Роль Карла Фукса в общественно-культурной жизни Казани

«Заволжский муравей» имел успех. Номера журнала Фукс видел даже в татарских  слободах.

В 1833 году в жизни Карла Федоровича произошли большие изменения. 6 мая он получил звание заслуженного профессора, а 1 июля вышел в отставку по прошению, оскорбленный до глубины души теми условиями, на которых ему было предложено продолжать службу в университете, чего он, лично, желал. В том же году на медицинский факультет поступили Л.Н. Ибрагимов и Н.И. Второв, сыновья старых друзей Карла Федоровича. Они выбрали специальность под непосредственным его влиянием. Интересы Фукса – к искусству, литературе, музыке – стали и их интересами, и Карл Федорович тщательно руководил воспитанием юношей.

Еще одним знаменательным событием отмечен 1833 год в жизни К. Ф. Фукса – знакомством с великим поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным.

6 сентября был день рождения Карла Федоровича. В его доме ждали Боратынского, он обещал заехать поздравить и проститься перед отъездом в Москву. Его отношения с Карлом Федоровичем и Александрой Андреевной за время пребывания в Казани упрочились, ему стали понятны и близки их интересы и искренняя, бескорыстная любовь к народам края. Евгений Абрамович, войдя в гостиную, сообщил: «В Казань приехал Пушкин!» Оказалось, поэт хочет встретиться с Карлом Федоровичем, который более всего может удовлетворить его желанию познакомиться с местной историей: Пушкин пишет историю Пугачева и просит ему в этом помочь.

Чем занимался Александр Сергеевич и где был Фукс 6 сентября, об этом Александра Андреевна, подробно описавшая пребывание Пушкина в Казани, не сообщила ни слова. На то были у нее немаловажные причины. В тот день Пушкин побывал в Суконной слободе, зашел в Горлов кабак, осмотрел Шарную гору, беседовал с суконщиком В. П. Бабиным. Рассказу Бабина среди источников седьмой главы «Истории Пугачева» бесспорно принадлежит первое место. Кто познакомил Пушкина с суконщиком, где он с ним виделся, кто сопровождал поэта в поездке по Казани и окрестностям – в записках А. А. Фукс ответа на эти вопросы нет. Как, по каким признакам приезжему найти места, где был лагерь Пугачева, где стояли его пушки, по каким улицам наступали его отряды? Только тот, кто давно жил в Казани, интересовался ее историей, мог указать эти места. Известный литературовед профессор Е. А. Бобров дал ответ на этот вопрос: в Оренбурге Пушкиным занимался В. И. Даль, который возил его по городу и знакомил с окрестностями, «подобно фуксу в Казани».

Пушкин посетил Казань в самое  тяжелое для суконщиков время. 26 июля 1833 года они подали Николаю I новую жалобу на притеснения владельца мануфактуры Осокина, хотя только что предыдущие их жалобы были признаны неосновательными, происходящими «от буйной их нравственности».

Вопрос о суконщиках, после ряда «бунтов» и следовавших за ними «усмирений», был очень болезненным, и неосторожное напоминание, что пугачевцы ворвались в Казань «сквозь линии суконщиков, изменою их», могло повредить и без того преследуемым людям. Пушкин нигде не сослался на фамилию В. П. Бабина.

В первую половину дня 7 сентября, сообщает Александра Андреевна, Пушкин ездил к Троицкой мельнице, по Сибирскому тракту, за десять верст от города, где был лагерь Пугачева. «Затем, – продолжает она, – объехав Арское поле, был в крепости, обошел ее кругом и потом возвратился домой, где оставался целое утро, до двух часов, и писал. Обедал у Э. П. Перцова, с которым был знаком еще в Петербурге, там обедал и муж мой».

А. А. Фукс в своих воспоминаниях не указала, в каком доме А. С. Пушкин жил в Казани. Позднейшие историки называли то дом Перцова, то гостиницу дворянского собрания. Этим вопросом у старожилов города интересовался известный казанский краевед Н. Я. Агафонов. В его архиве есть запись: «14 августа (1877 г.) был вечером у А. Ф. Рындовского (в номерах Музурова) и из его рассказов записал следующее:… Ераст Петрович Перцов, тоже казанский литератор,… пользовавшийся дружбой с домом Фуксов и гордившийся дружбой с А. С. Пушкиным, который остановился и жил в его доме (на углу Рыбно-Рядской и Малой Проломной)…» Александр Федорович Рьщдовский в 1833 году был гимназистом, в 1835 году он Поступил в университет, и его свидетельству в этом вопросе можно доверять. «24 ноября (1886 г.), – занес в свой дневник Н. Я. Агафонов, – сидел у Гаврилы Ивановича Горталова и, между прочим, узнал от него, что известный казанский дворянин, литератор и, во всяком случае, друг Пушкина, последний останавливался у него, – Эраст Петрович Перцов…» Г. И. Горталов был племянником А. А. Фукс, сыном ее двоюродной сестры Прасковьи Гавриловны Дедевой. Ему в 1833 году было 14 лет, он очевидец визита Пушкина к Фуксу, и он знал о пребывании Пушкина в Казани немало. Александр Сергеевич приехал от Перцовых в 6 часов вечера в дом К. Ф. Фукса. «Нам не нужно с вами рекомендоваться, – сказал он Александре Андреевне, – музы нас познакомили заочно, а Боратынский еще более». Карл Федорович показал гостю свою библиотеку.

Книги занимали главным образом  антресоли дома, но наиболее важные и дорогие издания, среди которых  была даже Острожская библия первопечатника Ивана Федорова, хранились в его кабинете. Особую ценность библиотеке придавало собрание рукописей – русских (Никоновская и Суздальская летописи, Царственный летописец, «История о Казанском царстве» и т. д.), татарских и восточных. Было путешествие по России в 1768 году Палла-са, сочинения Рычкова, Миллера, Герберштейна, Невзорова, «Описание всех обитающих в России народов» Георги, путевые записки академиков Фалька и Лепехина, описание Казани профессора Эрдмана, описание Каспийского моря Г. Соймонова…

Фукс показал Пушкину оттиск своей статьи из «Казанского вестника»  за август–сентябрь 1832 года «Путешествие по Башкирскому Уралу» и, видя заинтересованность Александра Сергеевича, подарил свое сочинение, сделав дарственную надпись. С большим интересом слушал Пушкин Карла Федоровича: «В лагере под Казанью Пугачев сидел в креслах, принимая дары казанских татар, приехавших к нему с поклоном…. Во время казанского пожара был приведен к Пугачеву пастор реформатского исповедания. «Царь Петр Федорович» узнал его – некогда, ходя в цепях по городским улицам, Пугачев получал от него милостыню. Бедный пастор ожидал смерти., Пугачев принял его ласково и пожаловал в полковники. Пастор-полковник посажен был на башкирскую лошадь. Он

сопровождал Пугачева и несколько дней уже спустя отстал от него и возвратился в Казань». Рассказ о пасторе Пушкин записал.

В примечаниях к «Истории Пугачевского бунта», вскоре опубликованной, Александр Сергеевич отметил: «Слышано мною от К. Ф. Фукса, доктора и профессора медицины при Казанском университете, человека столь же ученого как и любезного и снисходительного. Ему я обязан и многими любопытными известиями касательно эпохи и стороны, здесь описанных». К устным преданиям, не подтвержденным документальными свидетельствами, Пушкин относился с большой осторожностью. Тем не менее рассказу Фукса он придал большую важность и включил его в основной текст «Истории Пугачева».

Особенно интересовали Пушкина  живые свидетели пугачевских событий – они могли рассказать такие детали, отметить такие черты личности Пугачева, какие не найти ни в одной книге. Карл Федорович познакомил Пушкина с купцом первой гильдии Леонтием Филипповичем Кру-пениковым, в молодости побывавшем в плену у Пугачева.

Крупеников, несмотря на преклонный возраст, сохранял ясный ум и твердую память. Полтора часа рассказывал он о том, как выглядела Казань до взятия ее Пугачевым, как пугачевцы овладели городом: «… напала на нас шайка мужиков, которые сняли с меня кафтан и шапку». Многие считали рассказ купца не заслуживающим внимания, но Александру Сергеевичу хотелось узнать у представителя именитого казанского купечества впечатление от крестьянской войны и ее вождя. После издания повести «Капитанская дочка» казанцы без колебаний признали в словах Гринева и Савелича многое из того, что сами слышали от Леонтия Филипповича.

От Крупеникова Пушкин и Фукс возвратились в дом Карла Федоровича. Все то время, когда Фукс вынужден был отлучиться по срочному вызову к больному, Пушкин провел в беседе с Александрой Андреевной. Часам к 10 вечера вернулся Фукс, собрались Э. П. Перцов, М. С. Рыбушкин, издатель «Заволжского муравья», Г. Н. Городчанинов, председатель Казанского общества любителей словесности, Г. С. Суровцев, профессор российской словесности в университете и др.

В честь приезда А. С. Пушкина в доме Фукса прошел литературный вечер. Пушкин был очаровательным собеседником. Рыбушкин обратил его внимание на статью о Пугачеве в № 16 за 1832 год и стихотворение «Мятежник Пугачев» в № 14 за 1833 год журнала «Заволжский муравей» – Емельян Пугачев был изображен не злодеем, а талантливым и мужественным человеком. Из рукописи своей книги по истории Казани Рыбушкин прочел главу «Нашествие Пугачева». Через год книга была напечатана и выслана, по обещанию, Пушкину в Петербург.

В час ночи Александр Сергеевич  простился с Фуксами как со старыми знакомыми. Он несколько раз обнял Карла Федоровича со словами прощания:

– Я никак не думал, чтобы минутное знакомство было причиною такого грустного  прощания; но мы в Петербурге увидимся! Вы одолжили меня очень, и я рад, что  с вами познакомился.

Рано утром 8 сентября, перед отъездом из Казани, Пушкин написал письмо жене: «Мой ангел, здравствуй. Я в Казани с пятого, и до сих пор не имел время тебе написать слова. Сейчас еду в Симбирск, где надеюсь найти от тебя письмо. Здесь я возился со стариками, современниками моего героя; объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону…»

Кратковременное пребывание в Казани великого поэта можно без преувеличения  назвать этапным событием литературной жизни города. Оно дало заряд энергии казанским литераторам, пробудило стремление к активному творчеству. Литература и искусство в условиях жесточайшей реакции стали единственными рупорами общественного мнения. Не без влияния К.Ф. Фукса журнал «Заволжский муравей» стал изданием прогрессивного направления, привлекавшим внимание читателей к негативным явлениям российской действительности (взяточничеству, жестокому обращению с крепостными, угнетению народных масс) и пропагандировавшим самобытные культуры народов Поволжья, что встречало неодобрение властей.

Под воздействием Карла Федоровича изменился и характер творчества его жены. Александра Андреевна, написавшая так много стихов, обратилась к этнографическим заметкам и сочинениям. «Записки о чувашах и черемисах г-жи Фукс» стали самыми полными и наиболее удовлетворительными исследованиями этих народов – так оценили ее труд современники, и так считали позднейшие ученые.

В «Заволжском муравье» Фукс напечатал  новые статьи о татарских праздниках. В одной из них он отметил, что в 1834 году татары впервые, через глашатая, официально пригласили русское население города принять участие в Сабантуе. В этом проявлении стремления к сближению двух народов многие видели заслугу самого Фукса.

В деревне Сая (за Кадышевым) праздник джиен собирал наибольшее число участников. И там тоже самым почетным гостем был Карл Федорович. Его принимали как родного – дарили детские свистульки для дочки, приглашали в дома, спрашивали его советов. Малыши просились к нему на руки, примеряли его цилиндр, играли цепочкой часов. В его карманах находилось множество припасенных для них предметов, и он сам, как ребенок, получал удовольствие от радости детворы.

Журнал помещал колкие заметки, в которых кое-кто из казанцев узнавал себя и жаловался губернатору  на печатную обиду. Продолжение стихотворной повести «Мятежник Пугачев» печатать запретили. Недовольство направленностью журнала усилилось после опубликования «Записок скопидома» А.А. Гундорова, в которых была показана жадность и жестокость богатейшего казанского помещика князя Волховского.

Прекращение издания журнала «Заволжский  муравей» и газеты «Прибавления к  «Казанскому вестнику» в 1834 году для К.Ф. Фукса было тяжелым ударом. Он вошел в историю казанской журналистики как один из зачинателей ее, как самый плодовитый и талантливый сотрудник всех периодических изданий города, начиная с «Казанских известий». К примеру, Фукс-публицист, негодуя по поводу использования дешевого труда бурлаков на Волге, писал, что давно бы пора вместо них «завести машины на устроение коих однажды потраченные суммы могли бы вознаградиться». Говоря об отсталости крепостной России, Фукс сделал вывод: «К сожалению, мы любим подражать во всем иностранцам, кроме прочного и полезного». Фукс писал не только то, что возможно было в то время напечатать в России. Он довольно много печатался в заграничных изданиях (по сведениям К. В. Лаврского и П. А. Пономарева). Подводя итог деятельности казанских журналистов за первую треть XIX века, Н. И. Лобачевский в своих статьях отмечал: «Печатанию, как будто второму дару слова, новейшие времена обязаны самой большой частью своей образованности…, повременные издания, которых появление служит признаком, а число мерою просвещения в обществе».

После закрытия двух изданий интересы казанских литераторов в большей, чем раньше, степени сосредоточились  на театре, который давал возможность  выражения общественного мнения.

Антрепризу в казанском театре в 1833-1842 годах держал П.И. Соколов. Ставились и опера, и комедия, и водевили, приглашались лучшие артисты. Характер и направление антрепризы во многом определялись интересами участников литературного салона А.А. Фукс. Ставились «Недоросль» Фонвизина, «Модная лавка» Крылова, «Богатонов в столице» и «Богатонов в деревне» М. Загоскина и т. д. В 1834 году, сразу после издания комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума», она была поставлена в Казани на частной сцене, где роль Чацкого исполнил Э.П. Перцов, активный в те годы участник салона Фукс. Его называли ее адъютантом и правой рукой, «одним из двигателей местной общественной жизни». 16 февраля 1836 года Перцов на литературном вечере в доме Карла Федоровича читал свои новые стихи. Там присутствовали поэты Ф.М. Рындовский, М.Д. Деларю, литератор И.А. Второв, студенты Н. Второв, Л. Ибрагимов, А. Рындовский, К. Данненберг, К. Александров-Дольник и другие.