Петр I в оценках современников и потомков

А что касается появления Меншикова при царском дворе, то будущий князь заставил обратить внимание на себя такими привлекательными качествами, как ум и сметливость. Поначалу Алексашка прибыл устраивать свою судьбу в потешную роту. “Как скоро его светлость явился в эту роту, тотчас был принят его величеством в число солдат, потому что он отличался красивой наружностью и счастливой физиономией и в своих речах, возражениях и ответах, равно как и в своих приемах, обнаружил бойкий живой ум, здравый рассудок и добросердечие”.[1;33]

В 1679 году отправляются волонтеры за границу для обучения кораблестроению вместе с десятником Петром Михайловым (царем) отправляется и Алексашка. Меншиков не расставался с ним ни на минуту. Вместе с Петром работал на верфи Ост-Индской компании в Голландии, одновременно с ним получил от корабельного мастера аттестат, удостоверявший, что он овладел специальностью плотника-кораблестроителя. Из Голландии  Петр отправляется в Англию для обучения инженерному искусству кораблестроения. Его и здесь сопровождал неразлучный друг Алексашка. “Как и Петр, он жадно впитывал увиденное, с поразительной легкостью усваивал азы артиллерийского дела, фортификации, кораблестроения. “ [1;38] Это была практическая школа, расширявшая кругозор царского любимца, в детские годы не получившего никакого образования. О все более возрастающем влиянии Меншикова на царя свидетельствует случай, происшедший на пиру у царского фаворита Лефорта. За преждевременную казнь взбунтовавшихся стрельцов боярином Шейном, царь разъярился и выхватил шпагу, хотя наказать того, но неизвестно чем бы все кончилось, если б не Меншиков. Он увел царя в соседнюю комнату и устроил так, что от прежнего возбуждения не осталось и следа. Это отнюдь не значит, что сам Меншиков был всегда защищен от царского гнева.

Обязанности денщика были не единственные. В 1699 году он становится доверенным царя в его амурных делах.

В 1702 году - осенью - Меншиков отправляется вместе с Петром на осаду Нотебурга. Под Нотебургом и проявились его первые дарования. Осада и штурм крепости сопровождались огромными потерями русских войск. Отчаявшись, Петр даже дал команду о его прекращении, но в самый последний  момент подоспела помощь, которую и привел поручик Меншиков, после чего гарнизон крепости капитулировал. Петр щедро наградил участников штурма, в частности “ Преображенского полку поручика Александра Даниловича Меншикова во всяких письмах писать губернатором “.[1;42] Теперь перед ним стояли две задачи : хозяйственность и военное дело. Александр Данилович преуспел и на том и на другом поприще. Царь поручает Меншикову разыскать место для основания верфи. В феврале он доносит Петру, что им найдено такое место на реке Свири. Так, стараниям Меншикова была основана Олонецкая верфь, с которой уже в августе 1703 года был спущен первенец Балтийского флота фрегат “Штандарт”. Верфь находилась под особым присмотром Меншикова. Входя в курс дела, Меншиков накапливал опыт администратора и военачальника. Он “был готов ради дела поступиться спокойствием и удобствами оседлой жизни. Он весь в движении и непрестанных заботах, всюду он присматривает за тем, сколь успешно выполняются его задания, и на месте вносит необходимые поправки “.[1;43]  Не менее успешно Меншиков справлялся и с другими поручениями. Для создаваемого Балтийского флота требовались железо и корабельные пушки. Меншиков закладывает два завода - Петровский и Повенецкий. Оба были пущены в небывалые по тем временам сроки  - через несколько месяцев на них уже отливали пушки. Так царский слуга постепенно становится соратником царя. На военном поприще он тоже быстро завоевал репутацию надежного и энергичного исполнителя.

Несмотря  на такую жизнь Меншиков не забывает и освоив бытовых удобствах. Уже в это время отчетливо проявляется его тяга к роскоши и комфорту. Следы хозяйственной распорядительности, умение обустроить быт видны и при осмотре его усадеб. Известный путешественник Корнелий де Бруин оставил краткое описание подмосковных владений. Об одном из них, расположенном на реке Яуза он пишет: “ Это прекраснейшее местечко, где устроены были удивительные садки, наполненной отборной рыбой. Но лучше всего для меня показались там громадные конюшни, хотя они были деревянные, так же как и самый дом. В конюшнях этих было более пятидесяти лошадей превосходной красоты “.[2;12] Искусством жить в роскоши Александр Данилович овладел довольно быстро. Столь же быстро он научился пользоваться и своим положением царского любимца. Уже во время Великого посольства Меншиков был настолько близок к царю, что, выполняя обязанности его казначея, расходовал деньги без всякого контроля не только на него, но и на себя. И хотя он уже давно расстался с обязанностями денщика, но всегда проявлял трогательную заботу о личных удобствах царя.

В победоносную военную компанию 1703-1704 годов Меншиков дважды отличился в сражениях под Нарвой. Стан противника ожидал подкрепления в 7400 человек. Эти сведения натолкнули на одну военную хитрость. На виду осажденных было разыграно сражение между спешившим на помощь “шведским” отрядом и русскими войсками. Двумя полками солдат, облаченными в синие шведские мундиры, командовал Петр. Полками в русских зеленых мундирах командовал Меншиков. Инсценировка сражения удалась вполне, шведы поверили, что к ним подоспела помощь, и комендант велел открыть ворота, чтобы ударить по русским войскам с тыла. Выманенные из крепости шведы понесли значительные потери. Победа доставила царю огромную радость, так как это бала первое удачное морское сражение. Ликующий Петр возлагает на себя орден Андрея Первозванного. Другой орден был вручен Меншикову, помимо которого он получает еще одну привилегию, высоко поднимавшую его престиж: ему разрешалось содержать на своем счету собственных телохранителей, так называемую собственную гвардию. После этого можно заметить одну особенность, проснувшуюся в Александре Даниловиче примечательность. Раньше он подписывался просто: Александр Меншиков. А после этого случая нетрудно заметить следы пробудившегося честолюбия. В подписи под чисто частным письмом он обозначает себя как: “Шлюссельбургский и Шлотбургский губернатор и кавалер Александр Меншиков”.[1;50]

После основания Петербурга, Петр принимает энергичные меры к его обороне. Для противостояния набегам противника создаются несколько драгунских полков. Для них Меншиков составляет инструкцию или “Статьи во время воинского похода”. “Это была проба сил Меншикова в военной теории, в обобщении опыта боевых действий, правда, пока еще незначительного.”[1;50] С каждым днем он (Меншиков) все более утверждался на военном поприще. О возросшем влиянии Александра Даниловича на театрах войны можно судить по участившемся упоминаниям его имени военными источниками. Вот ссылка на переписку царя с Шереметевым в июле-августе 1703 года. “Фельдмаршал заблаговременно беспокоится о размещении подчиненных ему войск на зимние квартиры и спрашивает указаний царя. Петр адресует его к Меншикову: “Где им зимовать, о том положите, поговоря с губернатором ( А. Д. Меншиковым ), который хотел ехать вскоре к вам.” [1;51]  После окончательной победы под Нарвой любимец царя одалживается вотчинами. Около 1700 года сын пирожника уже был владельцем деревни Лукина в Московском уезде. Год спустя, хозяйство увеличивается еще на две вотчины. Кроме того, Меншиков “округлял” свои владения скупкой соседних деревень. В период 1700-1701 года он скупает еще три вотчины в Московском уезде. Из каких источников Меншиков изыскивал средства для столь значительных расходов? Сведения о казнокрадстве в эти годы отсутствуют. И если оно и существовало, то не в такой степени, чтобы вызвать зависть и начать о нем говорить. Что касается подношений, то, хотя они и текли в дом фаворита непрерывным потоком, удельный вес их бюджете был невелик. Скорее дело тут вот в чем. Молва о близости Меншикова и царя была достоянием не только придворных, но и купеческих кругов. Поэтому не удивительно, что существовало одаривание царского любимца. Одни подносили за уже обделанное дельце, другие так, на всякий случай, чтобы заручиться поддержкой на будущее. Например, после завоевания Шлиссельбурга, Меншиков вручает три экземпляра планов крепости монастырским властям, за что был награжден тремястами рублями.[2;27] В других случаях подносили по мелочам: лимоны, копчености, масло, голландский сыр, сукно и материи и прочее. Говорить о больших взятках и подношениях на то время не приходиться. Поначалу Меншиков брать их не рисковал. Об этом свидетельствует случай с дьяком Виниусом. Дьяк Андрей Андреевич Виниус относился к числу близких к Петру людей, входил в так называемую компанию царя, состоявшую из самых доверенных лиц. Он занимал множество должностей - руководил Сибирским, Аптекарским и Пушкарским приказами, в его ведении находилась также и почта. В 1703 году было решено освободить Виниуса от ряда занимаемых постов, и он, чтобы сохранить за собой Сибирский приказ, решил дать взятку Меншикову в десять тысяч рублей. Меншиков деньги взял, обещал содействие, но тут же донес обо всем царю. “Зело я удивляюсь, как те люди не познают себя и хотят меня скупить за твою милость деньгами.” В итоге карьера Виниуса оборвалась, он был лишен всех должностей и доверия царя. В последующие годы жизни ничего подобного Меншиков не выкидывал. Видимо, несмотря на его уже уверенное существование при дворе, фаворит не мог сразу принять такой дар чисто психологически. Вот если бы он предложил взятку поскромнее, быть может все обернулось по другому. Год спустя почти такую же взятку Меншиков берет у Г. Племянникова.

В начале 1704 года положение Меншикова при Петре еще более упрочилось, “товарищ” царя уступил пленницу Марту. Сам же Меншиков переписывался на то время с Арсеньевой Дарьей Михайловной. Поначалу их довольно оживленная переписка носила чисто официальный и сухой тон. Но письмо Александра Даниловича от 27 марта 1703 года свидетельствуют о новом этапе в их отношениях. Это был ответ на посланные подарки: сорочку и алмазное сердце. Но не подарки тронули получателя - “не дорого мне ваше алмазное сердце, дорого ваше ко мне любительство.”[4;56] От письма к письму привязанность Дарьи Михайловны и Александра Даниловича становятся все более явственные. В переписке Меншикова с царем конца 1705 - начала 1706 годов встречаются очень интересные штучки. Так Петр писал: “Еще вас о едином прошу: ни для чего, только для бога и души моей: держи свой пароль”.[1;77] на что Меншиков отвечал: “А что изволишь, ваша милость, меня подкреплять, чтоб мне пароль задержать, и о том не изволь, государь, сумневатца: истинно не преступляю твоего повеления”. [1;77] Петр остался доволен ответом : “Что вы изволите пароль свой держать, за то зело благодарен”. О каком таком “пароле” шла речь в переписке этих двух мужей? Оказывается, под этим подразумевались взаимные обязательства царя и Меншикова: первый должен был жениться на Екатерине, второй - на Дарье Михайловне. С тех пор как была отпразднована свадьба, в письмах Петра исчезло требование блюсти этот самый “пароль”.

Осенью 1704 года в Польшу были двинуты два соединения русских войск. В качестве командующего русских войск едет и Меншиков. Здесь он энергично громит противников Польши, за что был пожалован Августом II орденом Белого Орла. Но главную награду для своего фаворита исхлопотал Петр. По его поручению русская дипломатия долго и настойчиво добивалась от венского двора титула графа. Графский титул Меншиков получил, но не успела весть о новом титуле разнестись по стране и внедриться в сознание современников, как в 1706 году австрийский император наградил царского любимца дипломом князя Священной Римской Империи. Бывший пирожник становится светлейшем князем!

К июлю 1706 года, по словам фаворита, была в нижеследующем состоянии: “Полки обретаются в добром состоянии, ибо вся наша кавалерия ныне рекрутована, мундирована и добрыми лошадьми дополнена.” [4;45] Эта выдержка взята из письма к П. П. Шафирову. К повышению боевой выручки и отличном состоянии войск Меншиков имел прямое отношение. В этот же месяц он утверждает “Артикул краткий” - наставление для обучения драгун военному делу. Все содержание оного уделяет внимание дисциплине и порядку в войске.

Одним из самых тяжелых и трудных годов был год 1708. Затяжная война с Швецией была истощительной по отношению к России. Однако, чтобы набраться сил нужно было выжидать. О напряженности, царившей в правящих кругах Росси, сохранилось множество свидетельств. Петр лихорадочно искал путей к миру. Но все попытки к перемирию не имели успеха. Внимание всех было приковано к театру войны. Меншиков ни на день не отлучался от войска, он  - непременный участник всех военных советов. 11 марта царь решает отправиться в Петербург. В канун отъезда состоялся знаменитый военный совет в Бешенковичах, обсудивший план ведения на случай, если в отсутствие царя шведы все же предпримут наступательные действия. Предметом обсуждения был план, по поручению царя составленный Меншиковым. Он интересен прежде всего как документ, позволяющий судить о полководческих дарованиях светлейшего, его способности ориентироваться в сложившейся обстановке и предвидеть ход военных действий в более или менее отдаленной перспективе. Название имело, как “Како поступать против неприятеля при сих обстоятельствах”. План Меншикова, по отзыву военного историка А. З. Мышлаевского, обнаруживает в его авторе незаурядные способности мыслить широко, с учетом всей сложности обстановки. Вместе с тем он имел и изъян, без труда обнаруженный его критиками.

Так как Александр Данилович Меншиков был далеко не последний человек при дворе Петра, отличился он и под Полтавской Викторией. 15 февраля 1709 года он догадывается: “И по сему признаваем, что правитца не инуды куды, точию к Полтаве, а больши, чаю, ради запорожцев.”[1;135] После победы над шведами Меншиков преследует неприятеля под предводительством генерала Левенгупта, которого покинул король. Эта погоня оборачивается победой для Меншикова, проявившим себя здесь тонким психологом. Загнанная армия шведов настолько была истощена, что у нее было всего лишь два выхода, на предложение капитулировать: либо сражаться, как обреченные, либо сдаться. Конечно, фаворит понимал, что в случае сражения русские войска понесут также большие потери. Поэтому он затронул все рычаги, чтобы шведы капитулировали, что ему и удалось.

После Полтавы Петр раздает награды. Многие генералы и офицеры получили повышение в чинах. Но все эти награды не шли ни в какое сравнение с тем, как были отмечены заслуги Меншикова. Светлейшего царь пожаловал чином второго фельдмаршала (первым был Шереметьев), а также городами Почеп и Ямполь. И без того уже огромные владения князя увеличились на 43362 души мужского пола. По числу крепостных он стал вторым после царя душевладельцем России. Справедливости ради должно отметить, что все самые яркие страницы истории Северной войны в предполтавский и полтавский периоды написаны при активнейшем участии Меншикова: Шлиссельбург, Нарва, Калиш, Батурин, Полтава, Переволочна. Никого из соратников Петра нельзя поставить на одну доску со светлейшим по вкладу, лично внесенному в разгром шведов.

После военных действий Меншиков возвращается к продолжению застройки Петербурга. Петр признавал его заслуги в благоустройстве будущей столицы. Десятки тысяч людей в невероятно тяжелых условиях изо дня в день вколачивали сваи, обжигали кирпич, валили деревья, возводили правительственные здания, спрямляли потоки Невы, засыпали землей, засыпали землей низины. Застройка Парадиза (так называл Петр Петербург) велась под постоянный присмотром царя. Но Петр бывал в Петербурге наездами, неотложные дела требовали его присутствия в военных походах. В его отсутствие главным распорядителем строительных работ в Петербурге становился губернатор Меншиков. В 1711 году появляется первый намек на неудовольствие царя светлейшим. По приезду в Москву к царю обращается польский посол Волович. Он подает жалобу на Меншикова за то, что тот воспользовавшись финансовыми затруднениями купил за бесценок староство Езерское. Письмо царя к князю содержит внушение: ” И николи б я того от вас не чаял, хотя б, какой и долг на них был”.[2;129] В пути на юг Петру пришлось выслушать новые жалобы жертв княжеского стяжания и произвола. И если в первом письме царь лишь слегка пожурил своего фаворита, то в письме от 11 марта, звучат нотки раздражения, недовольства и даже угрозы: “В чем зело прошу, чтоб вы такими малыми прибытки не потеряли своей славы и кредиту. Прошу вас не оскорбитца о том, ибо первая брань лутче последней, а мне, будучи в таких печалех, уже пришло не до себя и не буду жалеть никого”.[2;130] Меншиков не отпирался, но считал свои поступки не заслуживающими внимания.

Очень интересную черту мы можем наблюдать у Меншикова, когда велись одновременные переговоры с Данией и Пруссией. Точнее мы ее вообще не наблюдаем. Князь увереннее чувствовал себя на поле брани, чем за столом переговоров, где ему трудно было ориентироваться в хитросплетениях и интригах союзников, с легкостью необычайной отказывавшихся от только что достигнутых соглашений и проявлявших завидную изобретательность в изыскании поводов для проволочек.

Для представления более ясной картины о жизни Меншикова целесообразно будет посмотреть распорядок дня из его жизни. Отражен он в “Повседневных записках”, которые вел его секретарь. Вставал Меншиков, как правило, в пятом либо в шестом часу, - реже в четвертом или в седьмом. Светлейший сразу же занимался “слушанием дел”[2;49] Под делами подразумевались доклады служителей Домовой или Походной канцелярии, которым он давал распоряжения по управлению свои дворцом и многочисленными вотчинами, или доклады подчиненных по службе. На утренние часы падала основная часть рабочего дня. Последующие часы он проводил в обществе Петра, нередко приезжавшего к нему домой, либо в царской резиденции, а также в Военной коллегии и Сенате за осмотром работ. Этого рода занятия завершались к полудню, реже к часу дня. Меншиков садился за стол, чаще всего у себя дома, около 11-12 часов, но иногда - у царя или других лиц. В одиночестве Меншиков был за столом редко. Обычно с ним была мужская компания из сановников и подчиненных. Характерная деталь, свидетельствующая о том, что эмансипация женщин, настойчиво вводимая царем через ассамблеи, еще не проникла в семью князя, в принципе не чуравшегося новшеств: за обедом не сидели ни супруга, ни дети, даже в том случае, если “его светлость изволили кушать”[2;49] без гостей. После трапезы - визиты к вельможам, прием вельмож, участие в различных церемониях вместе с царем и министрами. Между 10 и 11 часами, после ужина, сразу же отправлялся спать. В распорядке дня немало времени отводилось на богослужение - заутрени и всенощные. Просматривая распорядок, можно заметить, что Меншиков был неграмотен, то есть он не умел писать.

И завершая часть истории взлета, можно добавить. В архивном фонде Меншикова сохранился диплом, выданный ему Королевским обществом, который, судя по всему, достался ему так как “служением Вашим помогаете... в распространении хороших книг и наук”.[1;216]

Петля на шее светлейшего стянулась, когда он меньше всего ожидал неприятностей. Меншиков находился в отсутствии в России около полутора года, и неизвестно от кого и как царь узнал о его подрядных махинациях. В основном, начало следствия связывают с доносом. Там было предъявлено обвинение в присвоении казенных сумм. Он “тратили их по собственным свои видам”[1;218]. Следствие вскрыло не приглядную картину: сановники, находившиеся в доверии царя, использовали его для личного обогащения за счет казны. Еще не закончилось следствие светлейшего, как началось новое расследование. Князя обвиняли в расходовании государственных денег на собственные нужды. Такого рода преступления именуются казнокрадством, и законодательство петровского времени устанавливало казнокрадам самые суровые меры наказания. Канцелярия Долгорукого потребовала от Меншикова отчета о расходовании 1018237 рублей. Распутать до конца сложную систему взаимоотношений светлейшего и казны - канцелярии Долгорукого, кажется, не удалось. Меншиков сознательно затягивал следствие. В конечном счете ему удалось добиться своего, работа канцелярии продолжалась свыше 10 лет, ее прервала смерть Петра, за которой последовало снятие с князя всех начетов. Но самую крупную неприятность князю принесли не расследования о начетах, а почепское дело. К этому времени Меншиков считался богатейшим вельможей страны. Город Почеп был пожалован светлейшему за заслуги в Полтавской баталии. Князь не довольствовался подарком и из года в год округлял свои владения, захватывая близлежащие земли, закрепощая казаков и взимая с них повинности. С 1717 года казаки начали подавать многочисленные жалобы на незаконные захваты князя, но все они оставались без последствий - никто не осмеливался предать гласности произвол Меншикова. Однако, в последствии делу дан был ход. И как не изворачиался князь, но, припертый к стенке, вынужден был признаться царю: “Ни в чем по тому делу оправдаться не могу, но во всем у вашего величества всенижайше слезно прошу милостивейшего прощения”.[2;79] Терпение царя было на исходе. Тогда Петр произнес при Екатерине: “Ей, Меншиков в беззаконии зачат, и во гресях родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы.”[2;80] Хотя Меншиков устоял на этот раз, но почепское дело ему все же стоило потерь. Петр обязал расстаться с тем, что ему не принадлежало: вернуть казакам захваченные земли, а также оброчные деньги. Кредит светлейшего пошатнулся, и ему пришлось оставить пост президента Военной коллегии. Снисходительность Петра можно было бы объяснить многолетней дружбой и уважением к прежним военным заслугам фаворита, наконец, заступничеством Екатерины. Но,если бы Меншиков не нужен был Петру сейчас, то это его не остановило бы. Неизвестно, какой была бы судьба светлейшего, если бы царь прожил еще несколько лет. Скорее всего, он разделил бы участь всех казнокрадов, тем более что главная его заступница, Екатерина, из-за своей супружеской неверности утратила влияние на Петра.