Языческое наследие в духовной культуре современной Беларуси: обычаи, обряды, суеверия

Подводя итог, можно полностью согласиться  с оценкой Льва Клейна деятельности родноверов, которых на самом деле не интересует, «чему молились их древние предки, и как они ладили свои обряды, какие празднования они справляли, во что одевались. Их нынешние праздничные и обрядовые действия, придуманные в стиле a la russe (а ля рус), – это шоу, спектакль, балаган. А сами они – скоморохи» [4, С.123]. Исследователь восточнославянского язычества Михаил Васильев даже подчеркнул этот искусственный и эклектический конструкт, которому недостает локального измерения и основательности, как квазиязычество, либо псевдоязычество, то есть ненастоящее, мнимое, даже лживое [2, С. 103.]. На наш взгляд, феномен «славянской родной веры» в Беларуси, России и Украине может быть назван не иначе как симулякром – фальшивым претендентом на аутентичность, копией, оригинал которой никогда не существовал.

В то же время нельзя не отметить, что и  выводы тех, кто занимается академическим  изучением неоязычества, далеко не всегда отличаются нейтральностью, научной  объективностью и непредвзятостью. Нередко за общей критикой прячется субъективное неприятие других взглядов, идей, мнений, произвольная манипуляция  фактами, что вызывает определенное сомнение в профессионализме этих исследователей. Примером подобного подхода может  быть отождествление всех без исключения сторонников этнической религиозности  с наиболее гротескными формами  квазиязычества, обвинение в ультранационализме и неонацизме, аргументация, описывающая  политеизм как несовместимый  с развитыми формами государственности, тем более с реальностью современной цивилизации и т.д.

Несмотря  на то, что описанное выше неоязычество стремительно распространяется в славянских странах, не стоит полагать, что возрождение  этнической религии происходит только таким образом. Образцом отличного  подхода являются прибалтийские  языческие объединения, в частности литовская «Romuva». Приверженцы «Romuv’ы» достаточно удачно, со вкусом и деликатно соединяют реконструкцию древних культов, отчасти на основе исторических источников о балтской религии, работ ученых и этнографических материалов, и живые формы народной религии.

Вопрос о существовании в Беларуси славянского язычества является дискуссионным. Достаточно проблематично выделить собственно славянский пласт мифологии. Так, Юрате Лаучуте и Дмитрий Мачинский, проведя комплексный анализ источников, пришли к выводу о балтских истоках сакральной поры Перун – Велес. Нельзя не отметить также факт иранского происхождения большинства богов т.н. «восточнославянского» пантеона: Дажбога, Стрибога, Сварога, Хорса, Симаргла (нет и надежных свидетельств наличия культа этих богов у предков белорусов), тогда как Перун и Велес – архаичные индоевропейские божества – достались славянам в наследство от балтов, что кореллируется с теорией о развитии славянских языков из периферийных западнобалтских диалектов[16].

Занимаясь реконструкцией древних мифологических представлений, тем более стародавних  культов, необходимо обязательно учитывать  их локальную специфику и региональные особенности. К сожалению, чаще всего  это обстоятельство игнорируется не только современными почитателями дохристианской традиции, но и некоторыми учеными. Как замечает Эдвард Зайковский, «значительное  количество исследователей исходило из тезиса о существовании т. н. древнерусской  народности, повторяя мнение о единой древнерусской культуре, мифологии, других форм духовного единства, и  часто не учитывая сложной истории  Восточной Европы, степень славянизации, территориальную разницу, отличия  в местных субстратах, преувеличивала уровень интеграции» [3, С. 79].

В формировании белорусского этноса определяющим было влияние балтского этнокультурного  субстрата. Это ярко проявляется  в традиционных  религиозных верованиях белорусов. Практически все наиболее знаковые черты белорусской мифологии: культ змеи, культ камня, мотивы обрядовых  песен, сюжеты космогонических преданий имеют ближайшие параллели в  мифологии литовцев и латышов. Именно потому Владимир Конан констатировал, что «исследуя языческий пантеон белорусов и этнических литовцев, набор сюжетов и образов их аутентичной мифологии, нельзя не обратить внимание на типологическую близость этих пластов культуры. Такое сближение, иногда даже до тождественности, - результат не только взаимного влияния их культур в рамках общего государства – Великого Княжества Литовского, но и генетических истоков». Таким образом, реконструированные формы этнической религии белорусов неизбежно должны были бы иметь балтскую основу. Между прочим, на это обращают внимание и представители литовского языческого движения – руководитель «Romuv’ы» Йонас Тринкунас без колебаний включает белорусов в круг «балтской цивилизации», основанной на дохристианской культуре [7].

Возрождение язычества происходит разными способами. Один из них – путь государственного признания или легитимации сторонников  древней веры. Наиболее интересная ситуация с этим сложилась в Литве. С 1992 г. «Romuvа» действует как зарегистрированное религиозное сообщество, хотя попытки добиться официального признания балтской религии были еще в начале XX в. После более чем 600 лет со времен крещения в октябре 2002 г. прошла церемония посвящения Кривиса – верховного священнослужителя балтской религии. Им стал Й. Тринкунас – этнограф, профессор Виленского университета, лауреат национальной премии Литвы имени Басанавичуса, председатель Всемирного Конгресса Этничных Религий (WCER). На посвящении присутствовали члены парламента, другие официальные лица, представители государственных СМИ, что свидетельствует об интересе к язычеству как со стороны литовского общества, так и со стороны представителей власти. Недавно несколько депутатов литовского Сейма выдвинули предложение о внесении изменений в Конституцию для того, чтобы присвоить древнебалтской религии статус традиционной.

Аналогичные процессы идут и в других европейских  странах. В Дании официальный  статус придан религии германцев. Министр  церковных дел страны (и одновременно лютеранская священница) заявила, что  нелепо, когда коренную религию Дании  не признает датское государство. Признание  религии официальной означает, что  ее священнослужители имеют право  проводить обряды имянаречения, заключения брака, погребения, которые будут  иметь юридическую силу. В Великобритании за Языческой федерацией Шотландии  государство признало право проводить  свадебные обряды согласно традиционным обычаям и регистрировать браки. Даже в такой ортодоксальной стране как Греция суд вопреки всем попыткам противодействия со стороны Эладской Православной церкви обязал зарегистрировать организацию греческих язычников. По инициативе руководителя языческого общества Исландии Й. Инги несколько  лет назад был предложен общеевропейский  закон, одобренный Комиссией Европейского союза, о признании дохристианской религии народов Европы во всех государствах - членах ЕС и гарантировании им свободы вероисповедания.

В условиях существующего конкордата между  нынешним правительством белорусского государства и православной церковью, говорить о государственном признании  сторонников этнической религии  в Беларуси пока явно не приходится. В этом смысле очень показательны слова православного священника Василия из Пинска: «Судьба Беларуси связана с православием. И народ, и правительство, и президент  признают это. Язычеству нет места в Беларуси» [24]. Только не совсем понятно, на каком основании из числа «народа» исключаются не только сторонники язычества и, скажем, атеисты, но и представители других конфессий: католичества, протестантизма. С чем безусловно можно согласиться, так это с тем, что белорусские власти действительно наделяют православие привилегированным положением не только de facto, но и de jure, сравн. преамбулу к последней редакции закона «О свободе совести и религиозных организациях»: «Настоящий Закон   регулирует  правоотношения  в  области   прав человека  и гражданина на свободу совести и свободу вероисповедания, а также  определяет  правовые  основы  создания  и   деятельности религиозных организаций исходя из: …признания  определяющей роли Православной церкви в историческом становлении  и  развитии  духовных,  культурных  и   государственных традиций белорусского народа» Несмотря на упоминание роли католического костела, евангельско-лютеранской церкви, иудаизма и ислама «на территории Беларуси», процитированный фрагмент очевидно противоречит конституционному принципу равенства религий перед законом, декларированному в той же преамбуле. Мнение граждан Беларуси – верующих и неверующих, которые не согласны с формулировкой об определяющей роли православной церкви в истории и культуре, просто игнорируется. А то, что этническая религиозность оказалась совсем вне внимания законодателя, может, видимо, свидетельствовать, что признание ее роли в историческом становлении и развитии духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа вообще не желательно.

Но даже в этих условиях существование язычества  не только возможно, но возможно в разных формах. Во-первых, это «философское» язычество, определенный тип мышления, рефлексии и антологичной ориентации. Его интеллектуальная сущность хорошо описана А. де Бенуа: «Быть язычником в наше время прежде всего означает учить древние индоевропейские верования и их историю, теологию, космогонию, системы символов, мифы, мифемы (те составляющие, из которых появляется сам миф). Но это не только интеллектуальное знание – это еще и знание духовное! Не только эпистемологическое познание – но и познание интуитивное! Язычество – это не просто накопление знаний о культуре и традициях Европы, хоть, бесспорно, нам также нужно глубокое образование в этой области. Прежде всего язычество предполагает проекцию определенных культурных ценностей на нынешних людей – непосредственных наследников культуры, которая нас взрастила»; «мы видим в исконном язычестве наших предков проявление ряда своеобразных ценностей и духовных позиций и стремимся их актуализовать, а не просто скопировать».

Возможно, наиболее ярким «языческим» философом в Беларуси является один из основателей Центра этнокосмологии «Крыўя» – Сергей Санько, известный своими штудиями белорусской мифо-поэтической картины мира, а также как теоретик кривского традиционализма. Среди прочего, в ряде последних работ на основе классической европейской антологии (прежде всего античной) им были критически осмыслены и «деконструктированны» идеи и некоторых «модных» сейчас постмодернистских авторов. Определенные «языческие» реминисценции отмечаются в текстах Валентина Акудовича, особенно в следующих строках, буквально проникнутых примордиальным родовым чувством: «Я – это несколько тысяч лет и несколько сотен колен моего рода, и вся моя ценность – это ценность копилки, в которую ссыпаны богатства, приобретенные неустанной работой на протяжении неведомо каких времен. И когда я прихожу к выводу, что я – всего лишь место, где моей Этнос продолжает существование со всеми своими тысячелетиями и коленами, то непроизвольно произношу: мой Бог – мой Этнос… Этнос – это я, умноженный на всю историю моего народа. Этнос – это мой единственный приют после смерти, последняя, пускай и довольно условная, надежда на бессмертие. Так я только умру, а если сгинет он, то сгину и я».

Движение, связанное с возрождением традиционных народных обрядов, музыки и песен, ремесел, празднованием согласно исконным обычаям, военной реконструкцией, краеведением, и охраной исторических и природных  памятников, культивированием и пропагандой  традиционной народной культуры назовем  “этнографическим” язычеством. В  основном этим занимаются студенческие, молодежные сообщества и товарищества, отдельные энтузиасты, то есть люди, небезразличные к судьбе древнего культурного  наследия нашего народа. Наиболее многочисленные «этнографические» объединения существуют в Минске, Полоцке, Гомеле, Бресте, Пинске. Большинство из них управляется либо вдохновляется людьми, которые не скрывают своей приверженности к язычеству.

Но наиболее заметно «художественное» язычество. В литературе с ним связывают имена Максима Богдановича, Владимира Короткевича, Рыгора Бородулина, Анатолия Сыса, Алеся Рязанова, Антонины Хатенко, Ольги Ипатовой, в искусстве – Язепа Дроздовича, Тодара Кашкуревича, Татьяны Сиплевич, Сергея Тимохова.

Однако  наиболее сильным средством трансляции языческого содержания является музыка. Наиболее очевидно это в традиционной этнической (фольклорной) музыке, имеющей  прочный дохристианский стержень. В  Беларуси существует ряд коллективов, исполняющих или интерпретирующих произведения аутентичной народной музыки. Хорошо известна любителям архаичных песен группа «Guda». Основу репертуара коллектива составляют обрядовые песни – наиболее древний пласт традиционной народной культуры. Как убеждены участницы группы, «песни, приуроченные к древним праздникам – осколки старого мира, лежащие глубоко в сознании каждого, кто ведет свою родословную с этой земли». Верное подтверждение того, что древние архетиповые песни в исполнении «Gudy» действительно «резонируют» с сознанием белорусов и вызывают наиживейший интерес – большое количество слушателей, посещающих их концертные выступления.

Настоящим открытием стала группа «Essa», впервые выступившая перед минской аудиторией на международном фестивале «Crivia Aeterna», который прошел 29 марта 2006 г. Сильное эмоциональное впечатление вместе с необычным имиджем и проникновенным исполнением музыкантов не оставил никого равнодушным. Творчество группы основывается на народной музыке одного этнокультурного региона; северной Беларуси (Кривия, Нальшаны) и восточной Литвы (Аукштайтия, Дзукия). Но «Essa» – это не фольклорный коллектив в привычном понимании, принципиальным для него является стремление к традиционной манере исполнения, но не с целью точного копирования аутентичных шаблонов. Коллектив предлагает собственную интерпретацию и понимание сакральной музыкальной традиции[25].

В жанрах весьма далеких от коренного фольклора  вместе с интересностью и обращением к истокам также наблюдается своеобразный «языческий ренессанс». Американский авангардный музыкант и исследователь Майкл Мойнихен по этому поводу отмечает: «В сфере музыки возрождение язычества наиболее очевидно, так как музыка часто является таким же открытым проявлением человеческого духа, как и религия, по меньшей мере в ее наиболее чистых формах. Заметно, что расцвет языческого импульса в музыкальных произведениях не ограничивается каким-либо одним жанром, а проявляется всюду: от древних традиций классической музыки до еще даже не классифицированного авангарда. Это течение находит себя в новых формах акустической народной музыки, а также в агрессивном электрозвуке Black Metal. Время от времени барьеры между разными направлениями разрушаются, что ведет к соединению и наложению разных звуков. Поскольку духовная жизнь язычника неразделима с пробужденным духом предков, эта музыка переплетена с традиционными символами, преданиями, мелодиями, поэзией и мифами. Когда в работе принимают участие настоящие божеские силы, тогда эти элементы будут не просто слепо скопированы с прошлого, а скорее обновлены таким образы, чтобы это вдохнуло в них новую жизнь».