Российское предпринимательство 18 века

     В 1723 г. 60-63 % зерна в столицу привозили крестьяне, а остальное дворяне и горожане. В 1728г. 48-50 % крестьян продавали хлеб по более низким ценам (на 7 %). Хлебная торговля была обычным источником первоначального накопления для крестьянской буржуазии. Так, один зажиточный крестьянин дер. Бакулевской Слободского уезда Вятской провинции, разбогатев на скупке и перепродаже хлеба, около 1751 года перебрался в город Слободской, купил там дом и устроил небольшой завод для литья ямских колокольчиков. Со временем дело разрослось, и в 1793 году началось литье больших колоколов.

     Ивановские манцфактуристы 18 века сколачивали капиталы первоначально торговыми путями, иногда пускаясь на махинации. Так, в 1741 г. М. Грачев обвинялся крестьянами в том, что при отпуске товаров на Ирбитскую ярмарку он, при помощи «воровских выписей», присвоил себе 500 рублей прибыли. Крестьяне прямо утверждали, что Грачевтакими путями «себе и пожитки нажил». Предки известных фамилий Бутримова, Грачевых, Ямановских, Зубковых, Гандуриных, Кокуриных и др. богатых мануфактуристов второй половины 18 века были в первой половине мелкими товаропроизводителями и торговцами. В первой половине 18 века крестьяне мела Иванова использовали капиталы почти исключительно в сфере торговли, во второй половине этим капиталам уже было дано промышленное применение. В 40-е гг. в селе Иванове на базе мелкотоварного производства возниает знаменитая Ивановская мануфактура.

     Купечество было недевольно торговлей крестьян, и в «Наказах» (1767 г.) тульские, осташевские и костромские купцы требовали запрещения дворянской и крестьянской торговли. Но выделение среди крестьянства богатой прослойки было повсеместным явлением. В 60-70-гг. 18в. некоторые из уральских казаков имели по 50 лошадей, 30 коров, 100 овец, 10-20 ульев пчел и почитались людьми богатыми.

     В Пермской губернии уже в 80-90 гг. 18 века выдеяллась богатая верхушка крепостных крестьян, бравшая подряды, занимавшаяся ростовщичеством. Торговлей. В ярославских вотчинах Шереметевых в конце 18 века господские мельницы находились в аренде у зажиточных крестьян. Например, в 1792 году 9 мельниц Юхотской волости арендовались двадцатью четырьмя местными крестьянами.

     Самым показательным и детально исследованным примером развития крестьянского предпринимательства является развитие Осташковой слободы в 18 веке.¹³  Осташковская слобода (потом город) находится в Новгородской губернии на озере Селигер, поэтому древнейшим промыслом была ловля рыбы. Кроме того, Осташковом отправлялись на промыслы на Финский залив и на реку Неву. К середине 18 века рыболовство приобретает товарный вид, происходит расслоение среди рыболовов. Многие семьи, кроме рыболовства, занимались вязанием сетей, выделкой кож, шитьем сапог, изготовлением бочек. В 40-е гг. 18 века развивается кожевенное, кузнечное, сапожное дело. Сначала выделывали кожу для шитья сапог, руковиц, кожанных фартуков и др., потом появляются кожевенные завады, один из первых - завод А.Г. Савина, родоначальника известной фамилии фабрикантов. В 30-е гг. кожевенное производство увеличивается. Из числа заводовладельцев - простые кожевенники - Аврам Савин, Федул Савин, Мих. Северов, Родион Лукашев и др. В 1783г. В Осташкове ыло 35 заводов. На привозном с Урала железе развивается железоделательная промышленность. Из кузнецов вышли в купцы Мирон Антонов, Никифор Северов, Архип Ужинский. Многие занимались перевозкой гранитных плит и камня в столицу. Некоторые имели собственные суда, нанимали рабочих: к середине 17 века наемных рабочих было 25 % от всего мужского населения. Приходили в Осташковские слободы окрестные крестьяне для промыслов и торговли.

     Кожевенное производство влекло за собой продажу мяса, разведение скота. Некоторые продавцы мяса и солода стали крупнвми предпринимателями. Например, Никита Белков помимо продажи мяса и солода в Петербурге занимался торговым огородничеством (шесть огородов).

     Стал крупным купцом осташковец, откупщик Терентий Резвой из крестьян. В 1736 г. в числе 16 других купцов он участвовал в компании Саввы Яковлева, взявшей на откуп все казенные сборы по Мосвкве и Петербургу на 7 лет. Но самым показательным примером было создание капитала Саввы Яковлева.

     «Савва Яковлевич Яковлев по происхождению мещанин города Осташкова , который, по семейному преданию, прибыл в Петербург пешком, «с полтинною в кармане и родительским благословением». Фамилия его в то время была не Яковлев, а Собакин.

  По прибытии в Петербург он занялся торговлею мясом, торгуя им с лотка вразнос.

  Известно, что императрица Елизавета Петровна чрезвычайно любила вокальную музыку и потому очень жаловала не только людей, обладавших этим искусством, но даже тех, кто имел хотя какую-либо способность к нему.

  Однажды, сидя на балконе, Ее Величество заметила проходившего вдали молодца с ношею на плечах; услышав его звонкий, чрезвычайно сладенький напев: «све-жа-я  те-ля-ти-на», государыня напрягла слух; а разносчик, точно в угоду ей, повторяет свой призыв покупателям.

  - Какой прекрасный голос, - сказала императрица находившимся близ нее придворным и добавила: - Скажите гофмаршалу, чтобы он взял певуна в поставщики припасов для моей кухни.

  Разносчик немедленно был догнан посланными за ним камер-лакеями и отведен в присутствие гофинтедантской конторы.

  Детина, обративший внимание императрицы, был Савва Яковлев Собакин.

  Когда артель, к которой он принадлежал, узнала о счастии своего члена, то не могла достаточно надивиться, разводила руками, приговаривая: «Ну талант выпал Савке, - так называли парня товарищи, - теперь успевай наш земляк загребать денежки, не ходи, как мы, грешные, с утра до вечера по улицам, не голоси без толку!»

  Действительно, карман Собакина начал быстро наполняться; этому помогло также и то, что некоторые из вельмож, желая угодить государыне, поручили избранному ею поставщику снабжать их собственные дома, чем, разумеется, ускорили его обогащение.

  Немало содействовало Собакину, при составлении его богатства, и покровительство князя Потемкина, которому он доставлял съестные припасы, угождая всем причудам светлейшего. А Потемкин, довольный Собакиным, отдал ему поставку на армию, что в ту пору было обыкновенным источником громадной наживы.

  Под конец царствования Елизаветы Петровны Собакин, записавшись в купечечство, имел уже столько капитала, что мог, вместе с другими коммерсантами, взять на откуп таможню в Риге и нажить здесь миллионы.

  Около же этого времени богач, чтобы добиться дворянства, а через это - приобрести право на покупку населенных имений, перешел из податного звания в чиновничье; это ему и удалось: в 1762 году Савва Яковлев, «за особенно оказанные услуги», был возведен Петром III в потомственное дворянство.

  Большие торговые обороты сделались для Собакина постоянным занятием. Так, при Екатерине II в руки его попал петербургский питейный откуп, от которого Савва нажил «большие тысячи».

  Но Савка оставался прежним Савкою.

  Вышел такой казус.

  В 1774 году заключен был мир с Турцией в Кучук-Кайнарджи. Екатерине очень желательно было, чтобы самая чернь в ее резиденции поняла всю важность нового политического события; для достижения этого был употреблен способ, правду сказать, довольно странный: на первыетри дня после обнародования манифеста приказано было открыть все петербургские кабаки, причем каждому посетителю дозволялось, на казенный счет, выпить чарку водки в честь побуды Румянцева. Пьянство было гомерическое. По окончании попойки правительство затребовало от откупа сведения о количестве израсходованного вина и получило в ответ столь громадную цифру боочек, что стало в тупик. Прежде уплаты денег нарядили следственную комиссию - для разыскания правды. Оказалось, что во всех столичных складах не могло храниться такого запаса водки, какой был выписан откупщиком. Собакин был отдан под суд, но счастье опять выручило своего любимца: государыня его помиловала и, для забвения его поступка, повелела ему носить фамилию по отечеству - Яковлев.

  Нажив миллионы, Яковлев еще более умножил свое состояние скупкою фабрик и заводов; так, в 1764 году он купил Ярославскую Большую мануфактуру, а затем, начиная с 1779 года, начал скупать на Урале горные заводы.

  Первый завод, купленный им, был Невьянский.

  Невьянский завод, эта, да будет дозволено так выразиться, колыбель уральской железоделательной промышленности, и попала путем покупки у Прокопия Акинфиевича Демидова, внука Никиты Демидовича, в руки С.Я. Яковлева.

  Одновременно с Невьянским заводом П.А. Демидов продал Яковлеву еще 5 заводов: Бынговский, Шуралинский, Верхне-Тагильский, Шайтанский и Верх-Нейвинский, взяв за все всего лишь 800 тысяч рублей, сумму, по сравнению с действительною их стоимостью, ничтожную. Продал все эти заводы П. Демидов потому, что «недоволен был своими сыновьями».

  Помимо этого, в том же 1769 году купил С. Яковлев у генерал-прокурора генерал-кригскомиссара А.И. Глебова Холуницкие горные заводы, состоявшие из заводов: Белохолуницкого со вспомогательным при нем Богородицким, Климовского и Чернохолуницкого, а через пять лет после этого, а именно - в 1774 году, купил у графа Воронцова за 200 000 рублей Верх-Исетский завод.

  Всего в течение своей жизни С. Яковлев скупил и построил 22 завода и, благодаря этому, сделался самым крупным русским заводчиком.

      Время нахождения заводов во владении С. Яковлева оставило по себе на Урале недобрую память; и вообще-то крепостному населению жилось на заводах не сладко: жестокие истязания, кнут, плети, каторжные избы, колодки, цепи были в большом ходу; с переходом же заводов к С. Яковлеву положение рабочих сделалось еще хуже: помимо всего прочего, их стали обременять непосильными работами.

  Насколько тяжело жилось рабочим на заводах Яковлева - можно судить по тому, что, по словам одного из историков Урала, в старом хозяйском доме на Невьянском заводе находили человеческие скелеты, прикованные на цепях к стенам. Немало также имеется свидетельств, а еще того больше - преданий о возвышающейся над Невьянским заводом покосившейся башне, на которой теперь бьют одни куранты, а в прежние времена, как гласит предание, производился дозор за вем, что делалось в окружности. Впрочем, наилучшею характеристикою положения рабочих на заводах Яковлева во время нахождения их в его владении может служить нижеследующий факт.

  Объявил в 1764 году приписной к Невьявскому заводу крестьянин Алексей Федоровых, впоследствии переименованный Поляковым, о «золотых рудах», найденных им на даче П.А. Демидова. Ни правительство, ни Демидов не обратили внимания на заявление крестьянина: при новом содержателе заводов - Собакине, Федоровых напомнил правительству о своей находке. Такое заявление испугало Собакина тем, что у него отнимут земли, и он приказал заарестовать Федоровых. Отца и сына схватили в Ирбите, отняли у них товар и 3 000 рублей денег и в глухой повозке отвезли в Невьянск, а отсюда сына «на судне до Костромы, оттоль к Нижний Новгород отправили», отца же, сильно «изувеченного» еще в Ирбите, держали в оковах до 1797 года. Каким-то образом Алексею Федоровых удалось подать на Высочайшее имя прошение, в котором он просил освободить его от оков и принять в покровительство Берг-Коллегии. Указом Коллегии в 1797 году велено было канцелярии главного правления заводов Федоровых освободить и допустить к разрабатыванию золотых руд, объявленных им в 1764 году. Кроме того, предписывалось произвести дознание о тех притеснениях, которым подвергались Федоровых, а также и о том, почему объявленные прииски через 33 года были не открыты и не изведаны.

  Чем все это кончилось - не известно.

  По смерти С.Яковлева, последовавшей в 1784 году, все огромное его состояние, по разделу 1787 года, было разделено, по числу сыновей, на четыре части: Ярославская Большая мануфактура досталась на часть Михаила Саввича Яковлева; Невьянский и Бынговский заводы - Петра Саввича, оставившего по себе память тем, что в 1792 году сочинил для заводских приказчиков крайне интересную инструкцию из 18 пунктов, в которой предписывалось: экономия в лесе, чтобы берегли его недреманным оком, чтобы в Невьянске было благополучие, порядок, тишина и благосостояние; не шатались бы по кабакам и улицам пьяные, песельники и крикупы... наблюдаема бы была по всем улицам, переулкам и т.д. Заводы Верх-Исетского округа достались на часть Ивана Саввича, а ныне принадлежат наследникам его наследницы, его внучки, гр. Н.А. Стенбок-Фермор; наконец все прочие заводы - Найво-Алапаевский, Нейво-Шайтанский, Верхнесинечихинский и др. - достались на долю его четвертого сына - Сергея Саввича¹⁴ ».

     К концу царствования Екатерины II купцов-миллионеров стало значительно болше. Огромные состояния были у Шемякина, Лукина, Логинова, Яковлева, Горохова. Последний пользовался такой популярностью, что Адмиралтейская улица, где находились дом и заведение Горохова, стала называться Гороховой¹⁵ .

     Но подавляющее число купцов жило гораздо проще. Хотя спрос на изделия роскоши имели не только высшие, но и средние слои. Например, двор дьяка Ивана Алферова, мелкого землевладельца, состоял из каменного дома из двух жилых и двух казенных палат, с двумя каменными крыльцами и садом позади. Кожаные кресла, стулья, лавочные тюфяки, ковры и полоза астраханские, так же как 19 кафтанов, крытых шелковыми материями, свидетельствуют о развитых, по тому времени, вкусах этого представителя служилой среды. В его хозяйстве среди других запасов хранились разнообразные ткани.

     В целом торговые отношения и их носители получили определенное развитие в 18 веке, но не такое существенное, какбыло заявлено в программах двух главнейших деятелей столетия - Петра I и Екатерины II. Предпринимательство развивается только тогда, когда строится на естественных основаниях жизни людей, которые можно только осторожно корректировать, но ни в коем случае грубо не вмешиваться в этот процесс.Кроме того, предпринимательство должно сториться на интересе, чистолюбии, стремлении выделиться - именно эти качества в людях подавлялись, в интересах и «верхов», и «массы» народа. Усилия предпринимателей в стесненных обстоятельствах тратились не на развитие, а на преодоление препятствий. Поэтому и в 18 веке Россия представляла собой страну даже не с традиционным, а скорее с примитивным образом жизни, народ, который видел своего врага не в тех, кто сковывал его жизненные силы, а в тех, кто пытался свои возможности реализовать.