Сущность и объекты индивидуальной собственности

Понятия частной и личной собственности.

Понятие собственности является одним из фундаментальных в современной социологии. Раскрывая характер отношений, возникших еще на этапе становления общества, она, тем не менее, остается достаточно неопределенной и расплывчатой.

Термин "собственность" восходит к принятому в римском праве понятию "dominium (владение)"; именно через него собственность определялась в наиболее ранних источниках по современной европейской юриспруденции. Понятие "частный" (в английском языке - "private", во французском - "privee", в немецком - "privat") появилось в середине XVI века без всякой связи с термином "собственность" и применялось для противопоставления самостоятельной хозяйственной деятельности человека и активности политических структур - public office или affaires publiques.

Таким образом, понятие "частная собственность" появилось как антипод довлеющему фактору государственной власти, по сути - как обозначение отношения экономического порядка, преобразующего неэкономическую реальность. Собственность при этом не тождественна богатству, и последнее может расти в условиях, когда собственность не обнаруживает подобной тенденции; "многие богатые (wealthy) общества остаются в то же самое время не знающими собственности (propertyless)"108, так как ценности, формирующие их богатство, не могут быть присвоены частным образом.

Обычно считается, что частная собственность возникла в процессе разложения так называемой общинной собственности и впоследствии может быть замещена собственностью общественной. При этом упускается из виду, что такое рассуждение содержит в себе логическое противоречие, так как именно постулирование факта существования в прошлом общинной собственности становится инструментом доказательства возможности и неизбежности последующего отрицания частной собственности.

Между тем идея общинной собственности как атрибута доэкономической эпохи едва ли корректна по целому ряду причин. В древности общины не имели устойчивых хозяйственных отношений с другими сообществами; основные виды доэкономической деятельности - охота, пастушество и земледелие - предполагали ее коллективный характер, но не формировали общинной собственности на орудия труда и землю: средства труда применялись индивидуально, леса, пастбища и водоемы вообще не могли быть кем-то присвоены, а древний человек не воспринимал себя в качестве чего-то, отличного от общины. Поэтому исторически первой была личная собственность, которая и зафиксировала выделение индивидом самого себя из общинной массы. Появление личной собственности знаменовало не только осознание человеком того, что определенный предмет принадлежит именно ему, что "он мой, то есть собственный"; оно означало также, что другой предмет "не мой, то есть чужой". Становление собственности происходило не как выделение "частной" из "общинной", а как появление личной собственности в противовес коллективной109. Это не означает, что личная собственность выступала отрицанием коллективной; эти формы появились одновременно, ибо они обусловливают друг друга как "нечто" и "его иное". Когда один из субъектов воспринимает часть орудий труда или производимых благ в качестве своих, он противопоставляет им все прочие как принадлежащие не ему, то есть остальным членам коллектива. В этом отношении собственность возникает как личная, а коллективное владение становится средой ее развития.

Личная собственность характеризуется соединенностью работника и условий его труда. Работник владеет орудиями производства, а земля используется коллективно и вообще не рассматривается как собственность. Личная собственность выступает важным атрибутом всего периода становления экономической эпохи. Такая собственность могла не только определять относительную независимость человека от общества, его нетождественность социуму, но и, напротив, подчеркивать полное отсутствие личной свободы большинства населения; достаточно вспомнить о собственности восточных деспотов на все богатства и всех живущих в границах их государств, о собственности рабовладельцев на рабов, феодалов на землю; в то же время личной представляется и собственность ветерана-легионера на его земельный надел, ремесленника на мастерскую и так далее.

Формы личной собственности весьма многообразны, однако все их виды объединяют два основных признака: во-первых, соединенность работника со средствами производства и, во-вторых, отсутствие экономических отношений в рамках самого производственного процесса.

Личная собственность прошла в своем развитии два важных этапа. На первом из них, который наиболее четко прослеживается в развитии средиземноморского региона, она вытесняла коллективную собственность, постепенно превращаясь в доминирующую форму Второй этап характеризуется некоторым раскрепощением производителей и проникновением экономических отношений в сам процесс производства, чем и был положен предел развитию отношений личной собственности.

Частная собственность характеризуется отделенностью работника от условий его труда; она делает участие в общественном хозяйстве основным средством удовлетворения материальных интересов субъекта производства. Частная собственность выступает атрибутом этапа зрелости экономического общества; именно она отражает проникновение экономического типа отношений не только в сферу обмена, но и в сферу производства. Частная собственность возникла там и тогда, где и когда индивидуальная производственная деятельность не только стала доказывать свою общественную значимость посредством свободных товарных трансакций, но и начала ориентироваться на присвоение всеобщего стоимостного эквивалента. В силу отмеченных обстоятельств частная собственность выступает спутником не только рыночного хозяйства, но и экономической деятельности как таковой110.

Своеобразный синтез личной и частной собственности стал происходить еще в условиях феодального общества, когда товарные отношения глубоко проникли во все слои общества. С одной стороны, по мере распространения денежной ренты и оживления ремесленного производства личная собственность земледельцев и ремесленников начала превращаться в частную, применявшуюся для создания продукта, поставлявшегося на рынок и обменивавшегося на всеобщий эквивалент. С другой стороны, личная собственность аристократии (и в первую очередь - на землю и другие невоспроизводимые средства производства) также стала коммерциализироваться и превращаться в частную.

В дальнейшем эти два вида собственности тесно переплелись: представители третьего сословия начали приобретать землю, а дворяне - не менее активно вкладывать средства в торговлю и промышленность. Завершение этого процесса совпало с обретением товарными отношениями всеобщей формы и формированием рыночного хозяйства как целостной системы. В результате было утрачено различие между личной и частной собственностью, и термин "частная собственность" стал применяться к любой собственности, вне зависимости от ее назначения и направления использования. На наш взгляд, это нанесло огромный ущерб социальным теориям, не сумевшим отрефлексировать подобную подмену базовых понятий.

Между тем даже в условиях зрелого экономического общества элементы различий между личной и частной собственностью могут быть прослежены достаточно четко. Личная собственность представляет собой ту часть богатства людей, которая не определяет их социального положения как хозяйствующих субъектов; можно даже утверждать, что личная собственность обусловливает свободу человека от общества. Напротив, частная собственность отражает зависимость человека от экономической системы, гак как существует только как элемент рыночного хозяйства.

Фундаментом институциональной структуры постиндустриального общества служит новая форма личной собственности, дающая человеку возможность быть самостоятельным участником общественного производства, зависящим исключительно от того. в какой степени создаваемая им продукция или услуги обладают индивидуальной полезностью для иных членов социума. Впоследствии роль частной собственности, но логике вещей, снизится, а затем эта форма окончательно утратит былую общественную значимость. С другой стороны, общественное развитие будет задаваться не материальными интересами людей, а надутилитарно мотивированными стремлениями; в связи с этим уместно предположить, что основным направлением прогресса станет не формирование "общественного" типа собственности, а отрицание собственности как таковой. Частная собственность может быть преодолена не путем ее перераспределения, а посредством становления системы, основанной на доминировании личной собственности как фактора, не обусловленного рыночным хозяйством и не обусловливающего его.

Модификация отношений собственности в современных условиях заключается, на наш взгляд, не в вызове, бросаемом частной собственности пресловутыми "обобществлением" или "социализацией" производства, а в обострении дихотомии частной и личной собственности. Трансформации, идущие в этом направлении, движимы технологическими изменениями последних десятилетий и вытекающей из них модернизацией человеческой психологии и норм поведения.

"Деструкция" частной собственности

В течение многих столетий средством преодоления частной собственности считалось формирование общественной формы собственности на средства производства. Однако попытка реформирования социальных отношений в этом направлении, предпринятая в коммунистических странах, наглядно продемонстрировала, что в данном случае достигается лишь предельная степень отчужденности собственности от производителей общественного богатства и дезорганизуется система мотивов и стимулов, отвечающая задачам развития современного хозяйства. Государственная собственность сама по себе не отрицает возможности успешного функционирования отдельных отраслей, однако она должна быть адекватна естественной централизации производства в этих сферах деятельности, а также не препятствовать взаимодействию с другими субъектами хозяйства на основе закономерностей товарного производства.

Современные социологи, изучающие различные аспекты развития постиндустриальных обществ, обычно обращают внимание на три процесса, способствующих преодолению частной собственности. Во-первых, говорится о "размывании" монополии класса капиталистов на владение средствами производства, проявляющемся в том, что представители среднего класса активно вкладывают свои средства в акции промышленных и сервисных компаний. Во-вторых, отмечается приобретение работниками паев и акций собственных предприятий и передача им в организованном порядке части фондов корпорации с целью формирования более сплоченных коллективов. В-третьих, указывается на расширение круга компаний, полностью контролируемых их персоналом.

На самом деле ни один из этих процессов не может, на наш взгляд, быть квалифицирован как реальный вызов существующим принципам собственности. Развертываясь в недрах рыночной системы, они ведут к перераспределению прав собственности, но не изменяют ни целей ее использования, ни мотивации обладающих ею людей и, следовательно, не могут стать инструментом ее преодоления. Нельзя не согласиться с Р. Хейльбронером, уверенным, что экономика, основанная на широком распределении собственности среди различных слоев населения, вряд ли станет определять лицо хозяйственных систем XXI века.

Тем не менее диффузия прав собственности в рамках широкого круга лиц принимает сегодня значительные масштабы. В этом процессе отражается ряд тенденций, присущих современной хозяйственной системе. С одной стороны, он призван несколько сгладить конфликты между работодателями и трудящимися: таким образом создается видимость партнерства между предпринимателями и работниками как совладельцами предприятия. С другой стороны, достигается чисто экономическая цель: демонстрируя персоналу возможность увеличения доходов за счет получения дивидендов по акциям и роста их курсовой стоимости, государство и частные компании стимулируют инвестиции мелких собственников в производство. Последняя задача решается при этом гораздо более успешно; хотя данный подход так и не смог обеспечить преодоления некоторых форм социальных конфликтов, цели привлечения инвестиций в значительной мере были достигнуты.

Распределение прав собственности среди трудящихся весьма популярно в странах, где осуществляются радикальные приватизационные мероприятия. В Великобритании численность держателей мелких пакетов акций возросла за 1983-1991 годы с 2 млн. человек, что составляло 5 процентов взрослого населения, до 11 млн., или 27 процентов. В результате в руках работников сосредоточилось не более 10 процентов акций их компаний, а разброс цифр по отдельным предприятиям составлял от 6,5 до 31,9 процента. Однако мало кто из них был заинтересован в воздействии на стратегию предприятий, а инвестиционный эффект мог быть гораздо большим при покупке иных ценных бумаг; поэтому в течение трех-четырех лет после приватизации большинство работников продали свои акции, и удельный вес мелких собственников в совокупном акционерном капитале сократился на 40-70 процентов. В первой половине 90-х годов во многом аналогичная ситуация была воспроизведена в ходе приватизации в странах бывшего СССР и Восточной Европы; сосредоточение акционерного капитала у крупных инвесторов произошло еще быстрее, а экономический эффект для работников, выступавших первоначальными держателями акций, оказался гораздо ниже.

В настоящее время владение небольшими пакетами акций рассматривается не как возможность реализовать свои функции собственника, а как вариант выгодного вложения свободных средств. Как следствие, наиболее распространенным способом инвестиций становится участие в капитале финансовых компаний, приобретение паев и акций различного рода взаимных и пенсионных фондов.

Масштабы этого явления весьма внушительны. Если в начале 60-х годов индивидуальным собственникам принадлежало более 87 процентов всех акций американских компаний, а доля фондов, находившихся под контролем как частных компаний, так и государства, составляла немногим более 7 процентов, то через 20 лет это соотношение установилось на уровне 66 процентов против 28, а в начале 90-х составляло 50 и 44 процента, соответственно. В Великобритании аналогичный процесс шел столь же активно; если 1982 году частные инвесторы контролировали 28 процентов акций, а взаимные и пенсионные фонды - 52 процента, то в 1992 году эти показатели составили соответственно 19 и 55 процентов. В 1984 году в США функционировал 1241 взаимный фонд; в 1994 году их было уже 4,5 тыс., а управляемые ими активы возросли за тот же период с 400 млрд. до 2 трлн. долл. Развитие пенсионных фондов было не менее впечатляющим: их активы выросли с 548 млрд. долл. в 1970 году до 1,7 трлн. в 1989-м и также приблизились в последние годы к 2 трлн. долл. Сегодня обеим этим категориям инвесторов принадлежит, по различным оценкам, от одной трети до двух пятых всех активов американских корпораций.