Иерархическая структура русской церкви конца X – XII в

В 1155 г. киевским князем стал Юрий Долгорукий, а в 1156 г. на Русь прибыл греческий митрополит Константин (1156 г.). Первым делом Константин низложил всех иерархов, поставленных Климентом, и предал анафеме умершего князя Изяслава. Крутые меры нового митрополита усугубили и без того сложную ситуацию. Когда в 1158 г. Изяславичи вернули себе престольный город, Константин, проклявший их отца, был вынужден удалиться в Чернигов. Князь Мстислав Изяславич настаивал на возвращении в Киев Климента Смолятича. Ростислав Мстиславич указывал на законно поставленного Константина. После длительных споров братья пришли к решению просить нового митрополита из Царьграда. Смерть Константина в 1159 г. позволила патриарху пойти навстречу просьбе князей.

В 1160 г. в Киеве появился митрополит Федор. Через десять месяцев он умер, не успев проявить себя в качестве главы митрополии.

После смерти Феодора князь Ростислав предпринял попытку возвратить в Киев Климента, однако патриарх вновь прислал своего ставленника, не посчитавшись с желанием великого князя. По «ходатайству» византийского императора князь принял митрополита Иоанна (1164). За Иоанном IV последовал Константин II.

По данным сфрагистики, именно начиная с митрополита Константина II епископ Киевский получает титул митрополита всея Руси.[73]

Церковное управление на местах, в важных политических  и административных центрах, осуществлялось епископами, подчиненными митрополиту.

Уже  со  времени  Владимира  и  к первым десятилетиям княжества     Ярослава можно отнести создание епископий  в Белгороде,  Новгороде,     Полоцке, Чернигове, Турове и в некоторых других городах. Это - время     христианизации и включения в орбиту церковной власти основной территории государства, населенной древнерусской народностью. Все епископии были созданы в важнейших центрах феодализирующегося государства.

Система епископских кафедр на Руси тесно связана с возникновением митрополичьей кафедры в Киеве. Сам этот титул кафедры – митрополия - в Византии предполагал подчинение митрополиту других иерархов, епископов, главой которых он был. Митрополия, не имевшая подчиненных ей епископских кафедр, была только титулярной, то есть отличавшейся от епископии титулом, а не объемом и содержанием власти. Соответственно митрополичья епархия включала в себя все епархии епископских кафедр.

Учреждение митрополии на Руси предполагало, таким образом, и одновременное создание епископских кафедр.

Вопрос о числе и месте организации епископских кафедр должен решаться с учетом того, что ко времени завершения первого этапа формирования церковной структуры, к концу княжения Ярослава, их ведением практически или лишь теоретически, идеально, должна была быть охвачена вся территория государства. Вне созданных епархий, хотя бы их дальних периферий, не должно было оставаться древнерусских земель. В процессе развития государственной структуры и расширения христианизации территории некоторых больших епископских епархий делились и создавались новые кафедры, которым эти епархии подчинялись. По правилам, принятым в восточной церкви, создание новых епископий, подчиненных митрополиту, находилось в ведении последнего, а не патриарха с синодом. Практически оно зависело от желания и материального обеспечения местных князей. Вместе с тем сама организация системы епископий с их епархиями не могла быть единовременным актом, например, одного года. Она формировалась в течение нескольких десятилетий и продолжала развиваться и позднее.

К концу XII в. на Руси было 16 епархий, в значительной части соответствующих крупным русским княжествам, равным по территории западноевропейским государствам.[74]

Свою власть над обширными епархиями епископы осуществляли не без вспомогательных органов управления.

В летописях и других памятниках домонгольского периода встречается довольно много упоминаний о клиросах или крылосах и клирошанах соборных епископских церквей по аналогии с греческим словоупотреблением, где «клирос» означало, как вообще духовенство, состоящее при архиереях, так и особый разряд бывших при них лиц в качестве их чиновников.

В житии Авраамия Смоленского протопоп соборного клироса называется «первым от старейших»[75]. Значит, клирошане являлись старейшими среди духовенства своей епархии.

Еще отчетливее позднейшие свидетельства.

В послании одного владимирского епископа великому князю начала второй половины XIII в. говорится, что церковные суды даны «клирошанам на потребу», то есть клирошане облечены были правами судей, за что и получали в свою пользу судебные пошлины.[76] Затем, в самом конце ХІII в. митрополит Максим, перенося свою резиденцию из Киева во Владимир, взял с собою и «весь свой клирос».[77] Очевидно, здесь подразумевается штат чиновников, а не простых соборных священнослужителей.

В первобытном епископском пресвитериуме не было специального распределения различных функций епархиального управления между его членами. Все пресвитеры являлись как бы экстренными исполнителями того или другого соборного решения, того или другого поручения своего предстоятеля. В собственном смысле исполнительными, низшими чиновниками при епископах с древнейших времен были диаконы. Они с течением времени, все более и более специализируясь в заведывании определенными отраслями церковно-административной и судебной деятельности, и являлись сначала старшими канкеллариями (κανκελλάριοι) при епископских кафедрах, а затем переросли по своей деловой роли пресвитеров, окружавших епископов, и превратились в сановников, в епархиальных министров с известными именами: велик. сакеллария, вел. скевофилакса, вел. хартофилакса, вел. эконома и проч.

Крылос, таким образом, представлял собой орган епархиального управления, состоявший непосредственно при епископе. Но обширность русских епархий создавала потребность иметь личных представителей епископской власти и вне кафедрального города в каком-либо из главнейших пунктов епархиального округа. Для этой потребности создалась в Русской Церкви должность епископских наместников.

Симон, епископ Владимирский, в послании к Поликарпу дает знать, что, например, в его епархии было два церковных наместничества: одно во Владимире (при самой кафедре), а другое в Суздале.[78] Судя по этому примеру можно предполагать, что епископские наместничества учреждались в тех же областных центрах, где были и княжеские наместники, от которых они могли получить и свое название. В своей деятельности церковные наместники по возможности во всем, кроме хиротоний, старались заменить своего архиерея. В частности, в церковном уставе князя Владимира находим указание на судебную деятельность владычных наместников.[79] Суд наместники производили, подобно епископам, соборно. Поэтому при них должны были группироваться особые уездные крылосы.

А.В. Карташев предполагает наличие еще одного разряда личных органов епархиального управления в русской церкви в домонгольский период. Это так называемые десятинники.[80] Это были первые по времени возникновения светские архиерейские чиновники, сборщики в пользу епископа податной десятины и вместе низшие органы епархиального надзора.

Предположить их существование с самого начала устройства русской церкви необходимо потому, что в том была безотлагательная потребность. Князья обеспечили содержание епископов десятиной из своих оброков, но предоставили ее собирать самим епископам. Для такой неотложной и щекотливой обязанности епископам естественнее всего было найти людей светских. Именно так в церковное управление проник светский элемент.

Таким образом, формирование церковной структуры на Руси в конце X-XII в. явилось процессом внутреннего развития государственного строя Руси. Сама митрополия в Киеве, объединявшая (за исключением короткого времени во второй половине XI в.) всю государственную территорию Древней Руси, была центром национальной (в смысле народности) церкви.

Основанные великокняжеской властью и местными князьями епископии представляли собой централизованную структуру, которая в основном соответствовала политической структуре. В пору феодальной раздробленности и существования самостоятельных княжеств церковная система из 11 - 16 епископий, подчиненных как местным князьям, так и Киеву, в определенной степени компенсировала недостаток политической централизации.[81] Сохранению политической роли Киева, за обладание которым боролись практически все княжеские линии, несомненно способствовало среди других факторов и наличие в нем митрополичьей кафедры, так как обладание древней столицей позволяло сильному князю использовать в своих интересах не только епископа своей епархии, но и главу всей русской церкви.

2.2. Церковные законы и средства содержания высшей иерархии

Русская церковь, по самому своему началу становясь филиальной частью православно-восточной церкви и, устраиваясь по образу и подобию последней, вместе с тем естественно и неизбежно перенимала от нее и действующий кодекс узаконений. Ходячих сборников церковных законов, бывших в то время в практическом употреблении — было два.

Во-первых, «Свод законов» (Συναγωγα κανόνων) антиохийского адвоката VI в. Иоанна Схоластика, впоследствии патриарха Константинопольского[82]. Это систематический сборник церковных правил, разделявшийся на 50 титл и часто соединявшийся с принадлежащими тому же автору извлечениями из Юстиниановых новелл.

Во-вторых, «Номоканон» в XIV титулах, в окончательной редакции приписываемый патриарху Фотию и содержащий в первой части предметный указатель к церковным и гражданским, касающимся церкви, законам, а во второй — хронологическое собрание канонов в их полном тексте.[83] Тот и другой сборник появились на Руси в готовом славянском переводе.

Принятие к руководству церковных канонов, заключенных в указанных двух сборниках, являлось для русской церкви нормальным и самим по себе понятным фактом. Но возникал вопрос, как русская церковь должна была, в качестве национальной церкви, имеющей своего собственного патрона в лице великого князя, посмотреть на степень обязательности для себя помещенных в Номоканонах гражданских императорских законов по церковным делам, изданных применительно к условиям и обстоятельствам греческой жизни. Таким образом, явилась категория частных законов русской церкви.

Важнейшее значение принадлежит законам, изданным гражданской властью, потому что ими определялись не обязанности, а права русской иерархии. В древней Руси большинство преступлений искупалось денежными пенями, которые составляли доходную статью князя и средства содержания для самих судей. При таких понятиях и порядках вмешательство епископов в сферу гражданского суда равносильно было бы посягательству на чужую собственность. Постоянное вмешательство епископов во все дела гражданского суда, как в Византии, устранялось совершенно, а взамен этого создался особый круг дел и преступлений, навсегда становившийся собственным судебным ведомством епископа.

Такая постановка церковного суда на русской почве положила начало заинтересованности русского епископата не только в сохранении, но и в расширении его судебных прав.

Свидетелями такого роста судебного ведомства церкви служат памятники русского церковного права, начиная с церковных Уставов св. Владимира и кн. Ярослава.[84]

Как показывают существующие списки Устава, это были такого рода преступления, которые не считались преступлениями в языческой Руси: таковы различные нарушения христианских правил семейной жизни, плотской нравственности, уважения к святыне, вера в чародеяния и т.п. Все эти пороки епископы начали преследовать независимо от светской власти в силу своих пастырских обязанностей и прав, но князь Владимир, близко принявший к сердцу интересы христианства, и сам взглянул на все эти деяния с христианской точки зрения, как на преступления, и, по заведенному обычаю, обложил их пошлинами, оставив и дела и пени в ведении епископов, ни мало не нарушая тем материальных интересов гражданских судей, область которых осталась незатронутой.

С течением времени первоначальная сфера епископского суда стала расширяться. Усиленный шаг в этом направлении был сделан специально для митрополичьей области при князе Ярославе.

Устав Ярослава представляет собой довольно обширный и скрупулезный список преступлений против христианской нравственности, подлежащих суду митрополита и обложенных каждый определенной денежной пеней в его пользу. Некоторые из этих преступлений считаются настолько строго-духовными, что наказываются только епитимией, а другие, напротив, настолько преступлениями церковно-гражданскими, что судятся совместным судом митрополита и князя и оплачиваются двойной пошлиной в пользу того и другого. Здесь суду митрополита подчиняются различные виды суеверий, грехов против плотской нравственности, драк, обид, краж и т.п.

Таким образом, церковные уставы князей Владимира и Ярослава, хотя и покрылись от долгого практического употребления их разновременными и позднейшими наслоениями, тем не менее содержат в своем составе первоначальную подлинную основу. Уставы Владимира и Ярослава по преимуществу говорят о том, как расширились границы церковного суда к концу домонгольского периода, так что более точным показателем постепенности этого расширения служит позднейшая по их происхождению грамота по данному вопросу Ростислава Мстиславича князя Смоленского, написанная им в 1150 г. для своей епископии. Из нее становится понятным, что в половине XII в. суду епископов, отчасти совместному с судом княжеским, подлежали следующие дела:

1. о разводе;

2. о двоеженстве;

3. о браках в недозволенных степенях родства;

4. об умычке девиц;

5. о колдовстве;

6. о драках между женщинами.[85]

С большой быстротой распространилось право епископского суда не на всех мирян по некоторым делам гражданского характера, а – на некоторых людей по всем делам, не только церковным, но и гражданским. Именно потому, что лица этой последней категории составили собственное ведомство церкви: «людей церковных, богадельных». По Уставу Владимира сюда принадлежали:

1. монашествующие, черное духовенство и белое с семействами;

2. миряне, служившие церкви — просвирни, лекаря (в новгородской грамоте Всеволода Мстиславича «свещегас», то есть церковный прислужник);

3. люди убогие и вообще призреваемые церковью — странники (лечец, хромец, вдовица, задушный человек, то есть холоп, пожертвованный церкви господином в услужение на помин души).[86]

Так обстояло дело с судебными правами русской иерархии.

Частная чисто церковная законодательная деятельность русской церкви не представляла никакой канонической коллизии с ее зависимостью от Константинопольского патриарха. Всякая митрополия, даже всякая епископия имеет в известных пределах право и нужду законодательствовать для благоустроения церковной жизни внутри себя. Русская церковь не могла в домонгольское время не создать для себя своих собственных узаконений, тем более что это было время ее первоначального устройства. Но благодаря, вероятно, устному способу законодательства, немногое было записано и еще менее сохранилось до нашего времени.

Характер официальных законодательных документов имеют только два памятника: «Правило церковное вкратце» митрополита Иоанна II († 1089 г.) и краткое постановление Новгородского архиепископа Илии (1165-1186 гг.), сделанное им совместно с белгородским епископом.[87]