Становление личности в произведениях казахской и русской детских литератур

Выбранные для исследования произведения ведут к познанию и преобразованию себя через сопереживание душевной жизни героев. Разумеется, собственно процесс становления личности может быть воссоздан в рамках больших эпических форм. Нами для анализа выбраны повести и рассказы. Но в этих произведениях значимость  повествования обусловливается, прежде всего, значительностью стоящей в его центре личности, богатством индивидуального внутреннего мира героя: его способом мышления и взгляда на явления действительности, интенсивностью личностного переживания событий. Опорой при этом служит собственный внутренний мир автора, его духовный опыт. Попытка понять себя во времени открывает путь к постижению противоречий реальности: собственный жизненный опыт, претворяясь в художественный опыт, наделяет его особой достоверностью и влиятельностью, порождаемой убежденностью читателя в том, что за рассказываемым – подлинная жизнь автора [Приложение 1 ].

Следует отметить, что исследуемые произведения, кроме повестей В.Тендрякова, – автобиографические повествования. Генетически восходя к исповеди, автобиографическое повествование обладает собственной жанровой специфичностью: между автором и центральным героем (даже если повествование ведется от первого лица) возникают сложные   отношения – повествователь является одновременно автором и рассказчиком-персонажем, свидетелем, комментатором и т.д. Авторское «Я» выступает в тексте как действующее лицо и вместе с тем как ракурс видения мира [Приложение 2].

К тому же между автором и автобиографическим героем существует вполне определенная временная дистанция, все более ощутимая по мере его (героя) роста, происходящего в условиях расширения рамок мира, в котором он существует и самоопределяется. Важно и другое: в автобиографическом повествовании – и в этом его специфичность – столь свойственное прозе, обладающей другими жанровыми параметрами, критическое отношение к миру сменяется стремлением найти путь к единению с ним, обретает не социальные функции, а духовную роль в людском сообществе. Важнейшей при этом является тема становления личности.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава II

Изображение процесса становления личности в русской детской литературе второй половины XX века

§1. Особый мир ребёнка как начало взрослой жизни в повестях «Почём в Ракитном радости» и «Друг мой Момич» К.Д.Воробьёва.

Без С.Т.Аксакова, Л.Н.Толстого в русской литературе не было бы целого ряда писателей, поставивших в центр своего творчества тему детей и детства. Среди них –  К. Воробьёв, В.Тендряков,  которые сумели привнести в её освещение иной взгляд, иной угол художественного зрения. Современная критика ассоциирует имя К.Воробьёва прежде с литературой о войне. С этим трудно согласиться, так как К. Воробьёв принадлежит к числу таких писателей, чьи произведения основаны на беспощадной и бескомпромиссной памяти, проверенной не только собственной жизнью, собственными страданиями, но и временем. «Тут каждое слово – правда – и вся правда»,– считает И. Золотусский [18]. Глубина и направленность этой памяти значительно расширяют проблематику его произведений, рамки конфликтов, мотивов, систему художественных образов. Следуя традициям великого Л.Толстого, К. Воробьёв считает, что война действительно является продолжением мира и на неё люди шли с взглядами, убеждениями и опытом мирного времени. Генезис такого опыта главным образом восходит к предвоенному детству. Обращаясь к теме детей и детства, К.Д.Воробьёв продолжает традицию русской классической литературы, имеющей богатейший опыт философско-художественного осмысления особого мира ребёнка, являющегося началом всякой «взрослой» жизни. Отсюда устойчивый, вполне оправданный и прослеживаемый в художественной концепции интерес писателя к истокам характера, высокому человеческому началу.

На фоне глубоких и всесторонних исследований темы детей и детства в русской литературе тема становления личности  в творчестве К.Воробьёва не только не изучена, но и не обозначена как самодостаточная, хотя почти все известные литературоведы, изучающие его творчество, так или иначе ассоциируют детство с прошлым и видят в нём тот фундамент, на котором строится будущее здание «взрослой» жизни.

Л. Лавлинский в статье «Биография подвига» выделяет в творчестве

К. Воробьёва «совершенно отдельный, своеобразный цикл воробьёвских рассказов о детях», отличающийся тонким лиризмом. Во всех произведениях, рассказывающих о детстве героя, он отмечает ту пору, которая «заронила в душу что-то необходимое и прочное, что прорастёт потом в зрелом человеке, не даст ему сломиться, потерять себя в бурях грозного века» [19].

Об истоках же формирования личности пишет и В. Енишерлов, утверждающий, что детство воробьёвских героев приходится на трудные и голодные годы в курской деревне, которая переживала сложное время ломки старого и строительства нового быта. «Судьбы этих детей были если не типичными, то вовсе не исключительными для своего времени. И как важно, что писатель, рисуя их характеры, показывает, что те семена добра и человечности, которые успели запасть в мальчишеские души, не исчезли...» [20].

В послесловии к книге К. Воробьёва «Вот пришёл великан»                   Ю. Томашевский подчёркивает важную роль детства в обретении героями воробьёвских произведений духовного равновесия. Они возвращаются в детство, чтобы «разобраться в себе тогдашнем и в себе сегодняшнем, отыскать точки совмещения двух себя» [21], всё поставить на свои места.

Ту же мысль мы находим и у В. Камянова («Доверие к сложности»). Объявляя войну «духовной родиной» героев, он под духовной оглядкой понимает оглядку их на детство. А герой-повествователь из рассказа «Первое письмо» говорит: «Я долго и трудно искал редкие слова, чтобы ответить Трофимычу (мальчику) на его первое в жизни письмо» [22]. Критик Н. Кузин считает, что «у этих слов есть и свой чёткий определённый исток: страна детства, родная курская земля, где это детство прошло...» [23].

Повесть «Почем в Ракитном радости» (1964) некоторые исследователи считают повествованием Воробьева о собственной жизни. Казалось бы, фабульная основа повести проста: писатель Константин Останков едет в родное село, которое он покинул двадцать пять лет назад, оказавшись невольным виновником трагической судьбы своего дяди Мирона Останкова: «В Ракитное еду как на суд» [21]. Герой изображен в один из решающих, этапных моментов его жизни – наступило время итогов. Напряженно думая о жизни, он понял, что «ничто не исчезает из мира» [21]. Проблема памяти трактуется К. Д. Воробьевым как способность и стремление героя к осознанному восприятию жизни. «Возвращение в детство» снимает непереносимость душевной боли, накопившиеся стрессы, смягчает потрясения. Возвращение к родным истокам обогащает Останкова как личность и как писателя. После встречи с девочками на Кобыльем логу Останков, вернувшись на время к радостным забавам детства, глядя в раскрасневшиеся лукавые рожицы и блестевшие глаза девочек, хочет писать «повесть, но не ту, дракой начатую, а другую. Совсем другую...» [21]. Герой преодолел духовный и творческий кризис; он сохранил в качестве главных нравственных ориентиров своей жизни такие понятия, как совесть, долг, честь. Легко и свободно на душе у героя: « Я сидел и как начало радостного стиха мысленно твердил: «Жизнь благо, и бремя её легко… Мне хотелось рассыпать тут на черной пахучей дороге скорлупу,- ничего не будет радостнее этой находки для завтрашнего пешехода, ничего! Увидит и обязательно подумает, что это дети насорили. И куда это они шли? В гости, что ли? Или из гостей?..» [21].

Психологическое изображение занимает в исследуемом произведении существенный объем, обретает относительную самостоятельность и становится чрезвычайно важным для уяснения содержания произведения, то есть возникает особое художественное качество, называемое психологизмом. Одним из основных приёмов психологизма является повествование от первого лица, которое создаёт большую иллюзию правдоподобия психологической картины, поскольку о себе человек рассказывает сам. Всё внимание автора сосредоточено на внутреннем монологе героя, который убеждён: «Детство - посох, с которым человек входит в жизнь» [21].

 Тернистый путь вёл героя  по жизни – к себе, к человеку. Пройдя войну, пережив страшные муки в плену, он испытывает чувство вины перед теми, кому причинил зло ещё до войны. История становления человека, живущего с постоянным чувством вины, – главная тема повести. Оказавшись после фашистского плена в «своём» [сталинском] лагере, надо было выдержать побои, оскорбления и унижения. Для этого нужна была вера в правду, добро. Но герой вспоминает: «…  в «своём» лагере я не имел права на такую веру. Только я один, потому что это право у меня украл Косьянкин, когда я был ещё ребёнком» [21]. В родном селе четырнадцатилетний Кузьма впервые попробовал взяться за перо. И райгазета его напечатала. А потом - еще и еще. Время было трудное: голод, колхоз обескровлен и изнурен, а он буквально заболел жаждой «разоблачать двурушников, лодырей, рвачей, расхитителей, подпевал, летунов, оппортунистов», как того требовал «Вопросник селькору», присланный ему из редакции, и никак не может унять в себе «общественного деятеля». Он стал бичом родного колхоза.

Некому разъяснить несчастному, сбитому с толку мальчишке, что его благие порывы не идут в помощь колхозу, а оборачиваются во вред. И, упоенный как с неба свалившимся на него всесилием и безнаказанностью, Кузьма «разоблачает» родного дядю. А потом дядя Мирон и Кузьма случайно встречаются на берегу Ракитянки, по которой идет ледоход. Кузьма от страха валится в воду. В той же газете «Колхозная жизнь» появляется статья под подписью В.Косьянкина: «...Мирон Останков накинулся с ножом на селькора, а после сбросил его в весеннюю пучину. Но убийца просчитался! Юный герой, превозмогая мучительную боль раны, спасся и сейчас находится в райбольнице, где советские врачи самоотверженно борются за его жизнь...» [21].

Именно в лагере впервые почувствовал себя герой, ещё в юности сменивший ненавистное имя Кузьма, виноватым: «Виноватым перед Ракитным, перед дядей Мироном. Мёртвый, давно расстрелянный, он встал передо мной  как искупление и возмездие» [21].   Константин Останкин, приехавший в Ракитное за прощением, узнаёт, что дядя Мирон, в смерти которого он винил себя долгие годы, жив. Что чувствует герой? Он не знает, чего в нём больше – безотчётной радости тому, что дядя Мирон жив, или горькой обиды к нему за тот ночной уход из Ракитного, за то, что пропал он для матери без вести.

Следует отметить ещё один литературный приём, используемый автором в этом произведении – вставную новеллу о Светлоголовом. Эту новеллу рассказывает писатель, герой повести «Почем в Ракитном радости», Константин Останков. В плену герой делает последнюю попытку завязать со Светлоголовым дружбу. Оба они считаются «полудоходягами», остальные в офицерском штрафном бараке – «доходяги». «Доходяги» умирают по ночам. Когда пленных офицеров гнали на работу или с работы – обратно в барак, мальчишки бросали в них камни (лагерь размещался в Восточной Пруссии). И если в колонне раздавались стоны, Светлоголовый – он ходил в первой четверке – оборачивался и приказывал: «Молчать!», тем самым вызывая огонь на себя. Каменный град сразу обрушивался на него. Он обхватывал голову руками и молчал.

Во время работ на железной дороге один из охранников направляется к Светлоголовому. Думая, что ему угрожает опасность, лейтенант, качаясь от слабости, бежит немцу наперерез. «Немец плыл мне навстречу бесплотным, сизым видением, как дым, и когда мы почти столкнулись с ним, я не выдержал и оглянулся на Светлоголового - видит ли он меня, ведь больше я никогда и ничего уже не сделаю! Тогда немец что-то крикнул и несильно толкнул меня в плечо. Падая, я увидел Светлоголового. В каком-то нелепом ныряющем наклоне и с руками на голове он бежал к нам...» [21]. Бежал защищать лейтенанта. Но и лейтенант, и Светлоголовый ошиблись относительно намерений немца. Тот нес Светлоголовому морковь. Он выделял этого пленного среди всех остальных, уважал этого пленного врага – вконец физически изнуренного, но духом не ослабшего, не сдавшегося, не покорившегося. И морковь была данью этого уважения. Светлоголовый не съел морковь. Он поровну разделил ее между «доходягами».

Тот, кто слушает эту новеллу, не хочет верить, что «белоголовый» умер. А он и не умер. Смерть Светлоголового в новелле, как Останков объясняет, литературный прием.

     «Лейтенант, лирический герой новеллы, и Светлоголовый, –  справедливо замечает критик Ю.Томашевский, – один и тот же человек. Один и тот же герой в двух лицах» [21].

В этом раздвоении заключён глубокий смысл. Воробьев стремится как можно тоньше и одновременно ярче отразить решающий этап человеческого становления своего героя. Жизнь недаром учила героя, недаром заставляла думать, недаром требовала не давать себе снисхождения. И он, вроде бы уже одержавший над собой победу, все еще продолжает себя экзаменовать, все еще продолжается в нем борьба. Эта внутренняя борьба, эти «взаимоотношения» с самим собой и есть в новелле взаимоотношения лейтенанта со Светлоголовым.

В повести «Друг мой Момич» (1965, сокращенная публикация под названием «Тётка Егориха», 1967; полностью изд. в 1988 г.) К.Воробьёва идея развития личности полностью и глубоко слита с образом времени, определяющим это развитие. Исследователи творчества Воробьёва подчёркивают, что «поставив в основу поэтического постижения мира детство, автор создал поэтику наибольшей выразительности, той образной емкости, которая гармонирует с чувствами, переживаниями и коллизиями. Детство давало ему ощущение истоков своей родины. А незатухающая память о детстве – это обязательное условие внутренней красоты человека» [24].

Решающим фактором в формировании характера человека в этот период являются люди, которые его окружают. Среди тех, кто идёт по жизни рядом с главным героем, – тётка Егориха и Момич. Бережное отношение к корням, роду с особым драматизмом проявляется в этом произведении.

Передавая право вести повествование ребёнку, К.Д.Воробьёв тем самым утверждает право на то, что детское чувство, детский взгляд на вещи так же полновесен, как и авторский взгляд. «То лето было для меня самым большим и длинным во всём детстве, – я многое тогда подглядел и подслушал» [25]. В сложном переплетении судеб мальчика, тётки Егорихи и Момича автор подчеркивает, что главное во взаимоотношениях людей – это уважение, доброта, сострадание, участие. «Смешная она у меня, тетка Егориха!.. Нам с нею нравится все одинаковое – звезды, гармошка, карагоды, наступающие праздники, запах кадила в церкви, богородицына трава на полу хаты и чтобы на дворе всегда было лето. Тетка, наверное, уже старая, но лучше и красивее её других людей на селе нету! Я крепко люблю её, и она меня тоже» [25].  Есть в ней что-то детское – особенно в той радости, с которой она воспринимает чудеса окружающего мира. Для маленького человека познание окружающего мира оказывается сложным процессом познания самого себя. В ходе этого познания герой должен занять определенную позицию по отношению к своему социальному окружению. Выбор этой позиции исключительно важен, так как им определяется все последующее поведение человека.

Пока были рядом тётка Егориха и добрый сосед Момич, Санька с их помощью преодолевал своё биографическое сиротство и сиротство социальное. Трудное голодное время переживалось вместе со взрослыми. Сильный, работящий, щедрый Момич был для героя примером для подражания: «За лето я до конца перенял и впитал в себя все, что пленяло меня в Момиче. Все было во мне от него – медлительная и прямая походка, перебитый паузами разговор, манера щурить глаза, держать в руках ношу. Тетка ничего будто не замечала, но однажды, когда я чересчур долго продержался с ответом на какой-то ее вопрос, она уткнулась лицом мне в макушку и сквозь смех сказала:

- Ну прямо вылитый! Все морщинки  снял с дяди Моси...» [25].

Появление в школе нового учителя поставило героя перед нелёгким выбором: освободить место в сердце, чтобы разместился там второй человек, а он не умел ничего делить в себе на части, не хотел поступиться своей привязанностью к Момичу. Перегибы коллективизации, голодная жизнь в коммуне, раскулачивание ставшего родным Момича, его арест, гибель Егорихи – вот вехи взросления героя.

Особенно трагично показана автором-повествователем сцена гибели тетки Егорихи. Как все это пережить маленькому Саньке, оставшемуся впоследствии в одиночестве? Санька-сирота, и мотив сиротства раскрыт писателем во всем своем драматизме как мотив одиночества. Уход из села – не стремление героя отказаться от своего прошлого, а преодоление последствий зла, стремление определить свою судьбу, сохранив память обо всем. Страдания укрепляют и возвышают сильных: понятней мука, переживаемая другим, по-особенному ценны участие, дружба, любовь, семейные узы. Именно отсюда неизменная и глубокая сердечность, которой  отличаются произведения К.Д.Воробьева, обращенные к детям. Детство давало писателю ощущение своего начала, своих истоков, своей родины          [Приложение 3].