Эвтаназия

Эвтаназия

Сама идея эвтаназии зародилась давно. Но со времен Гиппократа и до наших дней традиционная врачебная  этика включает в себя запрет: "я  никому, даже просящему об этом, не дам  вызывающее смерть лекарство, и также  не посоветую это". С недавнего  времени, однако, у врачей все чаще и чаще появляется готовность прибегнуть к этой практике, по крайней мере тогда, когда пациент сам просит о смерти. Как нам следует относиться к этой тенденции? Как к освобождению от устаревших запретов—или как к некой вседозволенности, которая одновременно неверна с моральной точки зрения и опасна на практике?

1. Oпределения, различия и общепринятое разрешение.

Давайте начнем с некоторых  определений и пояснений. Буквально  термин "эвтаназия" переводится "благоумирание", но сам термин стал означать не столько "благую" смерть саму по себе, сколько ее причинение. "Эвтаназию" можно определить как "умерщвление другого человека для предполагаемого блага умерщвляемого" при его согласии ("добровольная эвтаназия") или без согласия, или даже против воли человека ("недобровольная" и "принудительная" эвтаназия). Под "умерщвлением" я понимаю действие или допущение действия, выбранное с целью лишения человека жизни, т.е., независимо от того, прямое ли воздействие или косвенное.

Согласно этому определению, случаи самоубийства со помощью врача не в меньшей степени, чем сделанный врачом смертельный укол, представляют примеры эвтаназии, потому что они направленны к одной и той же цели—смерти пациента. Если подобное самоубийство допустимо, трудно найти какое-либо нравственное возражение против активной добровольной эвтаназии. Возможно имеются практические мотивы для их различия. (Например, помощь в самоубийстве может считаться меньше допускающей злоупотреблению.)

И тут возникает два  вопроса об эвтаназии—моральный ("Что  можно сказать о характере  человека, совершающего подобные действия?") и юридический ("Должны ли подобные действия быть запрещены законом?"). Св. Фома Аквинский утверждает, что в общем, человеческий закон должен основываться на естественном законе —запрещение людям делать то, что не является для них неправильным,—не законотворчество, а тиранство. Но,—продолжает он,—мораль и идеальная законность не тождественны. Иногда то, что с точки зрения морали плохо, не практично юридически запрещать. Есть предел тому, что государство может запретить недобрым людям.

В то же время то, что допускает  мораль, может быть запрещено законом, поскольку временами для общего блага нам приходится отказываться даже от своих прав. Например, в Америке  закон о занятости в настоящее  время включает в себя положения, которые трудно защищать на основе требований общей справедливости, но которые защищены на том основании, что они необходимы для получения  хорошей работы женщинами и чернокожими.

Оба эти подхода приложимы при обсуждении эвтаназии. Некоторые утверждают, что, хотя эвтаназия является безнравственной, её не следует запрещать в законодательном порядке. Два довода, которые обычно приводят в качестве аргументов против применения уголовных санкций: во-первых, слишком высокие затраты на претворение этих санкций в жизнь, и во-вторых, перспектива непослушания настолько широка, что она уже подрывает общее уважение к закону—по-видимому, в данном случае не применимы.

Другие утверждают, что, хотя эвтаназия не во всех случаях неправильна, она не должна быть разрешена законом. Один из вариантов этого аргумента  утверждает, что эвтаназия нравственно  допустима только в редких случаях, но даже там ее следует запретить, так как этой практикой до того легко злоупотребить, что легализация  эвтаназии принесет больше вреда, чем  добра. Другой вариант гласит, что  легализация ставит пожилых людей  в затруднительное положение  выбора: либо продолжать жить, либо смертью  уйти с дороги—положение, в которое никого нельзя ставить.

Более общим явилось мнение, что эвтаназия с моральной  точки зрения допустима только в  исключительных случаях, но в таких  случаях следует ее узаконить. Недавние законодательные инициативы в тех  странах, где она дозволяется разрешают эвтаназию только в исключительных случаях.

Существуют четыре места, в которых действует это разрешение,—Нидерланды, две части Америки, и Северная Территория Австралии. Только в Северной Территории эвтаназия официально разрешена законом. В Орегоне (законодательным актом) и в двух частях Соединенных Штатов (решениями Апелляционных Судов Второго Округа (Нью-Йорк и др.) и Девятого Округа (Калифорня , Орегон и др.), лишающими силы установленные законом запреты) врач может выписывать пациенту, но не давать сам, вызывающие смерть препараты. В Нидерландах самоубийство с помощью врача, и активная (добровольная) эвтаназия запрещены законодательным актом, но разрешены на практике. По заявлено суда, врач, умертвивший (или способстовавший в самоубийстве) своего пациента при определенных обстоятельствах, не признается виновным. Этими законами и политикой установлены три условия:

(1) эвтаназия должна быть  добровольной,

(2) только врач может  оказывать помощь или осуществлять  эвтаназию, и 

(3) состояние пациента  должно быть с медицинской  точки зрения неудовлетворительно. 

(Естественно, на каждой  стране есть свой вариант процессуальных  oxран против злоупотребления этим правом.)

Из этих случаев, так же как из политической агитации в поддержку  эвтаназии и из аргументов ее философски настроенных защитников, можно извлечь  то, что я буду называть общепринятое разрешение на эвтаназию—врач может  привести в действие добровольную эвтаназию  или оказывать помощь в самоубийстве пациенту, находящемуся в безнадежном  положении (напр. в случае страданий, унизительного положения или  неминуемой смерти).

2. Основной довод против  эвтаназии: первое возражение  и ответные доводы.

Откуда приходит мнение, что  практика эвтаназии допустима для  врача? Начнем наш ответ на этот вопрос с рассмотрения возражений к аргументу  против эвтаназии. Это умозаключение  вкратце звучит так:

Намеренное умерщвление  невинного всегда является нравственным злом. Эвтаназия—намеренное умерщвление невинного человека. Значит эвтаназия—нравственное зло.

Меньшая предпосылка этого  умозаключения вряд ли подлежит дискуссии. Она прямо вытекает из определения, данного в первом разделе доклада. Борьба будет происходить вокруг большой предпосылки.

Доводы в пользу эвтаназии  можно было бы начать с замечания, что хотя это умозаключение основывается на этике абсолютных нравственных запретов, все же в его основе нет абсолютного  нравственного запрета на умерщвление. Сторонники эвтаназии могут апеллировать к факту, что вышеприведенное  умозаключение подразумевает различие между оправданными и неоправданными умерщвлениями. (А зачем же "невинного  человека"?) На каком основании  делается это различие? Если некоторые  виды умерщвлений оправданы, почему нельзя оправдать хотя бы в некоторых обстоятельствах добровольной эвтаназии?

Основанием различия оправданных  и неоправданных случаев является факт, что не все виды умерщвления  обладают признаком по которому обычное  умерщвление осуждается злом—т.е., отношение к другому не такое, как должно быть. Итак, два вида убийства принимаются даже многими из самых рьяных противников эвтаназии—самооборона и наказание. Ни один из них не является несправедливым; по сути, ни один из них не является злом.

Можно ли рассматривать добровольную эвтаназию как третий вид оправданного умерщвления? Можно ли ее отнести  к тем случаям, когда лишение  жизни справедливо? Можно попытаться привести аргумент в пользу того, что  эвтаназия выходит за рамки несправедливого  убийства на основании двух ключевых утверждений.

Первое—состояние некоторых  людей таково, что им лучше умереть, чем продолжать жить. Ярким примером такой ситуации являются те пациенты, которые страдают от сильных болей  или обречены на жизнь в унизительной зависимости от других даже в удовлетворении самых элементарных нужд. Сюда, как  извлекающих выгоду из эвтаназии, часто  включают смертельно больных и тех, кто находится в постоянном вегетативном состоянии.

Второе утверждение заключается  в том, что оказание помощи кому-либо в улучшении его положения  всегда нравственно допустимо. Если умерщвление улучшит чье-либо положение, и человек сам хочет, чтобы  его лишили жизни, как подобное умерщвление  может считаться причинением  незаслуженного этим человеком вреда? Как можно считать этот акт  несправедливым? Как вообще это может  быть неправильно? И что же тогда  является добровольной эвтаназией, если не это?

У этого аргумента возникают  серьезные недостатки, особенно когда  он употребляется в оправдании общепринятого  разрешения. Остается спросить, на самом  ли деле улучшилось положение всех тех пациентов, и даже если это  так, то является ли их умерщвление  единственной альтернативой бездействию. Во-первых, неясно, как смертельно больные (как таковые, независимо от любых  других особенностей их положения) и  те, кто находится в вегетативном состоянии, извлекают выгоду из своей  ранней смерти. Во-вторых, можно задать вопрос, действительно ли отвращение, выраженное многими, от зависимости  от других в последние годы своей  жизни, основано на сознании собственного достоинства, а не на ложной гордыне. В-третьих, всегда есть и другие способы  избавления от боли.

Однако к вышерисованной защите эвтаназии есть возражения более существенные нежели вопросы, поднятые в конце предыдущего абзаца. Предполагаемое исключение из общего запрета на умерщвление, допускающее добровольную эвтаназию, действительно отличается от исключений смертной казни и защиты.

Отличие в следующем: исключение наказания и защиты позволяет  государственным властям реагировать  на действия (были ли они абсолютно  сознательны или же сделаны по неведению), создающие напряжение между  частным благом виновного или  вредного человека и общим благом покоя. Причиняемый виновному или  вредному человеку вред (здесь—смерть)—необходимое средство достижения общего блага. Из-за своих действий против общего блага такие люди теряют право на частное благо в той степени, которая необходима для восстановления общего. Так как общее благо—это их благо тоже, можно сказать, что их даже не вынуждают уступать свое благо ради блага других. Скорее от них требуется оставить одно из своих благ ради чего-то, что для них является благом вообще, хотя, умерев, лично они уже от этого ничего не извлечают. Или, поскольку справедливость требует от них возмещения, которым они восстанавливают нанесенный ими ущерб, акт отказа от свободы или даже жизни входит в их долг вести жизнь, которую руководят нравственные добродетели .

Ничего подобного нельзя сказать об эвтаназии. Здесь нет  противоречия между благом страдающего, искалеченного или смертельно больного и общим благом. Нет ни одного действия с их стороны, на основании  которого их смерти должны, или даже могут, быть объявлены расплатой  за что-либо. Довод в защиту права  умерщвлять тех, кто хочет быть умерщвленными, зависит не от лишения права на жизнь, а от права расстаться с  ней, лишиться ее. Лишение и отчуждение—разные причины. Такое различие находится и в связи с другими добрами.

3. Основной довод против  эвтаназии: второе возражение  и ответные доводы.

Защитники эвтаназии часто  настаивают на том, чтобы весь этот вопрос рассматривался с другой точки  зрения. Да разве, они могут спросить, не является случай эвтаназии тем  случаем, когда приходится выбирать из двух зол? Если одно хуже другого, что же плохого в выборе меньшего зла? Ответ на этот довод должен основываться на следующем признании: сравнение недостатков двух перспектив—смерти и постоянного страдания—не должно прикрывать тот факт, что обе эти перспективы тем не менее являются плохими. Защита в поддержку эвтаназии предполагает, что постоянное страдание—плохо. Но смерть по своей природе тоже является злом. Св. Фома Аквинский правильно определил доброту как полноту бытия. Доброта в человеке и для человека—это обладание всей совокупностью человеческих сил—от питания, зрения и эмоций до разума.

Если как смерть невинного, так и постоянное страдание являются плохими, то выбор (и стремление к) одной из них означает стремиться к плохому. Это выбрать действие, которое есть зло в отношении к своей цели. Выбирая смерть (т.е. умерщвления), в противоположность простому примирению с тщетностью дальнейшего продления жизни и позволению смерти прийти, мы совершаем ошибку. Любой акт эвтаназии, как выбор смерти, попадает под этот запрет.

Можно привести три возражения в пользу эвтаназии и против ее запрета. Во-первых, так как боль, связанная с продолжением жизни, также зла, то делает ли врач меньше зла, отказываясь осуществить добровольную эвтаназию, чем выполняя ее? Ответом  будет: Нет! Отказ прибегнуть к эвтаназии  означает решение переносить боль; это не выбор самой боли. Хотя боль сама по себе плоха и причинение ее зло, решение переносить боль—добродетельно. Это—акт стойкости. Естественно, не следует говорить, что избавление от боли плохо, или же что терпеть эту боль в полной ее силе было бы лучше, чем ее облегчить. Но это подчеркивает глубокую несоразмерность между выбором эвтаназии и выбором терпения, которая скрывается за подходом "из двух зол меньшее". Один выбор, и только один,—выбор причинять зло.

Во-вторых, не являются ли смертная казнь и смертоносные акты самообороны  также выборами смерти? Положение  самообороны не совсем ясное. Защищающийся может намереваться только остановить нападающего, хоть он знает, что употребленное  средство—опасно нападающему. Но такой неяности у смертной казни нет. Палач имеет вполне определенное намерение умертвить осужденного. Но из-за его злодействия приступник оказывается в весьма парадоксальном и почти уникальном положении. Для него, и только для него, единственный способ вести добрдетельную (здесь, справедливую) жизнь—отдать то (жизнь), что является непременным условием любого будущего внутренне ценного действия. Таким образом, только здесь намеренная отдача жизни—не принятие риска, но прямой отказ от жизни—не нравственно неверное действие.