Организатор безумного террора

В течение одной  недели в феврале 1942 г. 120 тысяч американцев  японского происхождения были выселены из своих домов (главным образом, в Калифорнии) и брошены в лагеря, размещенные в северных штатах страны. Три года люди, вина которых никогда  не была доказана, провели за колючей  проводкой. Следует учесть, что беззакония, совершенные в отношении 120 тысяч  американских сограждан, творились  в стране, на землю которой не упала ни одна вражеская бомба, не ступил ни один вражеский солдат, а  последняя гражданская война  завершилась 80 лет назад.

В этом контексте  следует понимать события, развернувшиеся в нашей стране после назначения Н.И.Ежова на пост наркома внутренних дел в сентябре 1936 г. Надо учесть, что наша страна, как и многие другие страны мира, пережившие эпидемии массовой паранойи, находилась в ожидании не только внешнего нападения, но и  новой гражданской войны ... По этой причине в стране было много людей, готовых найти тайного агента из любой страны "капиталистического окружения" или "неразоружившегося классового врага". Беда всесильного комиссариата внутренних дел была в том, что после прихода Ежова он действительно стал народным, то есть чрезвычайно открытым для народного вмешательства в вопросах, которые по своей сути требуют профессионализма. Даже наиболее отрицательные фигуры из недр НКВД за два десятилетия следственной работы обрели немалый профессиональный навык и могли воспрепятствовать выдвижению очевидно надуманных обвинений и созданию нелепейших дел. Увольнение профессионалов и приход в НКВД после назначения Ежова множества новых "честных", но абсолютно непрофессиональных людей, готовых слепо довериться своей природной интуиции или прислушаться к мнению простодушных людей, нанесло непоправимый удар по следственной системе СССР. Люди, делившие своих соседей и коллег на категории: "большой враг", "малый враг", "вражонок" (о чем было позже рассказано на XVIII съезде ВКП(б)), стали основным источником информации при подготовке органами НКВД различных "дел" о "заговорах" и "центрах".

Следует также  отметить, что на наиболее ответственных  постах в следственных органах НКВД остались люди Ягоды, циничные и беспощадные  провокаторы, стремившиеся воспользоваться  создавшейся ситуацией для подъема  по служебной лестнице: Л.Заковский, С.Реденс, М.Фриновский, Г.Люшков и другие. Приход Н.И.Ежова и других в руководство НКВД был связан с ожиданиями, что они раскроют правду, которую явно скрывал от руководства партии Ягода. Однако заговор самого Ягоды и его коллег был тщательно скрыт. Зато "старые кадры" активно помогали "раскрывать" "заговоры" в других ведомствах, городах и весях, нити которых уводили далеко от Москвы и от здания на Лубянке ...

В считанные  месяцы Ежов представил Политбюро устрашающую  картину страны, опутанной сетями троцкистских "заговоров". Оценки Ежова казались особенно правдоподобными  еще и потому, что совпадали  с хвастливыми сообщениями Троцкого об успехах троцкистского подполья, которые публиковались в "Бюллетене  оппозиции". Вождь "Четвертого Интернационала" утверждал, что многочисленные ячейки подпольщиков готовы отстранить Сталина  от власти "с помощью полицейской  операции". Заявляя даже в середине 1937 г., после арестов многих "троцкистов", о том, что в стране сохранилась  мощная сеть "антисталинского подполья", Троцкий умело возбуждал недоверие к органам безопасности, которые, как следовало из его публикаций, все еще не сумели раскрыть врагов, и тем самым провоцировал новые и новые репрессии.

Смысл провокационных действий Троцкого объяснил его биограф  И.Дейчер: "Парадоксальным образом, большие чистки и массовые высылки, которые прошли после убийства Кирова, дали новую жизнь троцкизму. Окруженные десятками и сотнями тысяч новых изгнанников, троцкисты больше не чувствовали себя изолированными ... Лагеря вновь становились школами и полигонами оппозиции, в которых троцкисты были бесспорными наставниками ... Хорошо организованные, дисциплинированные и хорошо информированные в политическом отношении, они были настоящей элитой того большого слоя нации, который был брошен за колючую проволоку".

Словно следуя логике Ветхого завета, троцкисты  желали провести тысячи невинных жертв  через муки, чтобы превратить их в верных последователей "пророка" - Троцкого, а затем привести их в "Землю Обетованную". Троцкий  заранее предрекал, как будет  удобно воспользоваться муками жертв  ГУЛАГа ... В "Бюллетене оппозиции" он в 1938 г. пророчествовал: "Монументы, которые Сталин воздвиг себе, будут свергнуты ... А победоносный рабочий класс пересмотрит все процессы, публичные и тайные, и воздвигнет памятники несчастным жертвам сталинского злодейства и позора на площадях освобожденного Советского Союза".

Почему же Сталин принял на веру очевидно неправдоподобные сведения НКВД о популярности троцкизма  в СССР и версии о необыкновенных "заговорах" и "центрах"? Во-первых, он, как и многие другие, верил  в способность "кристально чистого" Ежова дать честный ответ - после  долгих лет лжи со стороны интригана  Ягоды. Вероятно, чем более шокирующие сведения сообщал Ежов, тем больше убеждался Сталин в коварстве  Ягоды. Во-вторых, деятельность НКВД получала всемерную поддержку со стороны  партийных руководителей, "разоблачавших" все новых и новых "троцкистов". Уже к концу 1935 г. первый секретарь  МГК Хрущев рапортовал о "разоблачении" 10 тысяч "троцкистов" в Москве. Оказавшись на Украине Хрущев в считанные  месяцы "выявил" десятки тысяч "троцкистов" и "буржуазных националистов". О подобных "победах" над "троцкизмом" рапортовали из всех областей и республик. В-третьих, через некоторое время  началось осознание того, что масштабы деятельности троцкистов преувеличены. Правда, понимание, что были совершены  катастрофические ошибки, приходило  постепенно, в несколько приемов, и на каждом этапе создавалось  впечатление, что "перегибы" в  кампании по "разоблачению врагов" уже преодолены.

Через год после  начала неутомимой деятельности Ежова, Сталин и его коллеги по Политбюро  стали сдерживать ретивость развязанной  им кампании. В решении январского пленума 1938 г. было указано, что ряд "честных" людей "несправедливо  оклеветаны", а отдельные "клеветники" осуждены. Тем не менее репрессии  продолжались вплоть до отстранения  Ежова в конце 1938 г. от обязанностей наркома внутренних дел. Новый нарком внутренних дел Л.П.Берия освободил  значительную часть лиц, арестованных по вздорным обвинениям. Многие пришли к выводу, что уж теперь-то справедливость восторжествовала. На самом же деле прошло еще полтора десятка лет, прежде чем почти все жертвы несправедливых обвинений, выдвинутых при Ягоде  и Ежове, а также жертвы новых  несправедливостей при Берии, были освобождены или посмертно реабилитированы ...

И все же доверчивостью  к Ежову, а затем к Берии  нельзя объяснить легкость, с которой  оставлял Сталин свои автографы на приказах о расстрелах и других приговорах, его грубые и жестокие комментарии, которыми он нередко оснащал эти  списки или письма приговоренных  к казни. Судя по многочисленным воспоминаниям, Сталин и многие люди из его окружения  проявляли бесчувствие в отношении  людей, обреченных на несправедливые наказания  и мучения.

В то же время  Сталин и его окружение не были "патологическим исключением" среди  лидеров XX века. Они проявляли ровно  столько чувствительности к судьбам  людей, сколько было принято у  руководителей великих "демократических" держав, спокойно высчитывавших - сколько  уцелеет солдат, если атомные бомбардировки  уничтожат два города с мирным населением по сотне тысяч человек  в каждом ... Поражаясь тому, что  советские лидеры отправляли сотни  тысяч людей в лагеря, не стоит  забывать и о том, что такие  же действия творили не только вожди "недемократических" "стран  оси", но также Рузвельт, Черчилль. Рейно и другие лидеры "демократической" коалиции. Пытки, бесчеловечные истязания в тюрьмах и жестокие казни применялись и продолжают применяться во многих странах мира, участвовавших в борьбе против фашизма, а затем подписавших всевозможные пакты и конвенции о правах человека. Соучастие Рузвельта, Трумэна и Черчилля в несправедливостях и жестокостях XX века, так же очевидна, как и у Сталина!..

Впрочем, наше справедливое возмущение бессердечием вождей 30-х  годов возможно выглядело бы убедительнее, если бы через несколько десятилетий, мы, уже вооруженные прошлым опытом насилия и беззаконий, проявили бы внимание, отзывчивость и чуткость по отношению к десяткам тысяч жертв междоусобных войн и возросшей преступности, к миллионам изгнанных из родных очагов и к соотечественникам, превращенным во второсортных граждан в новых независимых государствах. Следует также учесть, что высшие руководители великих держав, бестрепетно принимавшие жестокие решения в 30-40 гг., в отличие от современных телезрителей, не могли увидеть своими глазами на цветном экране телевизора картины, иллюстрирующие последствия творимых ими дел, услышать интервью с людьми, только что пережившими бомбардировки, ставшими жертвами пыток и свидетелями расстрелов своих близких ... И если миллионы современных людей проявляют безразличие к преступлениям, творимым с их молчаливого согласия, то вряд ли им стоит возмущаться, жестокосердием былых правителей.

Впрочем, в обвинениях в адрес Сталина преобладает  не столько обличение его жестокости, сколько безумного характера  репрессий, проводившихся с его  ведома. Со времен доклада Хрущева  главными злодеяниями Сталина его  обличители считают не сопричастность к "красному террору" или коллективизации, а репрессии 1937 года Один из главных  аргументов Хрущева, с помощью которого он доказывал "патологическую" природу  репрессий, сводился к тому, что 70% членов ЦК, половина делегатов съезда партии в принципе не могли быть изменниками  страны и того дела, которому они  обязались служить. Этот аргумент казался  одним из самых веских в "обвинительном  заключении" против Сталина для  всех, кто с детства помнил строки Маяковского о "железных большевиках".

Однако обвинения 30-х гг. в адрес видных деятелей партии в том, что они стремились передать государственные предприятия  капиталистам, в том числе и  иностранным, готовы были расчленить СССР на части, уже не кажутся нелепыми в 90-х гг. Вряд ли кто-нибудь обвинил  бы Сталина в излишней подозрительности, если бы он принял решительные меры для искоренения измены узнав, что  партийные секретари союзных  республик готовятся к отделению  от Союза и планируют вступить в военно-политические группировки, враждебные Москве ... Вряд ли Сталина  можно было бы обвинить в недоверчивости к "честным коммунистам", если бы он наверняка знал о том, что 87% членов партноменклатуры приготовились занять ведущие позиции в руководстве капиталистических фирм с привлечением иностранного капитала!..

Можно ли считать, что коммунисты 30-х гг. в отличие  от коммунистов 80-х гг. были сделаны, как утверждал Маяковский, "из железа" и "стали"? Объясняя причины  своего недоверия ко многим видным деятелям сталинских времен, Молотов  в своих беседах с Феликсом Чуевым часто прибегал к фразе "он качался". Эти "качания" описал Н.Бухарин в своей циничной исповеди, направленной Илии Британу в 1924 г., в которой он изобразил картины морального разложения, трусости, дезориентации, воцарившейся в московских верхах после смерти Ленина. Сталин знал о тех поразительных "качаниях", которые совершали вожди разгромленной оппозиции, льстиво восхвалявшие "гений Сталина" со съездовских трибун и проклинавших его у себя на квартирах.

Вне зависимости  от надежности и точности сведений, приводимых Р.Медведевым, Р.Конквистом и другими, трудно предположить, что  факты или хотя бы слухи о переговорах  с целью сместить Сталина и  большом количестве голосов "против" него прошли мимо Сталина. Даже если в  этих сведениях была какая-то доля правды, то Сталин не мог не поразиться контрасту  между ними и выражением единодушного восторга к нему ... Если же сведения, которые сообщил заместитель  председателя счетной комиссии съезда В.М.Верховых, были верными, и Л.М.Каганович  лично спрятал 267 бюллетеней, в которых  фамилия Сталина была вычеркнута, вряд ли он скрыл этот факт от Сталина. В этом случае Сталин мог понять, что по крайней мере 22 процента делегатов  не только являются его противниками, но ведут лицемерную игру, так как  ни в одном выступлении на съезде, ни в поведении съезда в целом  нельзя было усмотреть прямой или  косвенной критики Сталина. Более  того, все ораторы съезда, за исключением  двух (Сталин и Ежов) на протяжении своих  выступлений не раз прибегали  к преувеличенным восхвалениям в  адрес Сталина.

Следует также  учесть, что неискренность, двуличие, обман считались особо тяжкими  преступлениями, несовместимыми с пребыванием  в рядах партии. Это лишний раз  подтвердило выступление Г.Зиновьева  на съезде, который квалифицировал хранение им программы Рютина у себя в сейфе, как "тяжелую ошибку", за которую он "был наказан партией вторично и совершенно поделом". Исходя из критериев, принятых в партии, голосование "против" Сталина на съезде, который превратился в демонстрацию всеобщей любви к вождю, означало, что по крайней мере каждый пятый делегат съезда мог быть обвинен в "непрямодушии по отношению к партии", в котором каялся Зиновьев ...

Правда, можно  возразить, что у делегатов съезда не было реальных способов высказать  свое недовольство Сталиным, кроме  как проводить кулуарные встречи  и использовать бюллетени для  тайного голосования. Однако до середины 30-х гг. видным деятелям партии, как  правило, не грозил арест за их открытые критические выступления. Как известно, почти все вожди и рядовые  участники оппозиционных блоков и "платформ" 20-х гг. были наказаны лишь снятием с крупных постов и назначением на более скромные должности и на значительном удалении от Москвы. Кажется, И.Дейчер был прав, когда писал, что, отказываясь от прямой и открытой борьбы, оппозиционеры "чувствовали, что все они, и сталинисты, и антисталинисты, в одной лодке". Именно по этой причине, а не из-за страха перед арестом или казнью они предпочитали методы тайной дворцовой борьбы, итогом которой могла бы стать неожиданная смена власти и политического курса.

Такие методы выражения  недовольства могли привести Сталина  к следующим выводам: во-первых, оппозиция  не пользуется поддержкой большинства  партии и народа; во-вторых, оппозиция  осуществляет "пробы сил", будучи уверена, что Сталин не решится нарушить неписаное советское правило  об иммунитете видных деятелей партии перед лицом Фемиды; в-третьих, истинные цели оппозиции столь зловещи, что она готова прибегнуть к самым неожиданным и коварным действиям ради смены власти, а возможно, и строя.

В предвоенной  обстановке любая страна, в которой  готовился государственный переворот  и верхи которой "качались", была обречена на поражение. Разгром  Гитлером многих стран Западной Европы был во многом обеспечен моральным  разложением, идейным опустошением и интриганством в правящей верхушке и сопровождался массовым предательством, охватившим различные слои общества и политические партии. Среди коллаборационистов Европы видное место заняли Дорио, бывший член руководства Французской компартии, и Квислинг, бывший лидер Рабочей партии Норвегии, входившей в Коминтерн. (Ряды борцов антифашистского "Сопротивления" в большинстве стран Западной Европы выросли многократно лишь после освобождения их войсками союзников). В конкретной исторической обстановке 30-х гг. появление в рядах партноменклатуры будущих президентов АО, СП, банков или независимых государств было маловероятно ... Появление же советских дорио, квислингов, новых Власовых было весьма возможно.