Влияние инновационного развития на структуру современного мирового хозяйства

   1 вопрос. Влияние инновационного  развития на структуру  современного мирового  хозяйства.

   Сравнительный анализ инновационных процессов, тесно  увязанный с экономическим контекстом и их результатами на примере разных стран, позволяет выявить принципиальные различия в моделях НИС. Так, в 1980-1990-е гг. динамичный рост, основанный на развитии науки, образования и передовых наукоемких отраслей, был продемонстрирован новыми индустриальными странами Юго-Восточной Азии (Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг). Для них были характерны: благоприятный инвестиционный климат; высокие темпы развития науки и инноваций, что обеспечивало потребности экспортоориентированных отраслей, производящих технически сложные товары (электронику и автомобили); широкий доступ населения к различным формам образования, в том числе к высшему техническому. Напротив, странам Латинской Америки, не сумевшим создать благоприятный инновационный и инвестиционный климат, допустившим деградацию сферы науки и образования, в этот же период было присуще инфляционное, стагнирующее развитие. В данном случае речь идет, в частности, о новых индустриальных странах (НИСах) – промышленных «тиграх» Восточной и Юго-Восточной Азии (ВА/ЮВА). Эти страны, следуя по пути, проложенному Японией, сумели в большой степени, хотя и не полностью, преодолеть свою периферийность, осуществив догоняющую индустриальную модернизацию. О значении же опыта модернизации Китая не приходится и говорить, хотя всегда необходимо помнить о пределах применимости этого опыта в российских условиях.

   Проводя догоняющую модернизацию, государство развития обеспечивало защиту прав собственности всех без исключения субъектов экономической деятельности. Оно выстраивало эффективную судебную систему, стоявшую на страже закона. Законы могли быть суровыми, но это были именно законы, а не пресловутое «телефонное право» или чьи-то устные «рекомендации», которые в нынешней России оказываются важнее писаных законов.

   Любая модернизация, а догоняющая в особенности, всегда имела свою цену, которая  заключалась не только в экономических издержках ускоренного роста: форсированное «достижение счастья» стоит дорого. Дело в том, что даже самая успешная модернизация, разрешая старые социальные конфликты и проблемы, часто порождала новые, связанные со слишком быстрым темпом перемен. А такие конфликты несли в себе угрозу самой модернизации. В частности, успехи модернизации Китая порождают там растущее социальное напряжение, что может иметь печальные последствия и для реформ, и для страны в целом.

   Когда малые страны ВА/ЮВА приступали к модернизации, уровень их развития в целом был значительно ниже, чем в странах ЛА (за исключением беднейших из них), не говоря уже о Западной Европе и США. Так, в 1960 г. ВВП на душу населения лишь в Гонконге (3 134 долл. в год) превышал аналогичный показатель в Бразилии, соответствуя примерно уровню Мексики (3 155 долл.). Остальные будущие НИСы существенно – в 2-4 раза – уступали в то время большинству латиноамериканских стран. Тридцать лет спустя, в 1990 г., среднедушевой ВВП в Сингапуре в 3,1 раза превышал соответствующий показатель в Аргентине и в 4,1 раза – в Бразилии. Жители Южной Кореи, имея в 1960 г. ВВП в среднем в 4 раза меньше, чем их латиноамериканские современники, в 1990 г. получали ВВП на душу населения в 1,7 раза больше, чем жители стран ЛА.На протяжении двух-трех десятилетий рассматриваемые страны демонстрировали миру рекордные темпы роста. Их валовой продукт возрастал на 7 – 10 процентов в год. Уже к середине 80-х годов азиатским НИСам удалось сократить отставание от ведущих промышленно развитых стран в 3-4 раза по основным экономическим показателям. Фактически «тигры» установили мировой рекорд по темпам и продолжительности сближения с лидерами мировой экономики. И даже если этот рекорд, видимо, скоро будет превзойден Китаем, успехи НИСов Азии все равно останутся в анналах истории. При этом в структуре их экономики неуклонно увеличивался вес передовых отраслей производства.

   В то же время рассматриваемые страны в ходе своей модернизации добились радикального сокращения бедности. Так, с 1970 по 1990 год доля населения, живущего ниже уровня физического существования (т.е. в нищете), сократилась в в Индонезии – с 60 до 15 %, в Южной Корее – с 23 до 5 %, в Малайзии – с 18 до 2 %. К середине 1990-х гг. доля бедных в Южной Корее и на Тайване составляла 1-2 % населения. Обычно различают два эшелона азиатских НИСов. К первому эшелону относят Южную Корею, Гонконг, китайскую провинцию Тайвань и Сингапур, которые начинали ускоренную индустриализацию в 60-е годы, вслед за Японией. Страны второго эшелона – это Малайзия, Таиланд, отчасти Индонезия и Филиппины, ступившие на путь быстрого индустриального развития позже, в середине 70-х - начале 80-х годов. (При этом Филиппины, несмотря на некоторые успехи, в целом выпадают из общей картины региона.) Между ними, конечно, было немало различий, которые сохраняются и поныне: в размерах территории и уровнях развития, в социально-экономической структуре, этническом составе населения, конкретных методах политики форсированного роста, культуре и традициях. В одних странах сложился мощный государственный сектор экономики (Сингапур, Тайвань, Индонезия), в других мотором развития был частный сектор, хотя и действовавший под жестким государственным контролем (Южная Корея). Одни (Гонконг, Сингапур, Малайзия) активно привлекали прямые иностранные инвестиции, другие (Южная Корея) использовали главным образом внутренние резервы и отчасти – заемные средства. Однако в развитии всех азиатских НИСов были общие черты, которые и позволяют говорить о восточноазиатской модели ускоренной модернизации, опуская различия между странами региона.

   Одна  из таких черт – адекватное понимание  правящими кругами внутренних и  внешних угроз, той геополитической  обстановки, которая в то время  сложилась в ВА/ЮВА. Помимо противостояния СССР и США, связанного с холодной войной, здесь завязывался тугой узел конфликта по линии СССР/КПСС – КНР/КПК, разгоралась война во Вьетнаме, «висела» проблема Тайваня, а в некоторых странах действовали подпольные компартии маоистского толка со своими вооруженными формированиями. Было немало проблем и местного значения, которые также отравляли общественно-политическую атмосферу в регионе. Очевидно, в таких условиях рассматриваемые страны попросту могли оказаться пешками в большой игре крупных держав или вовсе лишиться независимости. Избежать этого можно было, лишь укрепив внутреннюю стабильность и экономику, добившись уважения со стороны более крупных государств, для чего и требовалась ускоренная модернизация.

   В ускоренном развитии азиатских НИСов, как и в Японии, ключевую роль играло государство развития. Подавляя сопротивление тех, кто выражал недовольство политикой модернизации, оно обеспечивало мобилизацию общества и ресурсов в соответствии с приоритетами развития. Причем мобилизационный настрой был присущ и элитам, и низам; и те, и другие были готовы жертвовать сиюминутной выгодой ради достижения стратегических успехов.

   В связи с этим стоит принять  во внимание значение культурных традиций народов региона для ускоренной модернизации. В частности, большую  роль сыграла традиция поиска гармонии в многообразии, стремление примирить противоположности, сохраняя преемственность в ходе перемен, – традиция, связанная с учениями конфуцианства, буддизма и даосизма. Правда, по поводу вклада этих учений в возникновение восточноазиатского «чуда» споры среди политиков и ученых не утихают уже почти три десятилетия. Одни специально подчеркивают их значение, другие, наоборот, весьма скептически оценивают его. Несомненно, однако, что привычка к кропотливому труду, уважение к авторитету старших и государства, как и приверженность общинным принципам, способствовали, как ранее у японцев, успешной политике развития. Эта общинность (фирма - одна семья!) помогала поддерживать социальное партнерство труда и капитала и находить компромиссы при разрешении конфликтов. С ней же связан и своеобразный социальный патернализм: только в одних случаях функции социальной защиты брало на себя государство (Сингапур), в других – корпорации (как в Корее, где, например, крупные фирмы строили корпоративное, «ведомственное» жилье для рабочих). Вполне объяснимо поэтому, что по мере роста индустрии в НИСах ВА/ЮВА уменьшалось социальное неравенство – особенно в НИСах первого поколения. Там неравенство в распределении доходов существенно сократилось в 60-е годы, стабилизировалось в 70-е, немного увеличившись в 80-е; но при этом оно все равно было значительно меньшим, чем до начала модернизации, и меньшим, чем в США, Великобритании или Франции.

   Вместе  с тем, необходимо иметь в виду, что модернизация в НИСах Восточной  и Юго-Восточной Азии еще больше сопрягалась с процессами, которые протекали в развитых странах Запада, чем авторитарная модернизация в Бразилии, поэтому к ней в полной мере применима концепция ассоциированно-зависимого развития Кардозу-Фалетто. В частности, следует помнить о том, что в обстановке холодной войны страны Запада, прежде всего США и Великобритания, хотели создать в регионе «витрину капитализма», чтобы показать народам Азии и всего «третьего мира», что капитализм и прозападная ориентация в политике позволяют гораздо лучше решать социально-экономические проблемы, чем социализм советского или китайского типа.

   Что же касается азиатских НИСов, то они  извлекли пользу из начавшегося в  развитых странах кризиса фордистско-кейнсианской экономики. Развивающиеся страны ВА/ЮВА сумели предложить западному потребителю высококачественные и дешевые изделия массового спроса, производство которых на Западе становилось невыгодным. В свою очередь, с помощью крупномасштабных инвестиций часть предприятий из западных стран была переведена в Азию. В частности, экономический взлет второго поколения «тигров» был в большой степени связан с потоками прямых инвестиций из Японии, которая уже в 80-е годы испытывала перенакопление капитала. Можно сказать, что проявление кризиса индустриализма в Японии было отложено благодаря отдушине, которую нашли японские корпорации в Малайзии и Таиланде.¹ (Другой отдушиной стал американский финансовый рынок.) Пределы модернизации, которых достигла Страна восходящего солнца прежде, чем превратиться в Страну падающего индекса, оказались на время отодвинуты индустриальным бумом конца 70-х – первой половины 90-х годов в ЮВА.

   Недаром, между прочим, развитие восточноазиатских  НИСов описывается известной  по японскому опыту моделью «летящих гусей». Суть этой модели состояла в том, что каждая страна постепенно осваивала производство все более сложных товаров с увеличивающейся долей добавленной стоимости. При этом «гусиная стая» ориентировалась в основном на внешние рынки, в большой степени – из-за ограниченности рынка внутреннего, хотя на первых порах индустриализация в ряде стран региона была направлена на замещение импорта. Более того, подъем индустрии в ВА/ЮВА, а затем и в Китае, в отличие от индустриализации в ЛА, опирался на рост аграрного производства и социально-экономические преобразования в деревне. Так, на Тайване и в Южной Корее аграрные реформы, осуществленные до начала промышленного бума, позволили создать необходимый «продовольственный задел» для индустриализации и урбанизации. И все же главные достижения догоняющей модернизации в регионе связаны с экспортной экспансией НИСов. Благодаря ориентации вовне (outward-looking development) азиатские НИСы к началу 1990-х годов освоили обширные ниши на рынках развитых стран. Так, в 1992 г. они поставляли туда 24,7 % всего импортировавшегося теми конторского и телекоммуникационного оборудования, 22,3 % – оргтехники, 37,8 % – одежды, 30,4 % – обуви. С 1985 по 1992 год, в период расцвета восточноазиатской модернизации, экспорт из НИСов в развитые страны увеличивался ежегодно в среднем на 17,6 % – по машинам и транспортному оборудованию, на 19,2 % – по оргтехнике и телекоммуникационному оборудованию, на 13,2 % – по электрическим машинам и аппаратам. Характерной чертой экспортно-ориентированной промышленной политики Сингапура была ставка государства на союз частного иностранного капитала и сильного госсектора. Через десять лет после выбранной в начале 1960-х гг. специализации на выпуске товаров легкой промышленности и полупроводников, правительство этого города-государства начало стимулировать создание новых отраслей и одновременно готовило соответствующие кадры для промышленности. Уже во второй половине 1970-х годов Сингапур освоил производство бытовой электроники, высокоточного металлообрабатывающего оборудования и оптических приборов. Его предприятия специализировались также на изготовлении технически сложных комплектующих деталей для изделий, выпускавшихся в готовом виде в других странах. Такая производственная кооперация не требовала глубоких технологических проработок и при наличии дисциплинированной рабочей силы позволяла экономить на издержках производства.

   Южная Корея до начала 1960-х гг.прошла непродолжительный этап импортозамещающей индустриализации. Активная промышленная политика, предусматривавшая экспортную ориентацию, начала осуществляться с середины 60-х. При этом сохранялось регулирование валютного обмена – несмотря на введение единого для всех операций валютного курса, что само по себе затрудняло импорт товаров. По существу импортозамещающая политика была модифицирована и как бы встроена в более широкую, чем простое замещение импорта товарами отечественного производства, стратегию экономического развития.

   Мотором поднимающейся корейской экономики  были опекаемые авторитарным государством крупные компании, чеболи. Государство побуждало их к выполнению модернизационных программ как экономическими, так и административными методами. В тех случаях, когда у чеболей хватало сил сопротивляться государственному давлению (хозяева «Хэндай», например, возражали против участия в развитии судостроения), государство создавало государственные предприятия в соответствующих отраслях, хотя в целом государственный сектор в обрабатывающей промышленности Кореи не получил широкого развития.

   Важным  инструментом, с помощью которого корейское государство развития воздействовало на частный бизнес, были банки. Последние, как и вся кредитно-финансовая сфера, жестко контролировались государством вплоть до начала 1990-х гг. Банки предоставляли или, наоборот, не предоставляли чеболям кредиты и субсидии. Они же нередко выполняли и карательные функции в отношении тех, кто уклонялся от выполнения модернизационных программ. Проведенная в 1982 г. приватизация сети городских банков принципиально не изменила роли государства в кредитно-финансовой сфере. Оно по-прежнему было главным распорядителем финансовых ресурсов, не только устанавливая ставку процента, но и давая рекомендации, практически обязательные для исполнения, кому, на каких условиях и для чего выделять кредиты, прежде всего с целью инвестиций. Особую роль играли государственные инвестиционные компании. К середине 1990-х гг. они объединяли 23 банка и компании, в которых государству принадлежало не менее половины уставного капитала. Среди них можно назвать Корейский банк развития, Корейскую дорожно-строительную корпорацию, Корпорацию по развитию торговли и др. Одновременно жестко регулировался валютный рынок: до конца 1980-х годов обладание иностранной валютой в целях иных, нежели ведение бизнеса, считалось незаконным и грозило тюремным заключением.

   Мощным  толчком к индустриализации латиноамериканских стран послужил кризис 1929-1933 гг.. Он, как и Первая мировая война, вызвал резкое падение спроса на товары, которые  экспортировали эти страны в Европу и Северную Америку. Не на что стало  закупать по импорту необходимые промышленные изделия. Кризис вызвал широкое массовое недовольство политикой правивших олигархий. В некоторых странах, в том числе в Бразилии, оно обернулось народными выступлениями и государственными переворотами. Из сложившегося положения можно было выйти, лишь сменив модель социально-экономического развития и систему политической власти, оттеснив от руля правления старую торгово-землевладельческую олигархию. Такая смена и произошла в течение 1930-40-х гг., когда по существу началась вторая, на сей раз уже форсированная, а не стихийная модернизация в ЛА в форме импортозамещающей индустриализации, которая несла в себе черты одновременно и ранне- и позднеиндустриальной модернизации. Ее социально-политической формой стал популизм, который опирался на разноликую коалицию рабочего класса, городских средних слоев, национальной промышленной буржуазии. На первых порах это обеспечивало национальное согласие, столь необходимое для модернизации. Одновременно колоссально возросла роль государства, которое не только создавало условия для развития индустрии, устанавливая, прежде всего, высокие таможенные тарифы для импорта, но и взращивало находившиеся в государственной собственности целые отрасли индустрии и инфраструктуру. Позже, во время Второй мировой войны в Бразилии и некоторых других странах ЛА в практику было введено государственное планирование, которое затем распространилось на частный сектор экономики, вобрав в себя целую систему мер по регулированию налогов, цен, субсидий, кредитов и т.д.