Проблемы перевода сниженной лексики

 Жанр произведения (психологический триллер) предполагает  своим читателем человека, достигшего  совершеннолетия, т.е. способного  правильно осознать причину употребления  данной лексики в произведении. Вопрос этики в данном случае  относится не к автору, пишущему  в данном жанре, а к издателям,  не помечающим подобную литературу  специальными отличительными знаками  (напр. западное ‘ADVISORY’), что не  исключает попадание книги в  руки детей. Д. Каралис в  статье «Немного мата в холодной  воде» говорит о том, что  нередки случаи обращения с  жалобами в библиотеки родителей, дети которых невольно стали жертвами издательской безответственности [7, с. 13]. 

Примером  «смягченного» (в  советских традициях) перевода может служить  вариант перевода этого же отрывка  А. Георгиевым: 

- Я трахал твою  мамочку. Мне понравилось!  – прокричал Скрамм. 

 В этом  случае мы можем говорить об  эквивалентном переводе.

 Эквивалентным  переводом Комиссаров называет  перевод, воспроизводящий содержание  иноязычного оригинала на одном  из уровней эквивалентности. Под  содержанием оригинала имеется  в виду вся передаваемая информация, включая как предметно-логическое (денотативное), так и коннотативное  значение языковых единиц, составляющих  переводимый текст, а также  прагматический потенциал текста.  

 «Международный  словарь непристойностей» А. Кохтева  эквивалентом для английского  to fuck приводит русскую лексему ‘ебать’, в то время как «Англо- русский словарь американского сленга» Т. Ротенберга и В. Ивановой приводит эквивалент ‘трахать’ и эвфемизм ‘иметь’. Слово ‘трахать/трахнуть’ изначально также применялось как эвфемизм и основным значением его было –

 ‘раздаться (о резком, громком звуке)/ произвести  резкое, неожиданное действие’ [10, с. 797]. Т.е. мы вправе судить о меньшей степени экспрессии лексемы ‘трахать’. Следовательно, передав содержание оригинала, переводчик нарушил узуальные нормы, и мы не можем говорить об адекватности данного перевода. 

Примером  точного перевода может служить  перевод следующего отрывка: 

  No one said anything.

"Go fuck yourselves! All of you!"

McVries said easily: "Go on back and dance on him a little,

Barkovitch. Go entertain us. Boogie on him a little bit, Barkovitch"

 [12, с. 132].

 Никто ничего  не говорил.

- Ну и пошли  вы все! Идите все на фиг!

- Иди к нему, Баркович, и спляши на его могиле, - спокойно сказал

 Макврайс.-

 Развлеки  нас. Пожалуйста, буги на могиле.

[14, с. 140]. 

 Воспользовавшись  эвфемизмом, переводчик точно передал  предметно- логическую часть исходного  текста, но нарушил узуальную  норму. Эквивалентом для go fuck yourself в «Международном словаре непристойностей» является выражение ‘иди на хуй’. В подобной эмоциональной ситуации при словесной перепалке между двумя врагами, когда нет никаких моральных ограничений, которые препятствовали бы употреблению табуированной лексики, для носителя русского языка наиболее естественным было бы употребить в адрес оппонента максимально экспрессивную, максимально оскорбительную фразеологию. 

 Однако несомненным  плюсом подобного способа перевода  является

 “адаптация”  текста для чтения разными  возрастными группами или людьми, принципиально не читающими литературу, содержащую сниженную лексику.  В то же время вопрос о  подобном «достоинстве» точного  перевода спорен. Среди исследователей  существует мнение, что ввиду  подобных переводческих трансформаций  читатель судит больше не о  самом произведении, а – о его  переводе. «Переводчик напяливает на автора самодельную маску и эту маску выдает за его живое лицо» [9, с. 19]. 

Но относительно сниженной лексики, которая включает себя большое количество сленгизмов, полученных путем переосмысления значения нейтральной лексики, «буквальный» перевод зачастую вызван незнанием переводчиком сленгового значения слова: 

  Her thighs had twitched, my God, they had twitched, in a kind of spasm, orgasm, oh God, the uncontrollable urge to squeeze and caress . 

. . and most of all to feel that heat . . . that heat…  He felt himself сome. That warm, shooting flow of sensation, warming him. Wetting him. Oh Christ, it would soak through his pants and someone would notice [12, с. 143]. 

Бедра ее дернулись, Боже всемилостивый, они содрогнулись, в каком-то спазматическом оргазме, Боже милосердный, она же испытала неодолимое желание сжать  его и приласкать…  а главное –  ощутить этот жар… этот жар…

  Он чувствовал, что  идет. Чувствовал  внутри жаркий  взрыв, прилив  тепла.

  Прилив влаги.  Черт возьми, сейчас  эта влага выступит  на брюках, и кто-  нибудь заметит. [14, с. 146]. 
 

 Сленговое  значение глагола to come – ‘кончать, испытывать оргазм’

[11, с. 111]. Не будучи знакомым с этим значением переводчик перевел to come русским глаголом движения ‘идти’, хотя вся ситуация указывает на какое-то иное значение данного глагола.

Вот как перевел этот отрывок второй переводчик В. Вадимов:

     Ее  бедра извивались, когда Гриббл целовал  ее... О Боже, они  извивались... Это  был спазм, оргазм, что угодно... О  Господи, только бы сжать  ее вот так и  чувствовать это  тепло... Он вдруг  кончил.

  Теплая жидкость  потекла по его  промежности. Черт, сейчас появится  пятно на штанах, и кто-нибудь обязательно  заметит. 

       Однако, правильно переведя сленгизм, всю остальную ситуацию В. Вадимов передал свободным переводом.

     Описывая  фантазию Геррети, только что увидевшего, как шедший с ним рядом Гриббл целовал стоявшую у обочины девушку  и представляющего теперь себе эту  сцену, В. Вадимов, по всей видимости, желая  напомнить читателю, кому принадлежали действия, которые представил Геретти, вводит в текст перевода отсутствующий  в оригинале момент: ‘…когда  Гриббл целовал ее...’ 

 А. Георгиев  переводит фразу “…the uncontrollable urge to squeeze and caress . . . and most of all to feel that heat…”  как ‘…она же испытала неодолимое  желание сжать его и приласкать…’, в своей интерпретации приписывая  ощущения, которые, скорее всего,  принадлежат Геррети, девушке,  с которой целовался Гриббл. 

 Комиссаров, замечает, что более серьезные  отклонения от содержания оригинала  делают свободный перевод неэквивалентным  и неадекватным, превращая его  в «переложение» или самостоятельное  высказывание на тему оригинала [3, с. 235]. Примером такого «высказывания» будет перевод следующего отрывка:

 

A few minutes later Davidson joined the group and told them about the times he got drunk at the Steubenville State Fair and crawled into the hoochie-kooch tent and got biffed in the head by a big fat momma wearing nothing but a G-string. When Davidson told her (so he said) that he was drunk and thought it was the tattooing tent he was crawling into, the red hot big fat momma let him feel her up for a while (so he said). He had told her he wanted to get a Stars and Bars tattooed on his stomach [12, с. 138]. 

  Через несколько минут к ним присоединился Дэвидсон и рассказал, как он однажды напился на пикнике, ввалился в палатку и наблевал чуть не на голову какой-то толстой тетке, на которой не было ничего, кроме трусов.

  Она, по его  словам, не рассердилась  и даже позволила  ему "за себя  подержаться", как  он выразился. [13, с. 145] 

  Данный пример  иллюстрирует целый  ряд отступлений  переводчика от  текста оригинала:

1. at the Steubenville State Fair – дословно: ‘на Стебенвильской  ярмарке’ – у В. Вадимова: ‘на  пикнике’;

2. crawled into – дословно: ‘вполз’ – у В. Вадимова: ‘ввалился’;

3. hoochie-kooch tent –  буквально: ‘палатка, где торгуют  спиртным, или комната, где проститутка  принимает клиента’ [4, с. 219]

 – у В.  Вадимова: ‘палатка’;

4. got biffed in the head by a big fat momma – дословно: ‘был ударен  в голову большой толстой Мамочкой’  – у В. Вадимова: ‘наблевал  чуть не на голову какой-то  толстой тетке’.

 Предложение  “He had told her he wanted to get a Stars and Bars tattooed on his stomach” – ‘Он сказал, что хочет, чтобы ему вытатуировали звездно-полосатый на животе’ вовсе отсутствует в переводе В. Вадимова. 

Примеры антонимического  перевода сниженной  лексики в романе С. Кинга

  «Долгий путь»  обнаружены нами  не были. Это объясняется тем, что об антонимическом переводе можно говорить лишь в случае передачи несоответствий отрицания в ИЯ и ПЯ (английские конструкции с wish, наличие двойного отрицания в русском языке).

 Также в  исследованном нами материале  мы не обнаружили примеров  транскрибирования, транслитерации  и калькирования сниженных лексических  единиц при их переводе на  русский язык, т.к. данные приемы  используются для передачи на  русский язык имен собственных,  а также реалий (транскрипция  и транслитерация) и понятий, а  чаще новой научной терминологии, еще не существующих в ПЯ (калькирование).

 Нами были  найдены примеры лексико-семантической  замены – способ перевода лексических  единиц оригинала путем использования  в переводе единиц

 ПЯ, значение  которых не совпадает со значениями  исходных единиц, но может быть  выведено из них с помощью  определенного типа логических  преобразований: 

  "Love is a fake!" Olson was blaring. "There are three great truth in the world and they are a good meal, a good screw, and a good shit, and that's all! [12, с. 146] 

- Дерьмо эта ваша  любовь! - не унимался  Олсон. - В мире  есть всего три  настоящих вещи: хороший  трах, хорошая жрачка  и хорошая выпивка!

  И все! [13, с. 150] 

 В данном  случае мы можем говорить о  модуляции или смысловом развитии  – замене слова или словосочетания  ИЯ единицей ПЯ, значение которой  логически выводится из значения  исходной единицы. Лексема fake ‘блеф, халтура’ [4, с. 145] переведена лексемой ‘дерьмо’, одним из значений которой в русском языке является значение ‘что–то негодное, гадкое’ [10, с. 157]. ‘Блеф’ в жаргоне картежников – игра на повышение ставок при отсутствии хороших карт у блефующего, когда на самом деле «ничего нет на руках» [8, с. 33]; ‘блеф’ книж. – обман рассчитанный на создание ложного впечатления; действие, вводящее в заблуждение [10, с. 48]. Таким образом, значение ‘что-то ненастоящее, некачественное’ (значение слова ‘халтура’) и ‘обманное’ (‘блеф’) легко выводится из контекста и значения слова ‘дерьмо’. 

 А. Георгиев перевел данный отрывок следующим образом:

- Любовь – это  пшик! – рычал  Олсон. – В жизни  есть три настоящие  вещи: хорошо пожрать,  хорошо потрахаться  и хорошо посрать.  Все!.. 

 Значение  слова ‘пшик’ – ‘ничто, пустота’ [10, с. 624].

 Т.е. мы  можем и в данном случае  говорить о модуляции. Однако, по нашему мнению, этот вариант  более приемлем, так слово ‘пшик’  не расходится по степени экспрессии  со словом fake, в отличие от слова  ‘дерьмо’ (груб., бран.) [10, с. 157]. 

Также одним из частых способов перевода сниженной  лексики в романе является генерализация. Например:

Art Baker told them about a contest they'd had back home, to see who could light the biggest fart, and this hairy-assed old boy named Davey 

Popham had managed to burn off almost all the hair on his ass and the small of his back as well. Smelled like a grassfire, Baker said

[12, с. 151]. 

  Арт Бейкер рассказал,  как однажды участвовал  в состязании, в  котором мальчишки  поджигали газы, и  некто Дейви Попхэм  сжег все волосы  в заднице (а  их там у него  было немало) и  даже обжег спину.  Запах был, как  от паленой травы,  сказал Бейкер.

[14, с. 155]. 

Fart ‘пердеж’ [4, с. 146] здесь переведен как ‘газы’, слово, только четвертым значением которого в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой является ‘газообразные выделения желудка и кишок’ [10, с. 157]. 

 Помимо модуляции  и генерализации часты случаи  замены сниженного слова или  словосочетания ИЯ с более  широким предметно-логическим значением  словом и словосочетанием ПЯ  с более узким значением, т.е.  конкретизации, например: