Столыпинская аграрная реформа

Ситуация оказалась неоднозначной — те законы, которые были приняты до открытия Думы по статье 87, продолжали действовать, пока Дума их рассматривала. Но законы, которые не успели принять до открытия Думы, застряли в ней надолго.

В частности, указ 9 ноября 1906, основной документ реформы, рассматривался более 3 лет, и был принят как закон  только в июле 1910 года, причем все  изменения, внесение которых заняло столь длительное время, не имели  принципиального характера. Положение  о землеустройстве, внесенное в  Думу в ноябре 1907 года, было принято  в качестве закона только в мае 1911 года. В некоторых случаях законодательные  учреждения работали быстро — законопроект «О ссудах и пособиях из средств казны при землеустройстве» был внесен в Думу в декабре 1911 года, а стал законом в июне 1912 года.

В то же время, Дума была полностью  готова к сотрудничеству в части  увеличения бюджетных ассигнований на аграрную реформу (все бюджетные  законопроекты в целом принимались  Думой в срок и в атмосфере  конструктивного взаимодействия). В  результате, правительство с 1907 года отказывается от активной законодательной  деятельности в аграрной политике и  переходит к расширению деятельности правительственных учреждений, увеличению объёма распределяемых кредитов и субсидий.

Начиная с 1907 года, заявления крестьян о закреплении в собственность  земли удовлетворяются с большими задержками, вызванными нехваткой персонала  землеустроительных комиссий. Поэтому  главные усилия правительства были направлены на подготовку персонала (прежде всего землемеров). В то же время, непрерывно увеличиваются и денежные средства, направляемые на реформу, в виде фондирования Крестьянского поземельного банка, субсидирования мероприятий агрономической помощи, прямых пособий крестьянам.

С 1910 года правительственный курс несколько видоизменяется — больше внимание начинает уделяться поддержке кооперативного движения.

5 сентября 1911 года П. А. Столыпин был убит, премьер-министром стал министр финансов В. Н. Коковцов. Коковцов, проявлявший меньшую инициативность, чем Столыпин, последовал намеченным курсом, не привнеся в аграрную реформу чего-либо нового. Объём землеустроительных работ по развертыванию земель, количество земли, закрепляемой в собственность крестьян, количество земли, продаваемой крестьянам через Крестьянский банк, объём кредитов крестьянам стабильно росли вплоть до начала Первой мировой войны.

Хотя следующие после Коковцова премьер-министры не выражали значительной заинтересованности в аграрной реформе, набранная государственным аппаратом инерция была велика, и даже во время войны мероприятия аграрной реформы продолжали проводиться, хотя уже и более скромными темпами. С началом первой Мировой войны около 40 % землемерного персонала было призвано на фронт, уменьшилось и количество ходатайств о землеустроении. В 1915 году было принято отказаться от наиболее конфликтогенного вида землеустроительных работ — выделения участков отдельных крестьян к одному месту при отсутствии согласия более чем половины сельского схода.

Февральская революция стала концом реформы. Временное правительство не смогло добиться даже минимального уровня контроля за ситуацией в деревне. Немедленно начался захват помещичьих земель и разорение усадеб. Во многих случаях, такому же захвату подвергались и частновладельческие земли наиболее преуспевших крестьян. В результате, к концу 1917 года помещичье землевладение было окончательно уничтожено, а крестьянскому частному землевладению был нанесен огромный урон. Большинство земель, ранее закрепленных в собственность, было переделено между крестьянами по уравнительному принципу.

Земельный кодекс 1922 года выражал  стремление Советской власти к замирению  деревни путем закрепления status quo. Советская власть признала все формы землевладения (общинную, частную, коллективную), кроме помещичьей. В результате, крестьяне-собственники на отрубах, бывшие главной целью столыпинской реформы, в некоторых случаях смогли просуществовать до коллективизации, которая разрушила последние остатки аграрного строя старой России.

Ситуация к  моменту начала реформ

Сельское хозяйство России в 1905 году

Общие экономические показатели. Сельское хозяйство являлось основной (как по количеству занятых, так и по объёмам производства) отраслью экономики России. Сельское хозяйство производило в 1880-х годах 57 % чистого национального продукта, доля его в экономике падала (благодаря развитию промышленности и сектора услуг) и к 1913 году составляла 51 %. В то же время, в сельском хозяйстве было занято около 74 % работающих, что свидетельствовало о низкой производительности труда в данном секторе.

Сельскохозяйственное производство демонстрировало устойчивый рост (темпы  этого роста превышали темпы  роста населения, но отставали от темпов роста промышленного производства) — в 1900—1904 годах по отношению к 1870-74 сельхозпроизводство выросло в 1.85 раза, сельское население — в 1.51 раза, промышленное производство — в 5.88 раза. Средний ежегодный уровень роста производства составлял 2,55 %.

Российское сельское хозяйство  центральных регионов отличалось низкой урожайностью (средняя урожайность  главнейших хлебов в России составляла 8.3 ц\га против 23.6 в Германии, 22.4 в Великобритании, 10.2 в США; в нечерноземных центральных регионах урожайность была ещё ниже, доходя до 3-4 ц/га в неурожайные годы). Урожайность на крестьянских надельных землях была на 15-20 % ниже, чем в смежных с ними помещичьих хозяйствах, на 25-30 % ниже, чем в остзейских губерниях. В крестьянском хозяйстве преобладала отсталая трехпольная система земледелия, современные сельскохозяйственные орудия применялись редко. Сельское население росло быстрыми темпами (годовой прирост в 1913 году 1,79 %), темпы роста населения продолжали увеличиваться. Почти во всех регионах на селе ощущался избыток рабочих рук.

Землевладение в Европейской  России. Земли Европейской России разделялись по характеру собственности на три части: крестьянские надельные, частновладельческие и государственные. На 1905 год крестьяне располагали 119 млн десятин надельной земли (не считая 15 млн десятин казачьих земель, не затронутых аграрной реформой). Частные владельцы располагали 94 млн десятин земли, из которой 50 млн принадлежало дворянам, 25 млн крестьянам, товариществам крестьян и сельским обществам, 19 млн другим частным владельцам (купцам и мещанам, иностранцам, церквям и монастырям, городам). Государству принадлежало 154 млн десятин (включая удельные и кабинетские земли). Необходимо заметить, что крестьянские надельные земли состояли только из пахотной земли, лугов и пастбищ (при явном недостатке последних), с малым количеством неудобных земель и почти без леса. Таким образом, по оценке министра земледелия А. С. Ермолова, все частные владельцы некрестьянского происхождения располагали примерное 35 млн десятин посевной земли, а государство — не более чем 6 млн; в то время как крестьяне владели 143 млн десятин надельной и частной земли.

Аграрный вопрос

«Аграрный вопрос» (устойчивое определение, принятое в ту эпоху) состоял, по существу из двух независимых проблем: 

— из проблемы измельчения  крестьянских наделов, обезземеливания  части крестьян, нарастающей (по оценкам  современников) бедности и упадка хозяйства  в деревне; 

— из традиционного непризнания  крестьянскими общинами права собственности  помещиков на землю.

Население России конца XIX — начала XX века росло чрезвычайно быстрыми темпами (около 1,4 % в год). Увеличение численности городского населения шло существенно медленнее, чем рост населения в целом; между 1861 и 1913 годами население Российской империи увеличилось в 2.35 раза.

Положительные процессы — переселение крестьян в Сибирь на неосвоенные земли, покупка крестьянами помещичьих земель — не были настолько интенсивными, чтобы компенсировать быстрый рост населения. Обеспеченность крестьян землей постепенно падала. Средний размер надела на мужскую душу в Европейской России снизился от 4.6 десятин в 1860 году до 2.6 десятин в 1900 году, при этом в Южной России падение было ещё больше — от 2.9 к 1.7 десятины.

В то же время, росла неравномерность  обеспечения крестьян землей. Ещё  в момент наделения крестьян землей в ходе реформ Александра II часть  крестьян выбрала минимальный (в  размере ¼ от стандартного), но полностью  бесплатный надел, не обеспечивавший крестьянскую семью. В дальнейшем неравенство  усугублялось: в отсутствие доступного кредитования помещичьи земли постепенно скупались более успешными крестьянами, уже имевшими лучшие наделы, в то время как менее обеспеченные землей крестьяне как раз не получали возможности купить дополнительную землю. Система переделов (практиковавшаяся далеко не всеми крестьянскими общинами) не всегда выполняла уравнительные  функции — малые и неполные семьи, без взрослых мужчин-работников, при переделах как раз лишались избыточной земли, которую они могли сдать в аренду односельчанам и тем поддержать себя.

Ситуация с увеличением плотности  сельского населения и уменьшением  наделов воспринималась современниками преимущественно как процесс  запустения деревни и упадка хозяйства. Современные исследования, однако, показывают, что в целом в сельском хозяйстве второй половины XIX века наблюдался не только рост и урожайности, но и рост доходов, приходящихся на занятого. Однако этот рост, не слишком быстрый, в глазах современников был полностью скрыт увеличивающимся разрывом между стандартами жизни городского среднего класса и бытом деревни. В эпоху, когда в жизнь горожан уже вошли электрическое освещение, водопровод, центральное отопление, телефон и автомобиль, жизнь и быт деревни представлялись бесконечно отсталыми. Сложилось стереотипное паническое восприятие либеральным интеллигентом крестьянина как человека, терпящего непрерывную нужду и бедствия, живущего в невыносимых условиях. Этим восприятием определялась широкая поддержка либеральной интеллигенцией (в том числе и низовыми земскими служащими) и всеми политическими партиями от кадетов и левее идей наделения крестьян национализированной помещичьей землей.

В целом, ситуация была значительно  наихудшей в центре Европейской  России (существовало устойчивое выражение  «оскудение центра»), в то время как  на Юге России, в Западном крае и  в Царстве Польском хозяйства, часто  и при небольших размерах наделов, были значительно более эффективными и устойчивыми; крестьяне же Севера и Сибири были в целом хорошо обеспечены землей.

Государство не располагало земельным  фондом для наделения всех нуждающихся  землей. Собственно пахотной земли  в распоряжении государства находилось не более 3.7 млн десятин (с учетом удельных земель — личной собственности императорской фамилии — до 6 млн десятин), при этом сосредоточенных в нескольких губерниях, где наделы крестьян уже были удовлетворительными. Казенные земли на 85 % уже были арендованы крестьянами, а уровень арендной платы был ниже рыночного.

Таким образом, заметного эффекта  от наделения 10.5 млн крестьянских хозяйств 6 млн казенных десятин ожидать не приходилось. Процесс переселения крестьян на казенные Земли в Сибири, активно стимулировавшийся правительством, не мог принести быстрого эффекта — хозяйственное освоение целинных земель требовало значительного времени и усилий, переселение поглощало не более 10 % от прироста сельского населения. Внимание сторонников наделения крестьян дополнительной землей естественным образом обратилось на частновладельческие земли.

Частновладельческих земель (исключая земли, уже принадлежащие крестьянам на праве частной собственности), пригодных для полеводства, в  Европейской России имелось 38 млн десятин. С учетом всех видов земель (помещичьи, удельные, монастырские, часть городских) крестьянам теоретически могло быть передано 43-45 млн десятин. При этом, в пересчете на мужскую душу, к наличным 2.6 десятины прибавилось бы ещё 0.8 десятины (+30 %). Такая прибавка, хотя и заметная в крестьянском хозяйстве, не могла решить проблем крестьян и сделать их зажиточными (в понимании крестьян, справедливым считалось увеличение надела на 5-7 десятин на душу). В то же время, при такой реформе погибли бы все эффективные специализированные помещичьи хозяйства (животноводческие, свекловодческие и т. п.).

Вторая часть проблемы состояла в традиционном неприятии крестьянами (большей частью, бывшими помещичьими  крестьянами) всей правовой структуры  земельной собственности. При освобождении помещичьих крестьян часть земель, обрабатывавшихся ими в крепостном состоянии в свою пользу, осталась за помещиками (так называемые «отрезки»); крестьяне упорно, десятилетиями  помнили об этой земле и считали  её несправедливо отнятой. Кроме того, землеустройство при освобождении крестьян было произведено зачастую без должной заботы о хозяйственной эффективности сельской общины. Во многих случаях сельские общества вообще не располагали лесом и были недостаточно обеспечены пастбищами и лугами (традиционно для общины использовались коллективно), что давало помещикам возможность сдавать эти земли в аренду по откровенно завышенным ценам. Кроме того, разграничение помещичьих и надельных земель зачастую было неудобным, встречалось даже чересполосное владение помещиков и крестьян в одном поле. Все эти неудовлетворительно разрешенные земельные отношения служили источниками тлеющих конфликтов.

В целом, структура аграрной собственности  не признавалась крестьянами и держалась  только на силе; как только крестьяне  чувствовали, что эта сила слабеет, они были склонны немедленно переходить к экспроприации (что, в конечном счете, и произошло сразу же после Февральской революции).

Крестьянские волнения

Крестьянские волнения, в некотором  количестве происходившие постоянно, заметно усилились в 1904 году. С весны 1905 года волнения усилились настолько, что происходящее уже оценивалось всеми наблюдателями как революция; в июне произошло 346 инцидентов, отмеченных в записях полиции, волнениями было охвачено около 20 % уездов. Волнения, достигая пика в середине лета, уменьшались осенью и почти прекращались зимой. С весны 1906 года волнения возобновились с ещё большей силой, в июне, на пике беспорядков, произошло 527 инцидентов, отмеченных в записях полиции; волнениями было охвачено около половины уездов.

Волнения в самой легкой форме  имели вид самовольных порубок  в принадлежащих помещику лесах. Крестьяне, почти не имевшие леса в составе общинных земель, традиционно были склонны не признавать какое-либо право собственности на леса вообще, и считали плату за пользование частным лесом грабежом.

Более серьёзным видом беспорядков  была самовольная запашка помещичьей земли. Так как урожай мог созреть  только через определённое время, крестьяне  переходили к таким действиям  только при уверенности в долговременной безнаказанности. В 1906 году крестьяне  засевали помещичью землю в убеждении, что Дума вот-вот примет решение  о национализации и безвозмездной  передаче крестьянам помещичьих земель.