Влияние примера жен декабристов на развитие общественной жизни России в XIX веке

Их нравственный подвиг хорошо известен, равно как  и то, что ими руководили не столько  высокие освободительные идеи, сколько  моральный долг, требовавший разделить  с мужьями и братьями (считавшими естественным  неучастие женщин в политике и отрицавшими возможность женщин быть «субъектом политических прав» ) все тяготы каторги и ссылки.  Именно через этих женщин часто осуществлялась переписка заключенных, некоторые их них (Е. Уварова, сестра М.Лунина) брались за передачу и распространение в столице написанных в остроге политико-философских произведений. Создавая в Сибири публичные библиотеки, пункты медицинской помощи населению, устраивая лекции и концерты, подобные столичным, «декабристки» сплачивали тех, кто оказывался на поселении. Тем самым они подготавливали модель возможной для женщины внесемейной (публичной) инициативы. Через сердечную привязанность к мужьям и братьям они приближались к идее активного протеста против несправедливости, и потому были признаны позже «классическими образцами необычайной энергии». [26, с.55]

Находясь в Сибири, жены связывали узников с внешним миром, с родными. Женщины пишут от своего имени, копируя иногда письма самих декабристов, получают для них корреспонденцию и посылки, выписывают газеты и журналы, русские и иностранные. И эта деятельность принимала общественный характер, ибо информация о сибирских изгнанниках распространялась далеко за пределы родственного круга. [24, с.78]

Каждой женщине приходилось писать десять, а то и двадцать писем в неделю. Особенно обширный круг корреспондентов был у Волконской и Трубецкой, лично знакомых со многими родственниками каторжан: их «норма» доходила и до тридцати писем «в почту».

Нагрузка эта была столь весомой, что иногда женщинам не оставалось времени писать собственным родителям и детям. «Не сетуйте на меня, добрые, бесценные мои Катя, Лиза, за краткость письма моего,— пишет Давыдова дочерям. - У меня столько хлопот теперь, и на этой почте столько писем мне писать, что я насилу выбрала время для этих нескольких строк». [24, с.79]

Ссылка революционеров не привела к их изоляции, на что  надеялось правительство, она будила общественное мнение, вызывала сочувствие и поддержку.

Долгие годы, проведенные вместе с мужьями в заточении, были для женщин трудной, но хорошей школой, не только обогатившей их житейским опытом, но и развившей в них чувство активного протеста. [24, с.81]

Декабристки демонстрировали  обществу новую модель поведения, нарушавшую привычные стереотипы.

Это было обусловлено необычными обстоятельствами: приговор Верховного уголовного суда и решение ехать  в Сибирь за мужьями сделали этих женщин фактическими главами семей. Мужчины были лишены прав, официальный их статус - «государственный преступник» означал «политическую смерть» и потерю собственности, которую унаследовали их ближайшие родственники (но не жены). Сложилась уникальная для России ситуация - жены стояли по социально-сословному статусу неизмеримо выше своих мужей. Обычно дворянка, выходя замуж за человека более низкого положения, переходила в то сословие, к которому принадлежал ее муж. Декабристки же сохранили свою принадлежность к дворянству, собственность и право распоряжения ею, другие права. В результате они вели переговоры с представителями местной власти и тюремщиками, ходатайствовали о смягчении режима и улучшении положения мужей, распоряжались имуществом. [18]

Декабристки выступали одновременно как помощницы своих мужей, их покровительницы и защитницы.

Поведение декабристок определялось и их собственным мироощущением. По мнению Э.А. Павлюченко, «долгие годы, проведенные вместе с мужьями в заточении, стали для женщин трудной, но хорошей школой, не только обогатившей их житейским опытом, но и развившей в них чувство активного гражданского протеста». [25, с.31] Автор приводит ряд примеров проявления женами декабристов самостоятельности и активности. В частности, Н.Д. Фонвизина «в Сибири... вела себя чрезвычайно активно, даже с вызовом. На всякое притеснение властей она отвечала протестом, не стеснялась атаковывать начальство резкими письмами, находясь на поселении, позволяла себе самовольные отлучки». [25, с.37]

Кроме того, декабристки  в Сибири упорно придерживались норм поведения светских женщин, уже вошедших в обыкновение в Европейской России. Речь идет об относительной свободе, которой пользовались светские женщины. «Женщины не служили, чинов не имели, хотя государство стремилось распространить чиновничий принцип и на них». [17, с.47]

Не случайно в Сибири жены декабристов сознательно и настойчиво добивались перевода отношений с представителями местной власти из сферы официальной, где они были женами государственных преступников, в сферу светскую, в которой их социальный статус был несравненно выше - равный, а иногда и более высокий по сравнению с обычно не слишком знатными сибирскими военными и чиновниками. [18]

Можно сказать, что в какой-то степени женщины-декабристки  предвосхитили общественное движение, мощно развившееся в 70-х годах,—  хождение в народ. Только «хождение  в народ» декабристок было вполне органичным, естественным проявлением их теплого, участливого отношения к простым людям, среди которых они оказались в Сибири. Им не приходилось, подобно народникам, для этого уходить из дому, рвать с родными. Помощь народу просто входила в их жизнь: помощь деньгами, медикаментами, безвозмездное лечение, обучение грамоте. [24, с.79]

Ю. М. Лотман справедливо  считал далеко не случайным тот факт, что «после 14 декабря 1825 года, когда мыслящая часть дворянской молодежи была разгромлена, а новое поколение интеллигентов-разночинцев еще не появилось на исторической арене, именно женщины-декабристки выступили в роли хранительниц высоких идеалов независимости, верности и чести». [17, с.48]

Во многих декабристских  семьях, особенно бездетных, воспитывались дети-сироты или дети из многодетных бедных семей. Эти воспитанники получали не только материальное обеспечение, но и хорошее образование.

С народом декабристкам приходилось общаться, прежде всего, в собственных семьях - через прислугу, крепостных. Как говорилось выше, царь не разрешил лишить декабристок права на крепостных людей. Но для того чтобы взять крепостных в Сибирь, требовалось их согласие. [24, с.81]

В определении места и роли декабристок в русской общественной жизни, а также и в отражении их подвига в произведениях литературы и искусства, в памяти народной сложилось два подхода, две позиции. Один, узкий, если можно так выразиться, семейно-бытовой. Сторонники его видят истоки подвига декабристок в патриархальной верности мужу, семье, а черты самоотверженности, политической смелости в поведении целой когорты славных русских женщин склонны объяснить экзальтированностью, одержимостью, романтичностью и т. д. Они ссылаются на «природный инстинкт», «христианское мученичество», «любовь к ближнему» и т. п. Общественно-политическое значение подвига при этом или прямо отрицается или сводится на нет уже самим подходом к теме, группировкой фактов, объяснением мотивов деятельности.

Нетрудно понять, что при  том резонансе, какой вызвал в  русском обществе подвиг жен декабристов (многие современники говорили именно о подвиге), замолчать его не представлялось возможным. Строго говоря, в суженном понимании мотивов поступков жен декабристов заинтересован был Николай I. Не мог же царь согласиться с тем, что значительная часть общества не на его стороне, а на стороне его поверженных, но не побежденных, не сломленных врагов, что поведение жен декабристов — одна из форм выражения к ним сочувствия передовой России. Поскольку самодержец представлялся примерным семьянином, то всем, кто сочувствовал осужденным, открывалась законная возможность по-семейному помогать ссыльным, просить за них и даже следовать за ними. Все это, разумеется, отразилось в документах, прошениях, свидетельствах современников, обросло литературой, приняло характер своего рода традиции, которую преодолеть достаточно трудно.

В советское время окреп  иной подход к теме, к объяснению общественно-политического значения подвига декабристок и побудительных  его мотивов. Ярким выражением такого понимания проблемы является раскрытие ее в монографии академика М. В. Нечкиной. Здесь поступок жен декабристов освещен в связи с выяснением центрального вопроса о роли и месте декабристов в русском освободительном движении. [22]

Женщины воодушевляли мужчин на творчество, и в этом их немалая заслуга перед историей. Так, Николай Бестужев посвятил Александре Муравьевой рассказ «Шлиссельбургская крепость». По ее же настоянию он написал воспоминания о К. Ф. Рылееве. Поэтическая муза немало обязана и Марии Волконской. [25, с.36]

Декабристки были причастны к деятельности своих  мужей и братьев, которую те развернули в Сибири. А она была весьма разнообразна, охватывая сферу производства, просвещения, здравоохранения и т. д. Они были активными участницами созданной декабристами своеобразной академии, где читались лекции и обсуждались самые разнообразные научные, литературные, политические проблемы. Более того, без помощи декабристок, организованной ими регулярной связи с родиной, получения книг, газет, журналов, приборов и т. д., эта умственная деятельность декабристов просто не могла бы развиться.

И, разумеется, без поддержки не только родных и  близких, но и более широких кругов общества, оппозиционно настроенных к режиму Николая I, нельзя представить жизнь декабристов, их семейств в условиях изгнания.

Вскоре после  разгрома декабристов адмирал Мордвинов (он был близок к ним и даже намечался в состав Верховного правления  вместе со Сперанским и Раевским), подал  царю записку-проект учреждения в Сибири особой академии для преподавания «положительных наук» — геологии, химии, физики, агрономии и т. д. с целью содействия процветанию Сибири. «Профессорами перечисленных наук» намечались декабристы. Мордвинов предлагал также оставить за декабристами, женами и детьми их дворянское право, указывал, что «супруги этих несчастных выражают благородное желание следовать за своими мужьями и разделить их участь». [24, с.81]

Возвращение декабристов  из Сибири резко усилило общественный интерес к первым русским революционерам. Энтузиасты начали энергичные поиски и сбор материалов о них. Именно тогда один из активных собирателей декабристских материалов - будущий издатель «Русской старины» М. И. Семевский предложил Полине Анненковой написать воспоминания. В то время Анненковы жили в Нижнем Новгороде. Полина Егоровна была уже видной дамой местного общества, помимо светских обязанностей на ней по-прежнему лежали нелегкие семейные дела, но это не помешало ей с большим энтузиазмом откликнуться на предложение Семевского. [25, с.37]

Таким образом, 1825 год, ознаменовавшийся первым организованным революционным выступлением, стал для женщин России этапным в развитии их гражданского самосознания. Женщины, духовная жизнь которых была ограничена рамками семьи, преподали истории пример гражданской стойкости и мужества. Их добровольное изгнание в Сибирь вслед за осужденными мужьями и братьями получило огромный общественный резонанс и исключительно высокую оценку современников и потомков.

Глава 2. Жены декабристов в Сибири

2.1. Е.И. Трубецкая и её роль в общественной жизни России

Екатерина Ивановна Трубецкая первая из жен декабристов  обратилась к Николаю I  с просьбой разрешить ей последовать за мужем. [9, с.191]

Она была одной из немногих жен декабристов, которая догадывалась о противоправительственной деятельности своего мужа, отговаривала от этого рискованного шага его товарищей. В своих воспоминаниях ее сестра З.И. Лебцельтерн воспроизводит разговор между Екатериной Ивановной и Сергеем Муравьевым-Апостолом: «Екатерина Ивановна не выдержала; пользуясь своей дружбой к Сергею Муравьеву, она подошла к нему, схватила за руку и, отведя в сторону, воскликнула, глядя прямо в глаза: «Ради Бога, подумайте о том, что вы делаете, вы погубите нас всех и сложите свои головы на плахе». Он, улыбаясь, смотрел на нее: «Вы думаете, значит, что мы не принимаем все меры с тем, чтобы обеспечить успех наших идей?» Впрочем, С. Муравьев-Апостол тут же постарался представить, что речь шла об «эпохе совершенно неопределенной». [15, с.180]

На следующий  день после ареста Екатерине Ивановне принесли записку, написанную рукой мужа. Он писал: «Не сердись, Катя… Я потерял тебя и погубил, но без злого умысла. Государь велит передать тебе, что я жив и «живым» останусь». Прочитав письмо, Екатерина Ивановна решила просить императора о свидании с мужем и возможности переписываться с ним. От волнения она сама была не в состоянии составить письмо и попросила об этом графа Лебцельтерна. Когда он прочел написанное, там была фраза: «Мой муж ни в чем не виновен, призываю в том небо в свидетели». – «Нет, - сказала она, - вымарайте эту фразу». Через два часа пришел ответ: ей дозволяется посылать мужу все, что нужно, и вести с ним переписку, при условии, что письма будут пересылаться открытыми. [15, с.181]

Уже в июле 1826 г., на следующий день после отъезда мужа, отправляется вслед за ним. «Женщина с меньшею твердостью,— писал А. Е. Ровен,— стала бы колебаться, условливаться, замедлять дело перепискам с Петербургом, и тем удержала бы других жен от дальнего напрасного путешествия. Как бы то ни было, не уменьшая достоинств других наших жен, разделявших заточение и изгнание мужей, должен сказать положительно, что княгиня Трубецкая первая проложила путь, не только дальний, неизвестный, но и весьма трудный, потому что от правительства дано было повеление отклонять ее всячески от намерения соединиться с мужем». [24, с.82]

Приехав в Иркутск, Трубецкая обратилась к Цейдлеру за разрешением следовать дальше. Выполняя полученную из Петербурга инструкцию, губернатор уже при первом свидании стал убеждать Трубецкую вернуться обратно.

Трубецкая отказалась. Тогда Цейдлер дал ей подписать  документ, выработанный петербургским  секретным комитетом на основании  представленных Лавинским соображений. В нем было четыре пункта: