Император Павел I

Действительно, Павел далеко не всегда педантично придерживался раз избранного пути. На мой взгляд, это свидетельствует скорее о способности проводить гибкую политику, чем о пресловутом самодурстве. Павел часто не просчитывал последствия своих действий (об этом пишут почти все исследователи), однако в политике ведь существуют не только рациональные факторы. В переломной ситуации рубежа двух столетий решение любых внешне- и внутриполитических задач нередко требовало и интуитивных шагов, и неожиданных для современников решений. У Павла была своя программа, но такая, которая подвергалась постоянным изменениям. Порой император действовал импульсивно, спонтанно реагируя на ситуацию. Но при этом всегда имелся в виду некоторый идеал. Понятно, что достижение идеала невозможно в рамках точных политических расчетов и здравого смысла, а, с другой стороны, практическая политика не может основываться только на представлениях правителя о должном. Приходится считаться с реалиями.

Павел, верно оценивая многие насущные задачи государства (упрочение центральной власти, ограничение дворянского произвола, улучшение положения крепостных, утверждение России на европейской арене как самостоятельной силы и т.д.), смотрел на эти задачи через призму несколько романтической веры в благотворность ценностей, сложившихся в рыцарские времена.

Пассеистические мечты о западноевропейском средневековье парадоксальным образом вплетались в социальную ткань российской действительности. Павлу казалось (и не без оснований), что дворянин-крепостник, злоупотребляющий сословными вольностями и уклоняющийся от служения государству, -- фигура малополезная. Ограничение своеволия помещиков было реальной задачей власти -- но эта задача причудливо соединялась с надеждой на то, что полуобразованный русский барин может превратиться в бескорыстного вассала, служащего интересам трона и страны. 
Возможно, именно в подобных противоречиях следует искать причины двойственности многих павловских реформ (например, реформы судебной, в рамках которой самым неожиданным образом сочетались попытки преодолеть косность и мздоимство вершителей правосудия со стремлением решить эту задачу на основе традиции, восходящей чуть ли не к Людовику Святому). 
Пожалуй, одним из наиболее значимых преобразований павловского пятилетия стало сокращение дворянских привилегий. Павел обязал дворян служить в армии; для перехода из армии на гражданскую службу требовалось специальное разрешение. Помимо этого при Павле возобновилась практика телесных наказаний для всех сословий. Несколько изменился и статус крепостных крестьян. Вступив на престол, Павел приказал всем крестьянам присягнуть себе (до этого такая практика не существовала). Это было воспринято как шаг к ослаблению крепостного права. Правильность такого предположения подтверждают дальнейшие постановления: запрет на продажу безземельных крестьян с аукциона, манифест о трехдневной барщине (1797).

2.3. Военная реформа

Особое внимание император уделял реформированию армии. При восшествии на престол Павел Первый занялся реорганизацией гвардии.Свои “гатчинские батальоны “ он слил с гвардейскими частями. В данном случае результат не должен казаться удачным, -- даже в отношении личной безопасности реформатора. Гатчинский элемент, вместо того, чтобы одержать верх над непокорной частью, куда его ввели, всецело поглотит ее своей дисциплинированной массой, наоборот, в ней совершенно растворился, усвоив себе привычки этой обособленной среды и послужив только к пробуждению в ней, путем реакции, стремлений к порицанию правительства. Дальнейшие преобразования представляли набор комбинаций по увеличению или, наоборот уменьшению состава полков, путем уменьшения или увеличения их численности. Все эти действия, безусловно, понижали и без того низкий авторитет царя.

К положительным моментам, можно отнести создание нового артиллерийского батальона, послужившего прочным основанием для всей гвардейской артиллерии, предпринятое под преобладавшим тогда влиянием Аракчеева и его методического ума, составляет исключение. Образование этого батальона, сформированного из знаменитой бомбардирской роты Преображенского полка, капитаном которой был Петр Великий, а также артиллерийских отрядов, состоявших при других полках, отвечало вполне определенному и последовательно проводимому решению.

Оно послужило началом для полной реорганизации этого рода войска, в смысле самостоятельного управления, а в марте 1800 года система эта была применена к артиллерии всех армейских корпусов. Совершенно отделенная в административном отношении от полков, артиллерия была передана в особое ведомство. Так как каждая рота в отношении личного состава и материальной части являлась теперь самостоятельной единицей, то и в тактическом отношении могла действовать совершенно независимо. Легче, таким образом, мобилизуясь и допуская, без изменения своей внутренней организации, сведение в большие массы, эти единицы обладали в то же время большей подвижностью и, по мнению компетентных судей, русская артиллерия имела значительное превосходство над большей частью своих европейских соперниц, и только ее материальная часть оставляла желать лучшего. Она оставалась, действительно, слепым подражанием прусского образца, значительно улучшенного во Франции Грибовалем.

Среди мероприятий, касавшихся всей армии, явилось, 29-го ноября 1796 года, обнародование трех новых уставов, из которых один касается пехоты, а два кавалерии. Ни один из известных военных и государственных деятелей предшествующего царствования не принял участия в составлении этих новых военных законов, которые, впрочем, были только извлечением из прусского устава и такой же инструкции. В своей русской редакции, текст относившийся к пехотной службе, был уже, впрочем, издан несколько лет назад; предназначенный первоначально для гатчинских войск, он был в первый раз напечатан в 1792 году, под скромным названием «Опыт». Тогда над ним потрудились Кушелев, Аракчеев и сам Растопчин. Это был действительно только набросок, указывающий на поспешную работу и неудачное подражание образцу, которое, в противоположность тому, чего хотели подражатели, не имело даже ничего общего с уставом Фридриха II.

За опубликованием новых уставов быстро последовало изменение одежды. В большинстве армейских полков Потемкин ввел форму простую, свободную и приспособленную к климату страны, которая приближалась к обычному костюму местного населения. В одном из своих писем к Екатерине фаворит в следующих выражениях жаловался по этому поводу на смешные наряды, якобы военного вида, от сложной роскоши которых еще не отказалось большинство европейских армий: «Завиваться, пудриться, заплетать косы, -- разве это дело солдат? У них нет камердинеров!»5

Павел думал вместе с Цезарем, что блестящий мундир «придает бодрость» тому, кто его носит, или, попросту, ему хотелось иметь солдат, одетых так же, как солдаты Фридриха II. Кроме того, он ненавидел все, что ему напоминала «кривого». Он достиг желаемого, но опять какой ценой! По свидетельству Саблукова, напудренная прическа с буклями и косами заставляла людей его полка проводить над ней всю ночь, когда им на другой день нужно было явиться на ученье. Парикмахеры, по два на эскадрон, действительно должны были употребить много времени, чтобы справиться со своей задачей, и операция, связанная с отвратительными подробностями, причиняла пациентам жестокую муку. Пропитывая волосы смешением муки и сала и смачивая их квасом, который они предварительно набирали в рот, артисты казармы сопровождали эти намазывания таким грубым втиранием и скручиванием, что, несмотря на свое крепкое сложение, молодой Тургенев при первом опыте чуть было не лишился чувств. Эта «пудра», обращавшаяся после просушки в толстую кору, причиняла людям сильные головные боли, не давая императрица в то же время возможности заботиться об элементарной чистоте.

Не меньше стеснял их и самый мундир. Павел желал, чтобы они были в нем так затянуты, что едва могли бы дышать. В случае падения, они неспособны были сами подняться. Такие же узкие штиблеты жали им ноги, и самим немцам этот смешной наряд, уже вышедший в их государстве из употребления, казался странным. Мешая хорошее с дурным, как это иногда с ним случалось, Павел решился, однако, прибавить очень полезную принадлежность к этому костюму, настолько же неудобному, сколько смешному: меховые жилеты для зимнего сезона. Он распорядился также очень разумно, чтобы все предметы обмундирования выдавались отныне войскам натурой, а не денежными суммами, на совесть офицеров; эта мера была связана с планом общей реформы, к исполнению которой однако не было даже преступлено. Организация интендантства была из самых скверных, а для нужд военного времени ее собственно не существовало вовсе. Ничего не было придумано для улучшения этого положения вещей. Разумные попытки к уменьшению хотя бы в этом отношении вкоренившихся привычек грабительству не привели ни к каким результатам, и запас в 8 миллионов рублей, составленный для возмещения обычного расхищения фондов в комиссариатах, тоже не остался цел.

Противореча, по своей привычке, самому себе, Павел, направив свое главное усилие на развитие военного могущества империи, хотел однако сделать в этой области большую экономию. Еще в 1798 году, накануне своего вступления в антифранцузскую коалицию, он решил произвести значительное сокращение наличного состава: одним взмахом пера он упразднил 45 440 человек и 12 268 лошадей. Преследуя те же цели, нисколько не отказываясь от роскоши в одежде большей части своих солдат, он собирался ввести самую строгую простоту в обмундирование гвардии.

Любопытнее всего было то, что именно те, кого это касалось, должны были в это царствование разориться на портных. Фантазия государя действительно не замедлила сыграть и тут, как и везде, свою обычную роль. В 1798 году Павел подписал договор о союзе с Англией, и тотчас же офицеры конной гвардии получили приказание надеть красные мундиры с синими отворотами, которые носила английская конная гвардия. Случайно приехавший в Петербург прежний портной принца Уэльского, Дональдсон, дал возможность Саблукову исполнить это распоряжение менее чем в сорок восемь часов; но не успели еще некоторые из его товарищей переодеться, как появилось новое распоряжение: Павел только что избран гроссмейстером Мальты, и поэтому ярко красный цвет английских мундиров должен был уступить место на спине офицеров темно-пурпуровым мантиям, которые носили высшие представители ордена святого Иоанна Иерусалимского. Немного позже предпочтение было оказано малиновым корсажам княгини Гагариной, и за четыре года произошло девять перемен такого рода! В то же время Павел предписывал ношение военного мундира всем, даже простым писцам гражданских канцелярий, не заботясь о расходе, которым он таким образом отягощал скудный бюджет этих мирных чиновников.

Однако в Италии и Швейцарии, под командованием Суворова, старое прусское платье имело такую же судьбу, как и уставы того же происхождения. Во время тяжелых переходов каждый, кто мог, старался освободиться от той или другой части ненавистного обмундирования. Их заменяли чем могли, и Суворов этому не препятствовал. Ему было мало дела, говорил он, как одеты его солдаты, лишь бы они бегали, как зайцы, и дрались, как львы. Но, узнав об этом, Павел выразил сильное неудовольствие. Он застонал, когда услышал, что в промежутке между двумя победами даже форменные штиблеты были брошены. А алебарды? Чтобы остаться верным прусскому образцу, он хотел восстановить алебардистов во всех пехотных корпусах, что на практике оставляло невооруженными сто человек в каждом полку. Увы! При переходе через Альпы алебарды были изрублены на дрова! Под впечатлением достигнутых успехов, государь заявил, однако, о своей готовности согласиться с изменениями, которые будут в этом отношении выяснены опытом. Но ему показали несколько храбрецов, возвращавшихся из бессмертного похода в амуниции, принятой во время войны, и тотчас же он пришел в ярость:

-- Как! Мою армию хотят переодеть в потемкинскую одежду! Чтоб убирались с глаз моих долой! Вон отсюда! Прочь!

Изобретатель неудобного и причудливого одеяния, Павел поступал не лучше и в деле солдатского обучения, тоже теряясь в деталях или путаясь в противоречиях вылилась в учреждение в декабре 1798 года Военного сиротского дома, впоследствии переименованного в Кадетский корпус императора Павла I. Тысяча мальчиков и двести пятьдесят девочек были там собраны в двух разных отделениях, и план учреждения причислял к нему все заново организованные существующие солдатские школы. Основанные Петром Великим и численно увеличенные Екатериной, они вмещали около двенадцати тысяч учеников. Павел довел число школ до шестидесяти шести, а число учеников до шестидесяти четырех тысяч. Последних назвали кантонистами. Это являлось значительным прогрессом. К сожалению, на более высших ступенях попытка реформатора оказалась менее счастливой.

Она заключалась в курсе тактики, учрежденном в Зимнем дворце под руководством Аракчеева. Даже фельдмаршалы обязаны были слушать там уроки полковника Каннабиха, бывшего фехтмейстера, уроженца Саксен-Веймара. Можно себе представить, что это было за обучение с подобным учителем. В смысле военного образования сам Павел ничего не понимал, кроме дрессировки солдат. «Поверхностное понятие о прусской службе и страсть к мелочам», -- говорил посол Фридриха-Вильгельма Тауентцин. Каннабих знал не больше этого. Его лекции, ставшие легендарными по высказываемым им нелепостям, возбуждали искреннюю веселость нескольких поколений. Что касается достигнутых таким путем практических результатов, то Павел имел случай проверить их на собственном опыте за несколько месяцев до своей смерти. С тех пор как он оставил себе- Гатчинское войско, каждый год осенью он производил испытание, или учение, вроде больших маневров настоящего времени. Он давал сражение или вел осаду. Императором он дал больше простору этой игре, в которой Аракчеевы и Штейнверы кончили тем, что приобрели известную ловкость. Но последний опыт кончился плохо. Каннабих сумел только, вероятно, сбить их с толку, и поэтому ученики профессора тактики вели себя так, что государь обратился к ним с пророческим замечанием, эхо которого должно было прозвучать от Аустерлица до Фридланда:

-- Господа, если вы будете так продолжать, то будете всегда биты!

Таким образом: все преобразования в области военного дела носили поверхностный характер. Идеалом считалась прусская армия и прусский король. Здесь сказалось, прежде всего, влияние Н.И.Панина и его окружения, которые восторгались Фридрихом II,и его победами. Почему же Фридрих, а не Суворов и не Румянцев? Прежде, всего - потому, что они были “ людьми “ Екатерины, во-вторых- Суворова, в той или иной степени настраивали против Павла, а Павла против Суворова. Имей Павел такого союзника как великий полководец - заговор, вряд ли был бы возможен.