Влияние примера жен декабристов на развитие общественной жизни России в XIX веке

1. Жена, следуя  за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, сделается, естественно, причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защищать ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущую равную с ними участь, себе подобною; оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания.

2. Дети, которые  приживутся в Сибири, поступят  в коренные заводские крестьяне.

3. Ни денежных  сумм, ни вещей многоценных с собой взять не дозволено; это запрещается существующими правилами и нужно для собственной их безопасности по причине, что сии места населены людьми, готовыми на всякого рода преступления.

4. Отъездом в  Нерчинский край уничтожается  право на крепостных людей, с ними прибывших.

Трубецкая подписала  эти суровые условия и просила  Цейдлера не задерживать ее.

Цейдлер ознакомил  ее с рядом новых ограничений, установленных по указанию Николая I для жен декабристов:

необходимые женам  декабристов средства на жизнь они  могли получать до смерти своих мужей лишь через посредство начальства, но и эти деньги имели право расходовать согласно особым строгим правилам;

после смерти мужей  женам декабристов возвращались все их прежние права, как и  право распоряжаться своими доходами, но все это лишь в пределах Сибири; возвращение же их в Россию могло иметь место лишь после смерти мужей, с высочайшего на то каждый раз разрешения и с определенными, установленными для жен декабристов ограничениями.

Николай I добавлял к этим ограничительным правилам, что он и «не предполагает в делах сего рода допускать каких-либо исключений».

Трубецкую и  эти новые ограничения не смутили. Она подписала документ и просила  Цейдлера отправить ее наконец. [9, с.198]

Когда Е. И. Трубецкая  в сентябре 1826 г. добралась до Иркутска, ее муж находился еще в пределах Иркутской губернии. Цейдлер все-таки не допустил к нему жену на том основании, что «при теперешнем распределении по заводам они могут иметь сообщение посторонними путями и даже получать и посылать своих доверенных людей и находить способы к доставлению писем и делать тому подобные самовольные поступки, которых и за строжайшим надзором  предупредить  не  предстоит  возможности».

Нужно отдать должное  проницательности иркутского губернатора. Действительно, Екатерина Ивановна, находясь в Иркутске, уже вступила в «недозволенную переписку» через сектанта-духобора, установила связь с известным сибирским купцом Е. А. Кузнецовым, который в дальнейшем стал одним из наиболее надежных посредников в нелегальных сношениях декабристов; передала письма возвращавшемуся в Петербург К. Воше. [24, с.82]

Ей, первой выехавшей  из Петербурга в Сибирь к осужденному  мужу, пришлось особенно трудно: она  должна была подписать документ, который  на многие годы вперед определял бытие  ее самой и жен остальных декабристов, бытие их мужей и всех декабристов.

К ней первой губернатор Цейдлер применил полученные из Петербурга инструкции и с нею  держал себя особенно твердо и настойчиво. Цейдлер прекрасно понимал, что, если ему не удастся отклонить Трубецкую от поездки к мужу, он тем самым откроет путь в Сибирь и женам других декабристов. [9, с.199]

Трубецкая, а  вслед за нею и Волконская должны были проявить — и проявили —  огромную силу воли, настойчивость  и смелость, чтобы пробить эту  стену, воздвигнутую Николаем I между декабристами и их близкими...

Губернатору пришлось уступить. Трубецкая выезжает из Иркутска и скоро прибывает в Большой  Нерчинский завод. Последние двенадцать верст отделяют ее от мужа, находящегося в Благодатском руднике. Она подъезжает к тюрьме и видит своего мужа сквозь окружающий ее частокол. Вид некогда блестящего офицера в кандалах, грязном, подпоясанном веревкой тулупе, обросшего бородой потрясает молодую женщину. Она идет по единственной улице поселка и видит убогие хибарки, покосившиеся стены домов, нищету. Княгиня снимает маленький деревянный домик со слюдяными окнами и наполовину разобранной крышей.

Со дня отъезда  Трубецкой из Петербурга прошло полгода. Это были шесть долгих, мучительных  месяцев неустанной борьбы с Цейдлером. Но все это было уже позади. Путь на каторгу был открыт. Трубецкая открыла его не только для себя, но и для всех приехавших после нее в Сибирь жен декабристов. Декабристы очень обрадовались ее приезду, но обстановка и общие условия жизни и тюремного режима мужа и заключенных произвели на молодую женщину тяжелое впечатление. [9, с.202]

Вскоре в  Благодатский рудник приезжает вторая декабристка М.Н. Волконская и поселяется вместе с Трубецкой. Жизнь двух княгинь  теперь – это нечастые свидания с мужьями, непривычные хозяйственные заботы, грустные прогулки по улице поселка, ведущей к сельскому кладбищу. «Не здесь ли нас похоронят», - говорили молодые женщины.

Ничтожная сумма  держит Волконскую и Трубецкую на грани нищеты. Живут княгини в  крестьянской избе со слюдяными окнами и дымящейся печью. Обед готовят и отправляют в тюрьму, чтобы поддержать узников. От ужинов отказываются. Часто ограничиваются супом и кашей. К тому же «бунтуют» девушки-горничные: сходятся с казаками и унтер-офицерами, отказываются помогать своим барыням; в результате начальство отсылает их на родину. Аристократка Трубецкая, привыкшая к изысканной кухне, иногда вынуждена была «сидеть на черном хлебе с квасом». Эта избалованная княгиня в Благодатском руднике ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, так как из теплых башмаков сшила шапочку товарищу мужа. [24, с.83]

Через год декабристов  из Благодатска переводят в Читу, где живут остальные заключенные. Здесь уже обосновались разделившие  их участь жены: А.Г. Муравьева, Е.П. Нарышкина, Н.Д. Фонвизина, А.И. Давыдова, А.В. Ентальцева, П.Е. Анненкова. Их небольшие, удобные дома образовали так называемую Дамскую улицу. Екатерина Ивановна принимает деятельное участие в заботах об узниках, пишет письма их родным в Россию, осваивает ведение хозяйства. Сердечная, добрая, умная, кроткая, спокойная – она быстро стала всеобщей любимицей.

В 1830 году в Петровском Заводе за Байкалом была возведена  специальная тюрьма для декабристов. Здесь у каждого заключенного было свое помещение, жены вскоре получили разрешение проживать вместе с мужьями. Детей в камеру брать воспрещалось. Долгие девять лет провела здесь Екатерина Ивановна Трубецкая.

Декабрист Е.Л. Оболенский называет Екатерину Ивановну Трубецкую «замечательной личностью». В своих «Записках» он пишет: «Среди всех превратностей судьбы их семейное счастье было основано на таком прочном основании, которое ничто не могло поколебать впоследствии. Событие 14 декабря и отправление в Сибирь – лишь повод к развитию тех сил души, которыми Екатерина Ивановна была одарена и которые так прекрасно употребила для достижения высокой цели исполнения супружеского долга». [5, с.116]

«Екатерина  Ивановна Трубецкая, - вспоминал декабрист Андрей Евгеньевич Розен, - была некрасива лицом, не стройна, среднего росту, но когда заговорит, – так что твоя краса и глаза – просто обворожит спокойным приятным голосом и плавною, умною и доброю речью, так все бы слушал ее. Голос и речь были отпечатком доброго сердца и очень образованного ума от разборчивого чтения, от путешествий и пребывания в чужих краях, от сближения со знаменитостями дипломатии». [5, с.78]

«Екатерина Ивановна воистину очаровательна, - писал Якушкину Матвей Муравьев-Апостол, - и соединяет со значительным умом и развитием неистощимый запас доброты…»[5, с.157]

В июле 1839 года все осужденные по первому разряду покинули Петровский Завод. Трубецкие поселились в селе Оеке, затем в Иркутске.

Несмотря на появление детей, повседневные хлопоты  и заботы, Екатерина Ивановна продолжает оказывать помощь всем нуждающимся. В доме Трубецких находили кров и пищу несчастные. Трубецкие постоянно переписывались с другими декабристами, поддерживали малоимущих среди них. Подрастали четверо детей – один сын и три дочери. В 1845 году в Иркутске открылся женский институт, и две младшие дочери Трубецких смогли учиться в нем. По отзывам современников, Екатерина Ивановна дала своим детям хорошее образование, старалась привить высокие нравственные качества.

2.2. М.Н. Волконская  и её деятельность в Сибири

История Сибири первой половины XIX в. тесно связана с историей декабризма и декабристками.

Мария Николаевна не знала, что ее муж является активным членом Южного общества декабристов, руководителем  его Каменской управы. По службе и по делам тайного общества он постоянно был в разъездах, и  Мария Николаевна не имела возможности его хорошо узнать. 2 января 1826 года Мария Николаевна родила сына Николая. 5 января Сергей Григорьевич Волконский был арестован.

Воспоминания Марии Волконской, другие документы той поры показывают полную неосведомленность жен в делах мужей. Женщины, уделом которых в то время была семья, и не подозревали о существовании тайных обществ, о том, что их мужья участвовали в заговоре против царя. [24, с.83]

Только в  начале марта узнала она об аресте Сергея Григорьевича и уже через два дня сообщала ему: «Я узнала о твоем аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться… Какова бы ни была твоя судьба, я ее разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, - не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней». Брату Александру она пишет: «Сергей - лучший из мужей и будет лучшим из отцов, и я его сейчас люблю более, чем когда-либо, ведь он несчастен». Узнав правду, Мария Николаевна решила ехать в Петербург. Родные отговаривали ее, но она настояла на своем. Мария Николаевна узнала, что муж содержится в Петропавловской крепости, и добилась свидания с ним. Она принимает непоколебимое решение разделить участь мужа, как бы тяжела она ни была. Родственники прилагают все усилия, чтобы удержать Марию Николаевну от этого шага. Ей не дают видеться с другими женами осужденных, перехватывают письма, внушают, что материнское чувство должно одержать верх над супружеским долгом, что сын больше нуждается в ее заботе, чем муж. [19, с.149]

Мария Николаевна пишет письмо государю с просьбой разрешить ей следовать за мужем. Николай I дает согласие, одновременно предостерегая об ожидающих ее в  Сибири лишениях. В письме отцу она сообщает: «Мой добрый папа, вас должна удивить та решимость, с которой я пишу письма коронованным особам и министрам, но что вы хотите – нужда и беда вызвали смелость и, в особенности, терпение. Я из самолюбия отказалась от помощи других. Я летаю на собственных крыльях и чувствую себя прекрасно».

Решение М. И. Волконской об отъезде в Сибирь было по существу первым проявлением ее незаурядного характера. Она восстала не только против окружающих, но, прежде всего, против себя самой, своей дочерней покорности, женской инертности и послушания, привитых ей с детства. Новый женский тип формировался в борьбе не только с официальными властями, но и с традиционно сложившимися представлениями о месте женщины в семье, в обществе. Мария Волконская выстояла в этой борьбе, и не случайно последние слова умиравшего Н. Н. Раевского были обращены к дочери, которую он так больше и не увидел: «Это самая удивительная женщина, котирую я когда-либо знал». [25, с.38]

Академик М. В. Нечкина видит в проводах Марии  Волконской в Сибирь, которые устроила ей Москва, «элемент общественной демонстрации». Обстоятельства этих проводов 26 декабря 1826 г. в доме княгини Зинаиды Волконской, собиравшем все «лучшие литературные и артистические силы Москвы, широко известны. Сама виновница события рассказала о них в своих «Записках». [25, с.39]

Сын Марии Волконской в предисловии к впервые издаваемым им запискам матери писал: «Припоминаю  слова, не раз слышанные мною в  детстве, в ответ на высказываемое  ей удивление по поводу того, что  она могла добровольно лишить себя всего, что имела, и все покинуть, чтобы следовать за своим мужем. «Что же тут удивительного? — говорила она,— пять тысяч женщин каждый год делают добровольно то же самое» . [25, с.41]

Губернатор  Цейдлер, выполняя распоряжение Николая I, стал убеждать Волконскую, как и  Трубецкую, вернуться. [9, с.215]

«Условия я  подпишу не читая», - ответила Мария Николаевна. Далее ее путь лежал в Благодатский рудник, где находились 8 декабристов, в том числе и Волконский. Она подписала бумагу, по которой видеться с мужем ей разрешали два раза в неделю. Тюрьма была расположена у подножья горы. Она размещалась в старой казарме. Помещение было тесным и низким. «В первую минуту я ничего не разглядела, так там было темно; открыли маленькую дверь налево, и я поднялась в отделение мужа. Сергей бросился ко мне: бряцание его цепей поразило меня, я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страданий. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом – его самого». [19, с.150]

Волконская  вместе с Екатериной Трубецкой поселилась в крестьянской избе. «Она была до того тесна, что когда я ложилась на полу на своем матраце, голова касалась стены, а ноги упирались в дверь. Печь дымила, и ее нельзя было топить, когда на дворе бывало ветрено; окна были без стекол, их заменяла слюда». Привезенных с собою горничных пришлось вскоре отправить в Россию. Женщины учились вести хозяйство, стряпать, прибирать комнату. Они готовили обеды для мужей и их товарищей. Деньги жен декабристов находились в руках администрации, о каждой израсходованной копейке нужно было предоставлять отчет начальнику рудников. «Мы ограничили свою пищу: суп и каша – вот наш обыденный стол; ужин отменили. Каташа, привыкшая к изысканной кухне отца, ела кусок черного хлеба и запивала его квасом. За таким ужином застал ее один из сторожей тюрьмы и передал об этом мужу… Как только они узнали о нашем стесненном положении, они отказались от нашего обеда». [19, с.150]