Автор: Пользователь скрыл имя, 25 Февраля 2012 в 09:18, лекция
Эпос, как и драме, свойственно воспроизведение действия, развёртывающегося в пространстве и времени, — хода событий (см. Сюжет) в жизни персонажей. Специфическая же черта Эпос— в организующей роли повествования. носитель речи (сам автор или рассказчик) сообщает о событиях и их подробностях как о чём-то прошедшем и вспоминаемом, попутно прибегая к описаниям обстановки действия и облика персонажей, а иногда — к рассуждениям. Повествовательный пласт речи эпического произведения непринуждённо взаимодействует с диалогами и монологами персонажей
Эпос (греч.
éżpos — слово, повествование, рассказ),
1) род литературный, выделяемый наряду с лирикой и драмой;
представлен такими жанрами, как сказка, предание, разновидности героического эпоса, эпопея, эпическая поэма, повесть, рассказ, новелла, роман, очерк. Эпос, как и драме, свойственно воспроизведение
действия, развёртывающегося в пространстве
и времени, — хода событий (см. Сюжет) в жизни персонажей. Специфическая же черта Эпос—
в организующей роли повествования. носитель речи (сам автор или рассказчик)
сообщает о событиях и их подробностях
как о чём-то прошедшем и вспоминаемом,
попутно прибегая к описаниям обстановки
действия и облика персонажей, а иногда
— к рассуждениям. Повествовательный
пласт речи эпического произведения непринуждённо
взаимодействует с диалогами и монологами персонажей. Эпическое
повествование то становится самодовлеющим,
на время отстраняя высказывания персонажей,
то проникается их духом в несобственно
прямой речи; то обрамляет реплики героев,
то, напротив, сводится к минимуму или
временно исчезает. Но в целом оно доминирует
в произведении, скрепляя воедино всё
в нём изображённое. Поэтому черты Эпос
во многом определяются свойствами повествования.
Речь здесь выступает главным образом
в функции сообщения о происшедшем ранее.
Между ведением речи и изображаемым действием
в Эпос сохраняется
временная дистанция: эпический поэт рассказывает
«... о событии, как о чем-то отдельном от
себя...» (Аристотель, Об искусстве поэзии,
М., 1957, с. 45).
Эпическое повествование ведётся от лица
повествователя, своего рода посредника
между изображаемым и слушателями (читателями),
свидетеля и истолкователя происшедшего.
Сведения о его судьбе, его взаимоотношениях
с персонажами, об обстоятельствах «рассказывания»
обычно отсутствуют. «Дух повествования»
часто бывает «... невесом, бесплотен и
вездесущ...» (Манн Т., Собр. соч., т. 6, М.,
1960, с. 8). Вместе с тем речь повествователя
характеризует не только предмет высказывания,
но и его самого; эпическая форма запечатлевает
манеру говорить и воспринимать мир, своеобразие
сознания повествователя. Живое восприятие
читателя всегда связано с пристальным
вниманием к выразительным началам повествования,
т. е. субъекту повествования, или «образу
повествователя» (понятие В. В. Виноградова,
М. М. Бахтина, Г. А. Гуковского).
Эпос максимально свободен
в освоении пространства и времени. Писатель
либо создаёт сценические эпизоды, т. е.
картины, фиксирующие одно место и один
момент в жизни героев (вечер у А. П. Шерер
в первых главах «Войны и мира» Л. Н. Толстого),
либо в эпизодах описательных, обзорных,
«панорамных» говорит о длительных промежутках
времени или происшедшем в разных местах
(описание Л. Н. Толстым Москвы, опустевшей
перед приходом французов). В тщательном
воссоздании процессов, протекающих в
широком пространстве и на значительных
этапах времени, с Эпос
способно соперничать лишь киноискусство.
Арсенал литературно-изобразительных
средств используется Эпос
в полном его объёме (портреты, прямые
характеристики, диалоги и монологи, пейзажи,
интерьеры, действия, жесты, мимика и т.
п.), что придаёт образам иллюзию пластической
объёмности и зрительно-слуховой достоверности.
Изображаемое может являть собой и точное
соответствие «формам самой жизни» и,
напротив, резкое их пересоздание. Эпос,
в отличие от драмы, не настаивает на условности
воссоздаваемого. Здесь условно не столько
само изображенное, сколько «изображающий»,
т. е. повествователь, которому часто свойственно
абсолютное знание о происшедшем в его
мельчайших подробностях. В этом смысле
структура эпического повествования,
обычно отличающаяся от внехудожественных
сообщений (репортаж, историческая хроника),
как бы «выдаёт» вымышленный, художественно-иллюзорный
характер изображаемого.
Эпическая форма опирается на различного
типа сюжеты. В одних случаях событийность
произведений предельно напряжена (авантюрно-детективные
сюжеты Ф. М. Достоевского), в других —
ход событий ослаблен, так что происшедшее
как бы тонет в описаниях, психологических
характеристиках, рассуждениях (проза
А. П. Чехова 1890-х гг., романы Т. Манна и У.
Фолкнера). По мысли И. В. Гёте и Ф. Шиллера,
замедляющие мотивы — существенная черта
эпического рода литературы в целом. Объём
текста эпического произведения, которое
может быть как прозаическим, так и стихотворным,
практически неограничен — от рассказов-миниатюр
(ранний Чехов, О. Генри) до пространных
эпопей и романов («Махабхарата» и «Илиада»,
«Война и мир» и «Тихий Дон»). Эпос
может сосредоточить в себе такое количество
характеров и событий, которое недоступно
другим родам литературы и видам искусства
(с ним могут соперничать лишь многосерийные
телефильмы). При этом повествовательная
форма в состоянии воссоздавать характеры
сложные, противоречивые, многогранные,
находящиеся в становлении. Хотя возможности
эпического отображения используются
не во всех произведениях, со словом Эпос
связано представление о показе жизни
в её целостности, о раскрытии сущности
целой эпохи и масштабности творческого
акта. Сфера эпических жанров не ограничена
какими-либо типами переживаний и миросозерцаний.
В природе Эпос — универсально-широкое
использование познавательно-идеологических
возможностей литературы и искусства в целом. «Локализующие»
характеристики содержания эпических
произведений (например, определение Эпос
в 19 в. как воспроизведения господства
события над человеком или современное
суждение о «великодушном» отношении Эпос
к человеку) не вбирают всю полноту истории
эпических жанров.
Эпос формировался
разными путями. Лиро-эпические (см. Лиро-эпический жанр), а на их основе и собственно эпические
песни, подобно драме и лирике, возникали
из ритуальных синкретических представлений
(см. Синкретизм). Становление прозаических жанров Эпос,
в частности сказки, генетически связано
с индивидуально рассказывавшимися мифами
(см. Мифология). На раннее эпическое творчество
и дальнейшее становление форм художественного
повествования воздействовали также устные,
а потом и фиксируемые письменно исторические
предания.
В древней и средневековой словесности
весьма влиятельным был народный героический
эпос (см. ниже). Его формирование знаменовало
полное и широкое использование возможностей
эпического рода. Тщательно детализированное,
максимально внимательное ко всему зримому
и исполненное пластики повествование
преодолело наивно-архаическую поэтику
кратких сообщений, характерную для мифа,
притчи и ранней сказки. Для героического
эпоса характерно «абсолютизирование»
дистанции между персонажами и тем, кто
повествует; повествователю присущ дар
невозмутимого спокойствия и «всеведения»
(недаром Гомера уподобляли богам-олимпийцам),
и его образ — образ существа, вознёсшегося
над миром,— придаёт произведению колорит
максимальной объективности. «... Рассказчик
чужд действующим лицам, он не только превосходит
слушателей своим уравновешенным созерцанием
и настраивает их своим рассказом на этот
лад, но как бы заступает место необходимости...»
(Шеллинг Ф., Философия искусства, М., 1966,
с. 399).
Но уже в античной прозе дистанция между
повествователем и действующими лицами
перестаёт абсолютизироваться: в романах
«Золотой осёл» Апулея и «Сатирикон» Петрония
персонажи сами рассказывают о виденном
и испытанном. В литературе последних
трёх столетий, отмеченных преобладанием
романических жанров (см. Роман), доминирует «личностное», демонстративно-субъективное
повествование. С одной стороны, всеведение
повествователя охватывает мысли и чувства
персонажей, не выраженные в их поведении.
С другой — повествователь нередко смотрит
на мир глазами одного из персонажей, проникаясь
его умонастроением. Так, сражение при
Ватерлоо в «Пармской обители» Стендаля
воспроизведено отнюдь не по-гомеровски:
автор как бы перевоплотился в юного Фабрицио,
дистанция между ними практически исчезла,
точки зрения обоих совместились (способ
повествования, присущий Л. Толстому, Достоевскому,
Чехову, Г. Флоберу, Т. Манну, Фолкнеру).
Такое совмещение вызвано возросшим интересом
к своеобразию внутреннего мира героев,
скупо и неполно проявляющегося в их поведении.
В связи с этим возник также способ повествования,
при котором рассказ о происшедшем является
одновременно монологом героя («Последний
день приговоренного к смерти» В. Гюго,
«Кроткая» Достоевского, «Падение» А.
Камю). Внутренний монолог как повествовательная
форма абсолютизируется в литературе «потока сознания» (Дж. Джойс,
отчасти М. Пруст). Способы повествования
нередко чередуются, о событиях порой
рассказывают разные герои, и каждый в
своей манере («Герой нашего времени»
М. Ю. Лермонтова, «Иметь и не иметь» Эпос
Хемингуэя, «Особняк» Фолкнера, «Лотта
в Веймаре» Т. Манна). В монументальных
образцах Эпос 20 в. («Жан
Кристоф» Р. Роллана, «Иосиф и его братья»
Т. Манна, «Жизнь Клима Самгина» М. Горького,
«Тихий Дон» М. А. Шолохова) синтезируются
давний принцип «всеведения» повествователя
и личностные, исполненные психологизма
формы изображения.
В романной прозе 19—20 вв. важны эмоционально-смысловые
связи между высказываниями повествователя
и персонажей. Их взаимодействие придаёт
художественность речи внутреннюю диалогичность;
текст произведений запечатлевает совокупность
разнокачественных и конфликтующих сознаний.
«Голоса» разных лиц могут либо воспроизводиться
поочерёдно, либо соединяться в одном
высказывании — «двуголосом слове» (см.
М. М. Бахтин, Проблемы поэтики Достоевского,
1972, с. 324). Повествовательное многоголосие
не характерно для канонических жанров
давних эпох, где безраздельно господствовал
голос повествователя, в тон которому
высказывались и герои. В литературе же
двух последних столетий, напротив, широко
представлены внутренняя диалогичность
и многоголосие речи, благодаря которым
осваивается речевое мышление людей и
духовное общение между ними.
2) В более узком и специфическом смысле
слова — героический Эпос
как жанр (или группа жанров), т. е. героическое
повествование о прошлом, содержащее целостную
картину нар. жизни и представляющее в
гармоническом единстве некий эпический
мир и героев-богатырей. Героический Эпос
бытует как в книжной, так и в устной форме,
причём большинство книжных памятников Эпос
имеют фольклорные истоки; сами особенности
жанра сложились на фольклорной ступени.
Поэтому героический Эпос
часто называют народным Эпос
Однако такое отождествление не совсем
точно, поскольку книжные формы Эпос
имеют свою стилистическую, а порой и идеологическую
специфику, а безусловно относимые к народному Эпос баллады, исторические предания и песни, народный роман и т. п. могут
считаться героическим Эпос
лишь с существенными оговорками.
Героический Эпос дошёл
до нас как в виде обширных эпопей, книжных («Илиада», «Одиссея», «Махабхарата», «Рамаяна», «Беовульф») или устных («Джангар», «Алпамыш», «Манас», так и в виде коротких «эпических
песен» (русские былины, южнославянские юнацкие песни, стихотворения Эдды Старшей), отчасти сгруппированных в циклы,
реже — прозаических сказаний [саги, Нартский (нартовский) эпос].
Народный
героический Эпос возник
(на основе традиций мифологического Эпос
и богатырской сказки, позднее — исторических
преданий и отчасти панегириков) в эпоху
разложения первобытнообщинного строя
и развивался в античном и феодальном
обществе, в условиях частичного сохранения
патриархальных отношений и представлений,
при которых типичное для героического Эпос
изображение общественных отношений как
кровных, родовых могло не представлять
ещё сознательного художественного приёма.
В архаических формах Эпос
(карельские и финские руны, богатырские поэмы тюрко-монгольских
народов Сибири, Нартский эпос, древнейшие
части вавилонского «Гильгамеша», Эдды
Старшей, «Сасунци Давид», «Амираниани») героика выступает
ещё в сказочно-мифологической оболочке
(богатыри владеют не только воинской,
но и «шаманской» силой, эпические враги
выступают в облике фантастических чудовищ);
главные темы: борьба с «чудовищами», героическое
сватовство к «суженой», родовая месть.
В классических формах Эпос
богатыри-вожди и воины представляют историческую
народность, а их противники часто тождественны
историческими «захватчикам», иноземным
и иноверным угнетателям (например, турки
и татары в слав. Эпос).
«Эпическое время» здесь уже — не мифическая
эпоха первотворения, а славное историческое
прошлое на заре национальной истории.
Древнейшие государственные политические
образования (например, Микены — «Илиада»,
Киевское государство князя Владимира
— былины, государство четырёх ойротов
— «Джангар») выступают как обращенная
в прошлое национальная и социальная утопия.
В классических формах Эпос
воспеваются исторические (или псевдоисторические)
лица и события, хотя само изображение
исторических реалий подчинено традиционным
сюжетным схемам; иногда используются
ритуально-мифологические модели. Эпический
фон обычно составляет борьба двух эпических
племён или народностей (в большей или
меньшей мере соотнесённых с реальной
историей). В центре часто стоит военное
событие — историческое (Троянская война в «Илиаде»,
битва на Курукшетре в «Махабхарате»,
на Косовом Поле — в сербских юнацких
песнях), реже — мифическое (борьба за
Сампо в «Калевале»). Власть обычно сосредоточена в руках
эпического князя (Владимир — в былинах,
Карл Великий — в «Песне о Роланде»), но носителями активного действия
являются богатыри, чьи героические характеры,
как правило, отмечены не только смелостью,
но и независимостью, строптивостью, даже
неистовостью (Ахилл — в «Илиаде», Илья
Муромец — в былинах). Строптивость приводит
их порой к конфликту с властью (в архаической
эпике — к богоборчеству), но непосредственно
общественный характер героического деяния
и общность патриотических целей большей
частью обеспечивают гармоническое разрешение
конфликта. В Эпос рисуются
преимущественно действия (поступки) героев,
а не их душевные переживания, но собственный
сюжетный рассказ дополняется многочисленными
статическими описаниями и церемониальными
диалогами. Устойчивому и относительно
однородному миру Эпос
соответствует постоянный эпический фон
и часто размеренный стих; цельность эпического
повествования сохраняется при сосредоточении
внимания на отдельных эпизодах.
Лит.:
Гегель Г. В. Ф., Эстетика, т. 3, М., 1971; Веселовский
А. Н., Историческая поэтика, Л., 1940; Теория
литературы... Роды и жанры литературы,
[кн. 2], М., 1964; Бахтин М. М., Вопросы литературы
и эстетики, М., 1975; Гачев Г. Д., Содержательность
художественных форм. Эпос. Лирика. Театр,
М., 1968; Friedemann К.,. Die Rolle des Erzählers in der Epik, Lpz.,
1910; Flemming W.,
Epik und Dramatik..., Bern, 1955; Scholes R., Kellogg R., The nature
of narrative, N. Y.,
1966; Grundzüge der Literatur-und Sprachwissenschaft, Bd I,
Literaturwissen-schaft, Münch., 1974.
Жирмунский В. М., Народный героический
эпос, М. — Л., 1962; Мелетинский Е. М., Происхождение
героического эпоса, М., 1963; его же, Народный
эпос, в кн.: Теория литературы... Роды и
жанры литературы, [кн. 2], М., 1964; Гринцер
П. А., Эпос древнего мира, в сборнике: Типология
и взаимосвязи литератур древнего мира,
М., 1971; Текстологическое изучение эпоса,
М., 1971; Lord A., The singer of tales, Camb. (Mass.), 1960.
В. Е. Хализев
(Эпос как род литературный), Е. М. Мелетинский.