого  над   классовым.   Утверждалось,   что   производственный коллектив – основная  ячейка  в  обществе.  Это  означало,  что  его  власть распространяется  лишь  на  личные,  семейные  отношения.  Нравственно было вторгаться  в  личную  жизнь,  указывать,  что  можно  читать  и   смотреть. Нравственно было  растранжиривание  народного  богатства  в  помощь  военным режимам в разных странах. Военная поддержка  служила  предметом  гордости  и способом оправдания “временных трудностей” внутри страны.

       Как реакция  на  попрание  политиками  норм  общечеловеческой  морали появились нравственные максимы, абсолютизация  нравственных  ценностей.  Уже Сенека  –  свидетель  деградации   нравственности   римских   правителей   – высказывает мысль, близкую к утверждению абсолютного первенства  морали  над целями и средствами  властвования.  Ответом  на  крайности  макиавеллизма  в политической практике  и  бесовщину  в  революционном  и  массовом  движении является популярность идей и авторитет  таких  личностей,  как  Достоевский, Ганди, Камю, Сахаров, Солженицын. По  Достоевскому,  лучше  всем  погибнуть, если спасение зависит от мук ребенка. Этот же вопрос ставит  и  Камю:  имеем ли право убить человека или даже согласиться  с  тем,  чтобы  он  был  убит?

   Отказ от насилия, учил Ганди, поднимает морально обе  стороны.  Доступной  и приемлемой формой протеста является, по Ганди, голод.  Те,  кто  проповедует такую философию, при жизни  много  страдает,  после  смерти  обретает  ореол великомученика или святого.

          В политике дело обстоит иначе.  Часто, чтя моралистов, политики  все же идут  своим   путем.   Нравственное   противостояние   проводимой   политики основывается не на  структурах,  но  на  устойчивых  представлениях  и,  как правило,  выражается  в  поведении  героев.  Но   если   для   нравственного противостояния достаточно мужества,  духа  одиночки,  то  для  политического лидерства  нравственного максимализма  недостаточно.  В   политике   быстро наступает расплата  за  нравственный  максимализм,  потерю  чувства  меры  в данной  социальной  и  политической  среде,  ослабление  связей  политика  с реальными  государственными  структурами.  Поучителен   в   этом   отношении советский опыт. Политическая система 70-х – начала  80-х  годов,  отличалась от системы сталинских времен, в целом оставалась все той же тоталитарной  по своей сути. Перемены могли наступить только в результате сигналов  с  самого верха. Какие-либо попытки изменить систему по инициативе политика не  самого высокого ранга означали бы одно  –  конец  карьеры  этого  политика.  Только оказавшись   на   вершине   политической   иерархии,   после   относительной либерализации  и   гласности   М.   Горбачев   смог   стать   пропагандистом общечеловеческих ценностей. В условиях перестройки возможно  было  появление Б. Ельцина – лидера другого типа, который завоевал огромную популярность  на антикоммунистическом прорыве, противостоянии партийной верхушке.