Молодежная преступность в Италии

Предмет похищения закон определяет как “вещь” (chose). В правоведении единодушно признается, что предметом vol могут быть только телесные движимые вещи (meubles corporels). Как и немецкие, французские юристы отмечают несоответствие гражданско-правового и уголовно-правового понимания недвижимости: “Уголовное право не принимает в полном объеме подходы, фикции гражданского права, и лицо может быть признано виновником похищения недвижимости, которой являются рыбы прудов, голуби голубятен, животные и предметы сельского хозяйства, ковер лестницы здания, и т. п. Возможно также похищение частей, отделенных от недвижимости. Нельзя похитить дом, даже если его демонтируют по частям, но будет вина в похищении камней, кирпичей, ставней и т. д., по мере вывоза. Нельзя похитить карьер, но можно похитить материалы, которые он производит, и точно так же урожай, который является недвижимым на корню, но становится движимым, как только эта связь с землей прервана”*(32).

Как и в Германии, во Франции  невозможно похищение в отношении  бестелесных вещей и иных нематериальных благ. “В отношении бестелесных  движимых вещей (движимых прав), которые  не могут быть предметом прямого  захвата, изъятие может относиться к телесной движимости, которая служит материальным носителем: рукопись, план, документ, магнитная лента, информационная дискета”*(33). В 1989 г. по конкретным делам  были приняты судебные решения, породившие дискуссию о возможности похищения  информации. В первом случае виновным вменялось похищение дискет и  их информационного содержания. Во втором виновный скопировал документы  в организации и передал их конкуренту. В настоящее время  господствует точка зрения о том, что похищение информации невозможно и речь идет о похищении ее материальных носителей дискет и документов.

Такая позиция возможна ввиду того, что во французском праве, как  уже отмечалось, стоимость и экономическая  ценность вещи не имеет правового  значения, а, с другой стороны, французское  право рассматривает в качестве похищения и временное завладение вещью. Например, похищение документов во втором случае выразилась в том, что виновный завладел ими на время  копирования. Французское право  признает возможность похищения  “флюидов”, как-то: водопроводная вода, электричество, газ, искусственные  холод или тепло. “Их осязаемая  вещность не вызывает сомнений, даже если осязаемость их необычна”*(34). В связи  с этим М.Л. Расса, например, жестко критикует положение ст. 311-2 УК Франции, в соответствии с которым злостное изъятие энергии в ущерб другому лицу приравнивается к похищению. Она отмечает, что эта статья бесполезна, так как электроэнергия, очевидно, является вещью, предметом обычного похищения. Это и абсурдно, так как частная форма стремится к исключению всех других*(35). Это неточно, так как ст. 311-2 говорит о том, что изъятие энергии “приравнивается” к похищению, в то время как это обычное похищение. Это могло бы быть опасным, так как можно подумать, что УК, посвятив статью изъятию энергии, захотел декриминализировать похищение других “флюидов”, не являющихся энергией (например, воды, холода, тепла). Кроме того, буквальное толкование закона приводит к нелепому выводу о том, что в качестве похищения следует рассматривать поступок велосипедиста или любителя скейтборда, прицепившегося к грузовику (похищение кинетической энергии)*(36).

Однако судебная практика признала необоснованной квалификацию в качестве похищения незаконного использования  телефонной связи, компьютерных информационных систем, а также незаконное принятие кодированных телевизионных программ. После таких судебных решений  в прежний УК Франции в 1987 г. были внесены дополнения, предусмотревшие  ответственность за подобные действия. После принятия нового Уголовного кодекса  нормы об этих преступлениях были перенесены в Закон о свободе  связи (1986 г.).

Похищаемая вещь должна быть “чужой”. В качестве чужой рассматривается  и вещь, находящаяся в общей  собственности виновного и другого  лица. Тот, кто распоряжается такими вещами, “распоряжается и частью вещей, которые ему не принадлежат”*(37). Не могут быть похищены вещи, которые  не принадлежат никому (res nullius). К этой категории относятся оставленные вещи, т. е. те, в отношении которых собственник отказался от своего права, бросил их. Потерянные вещи к этой категории не относятся и остаются чужими, поэтому присвоение находки квалифицируется как похищение. В практике возникает проблема в связи со сложностью различения оставленных и потерянных вещей, так как злостный умысел предполагает осознание виновным того обстоятельства, что вещь потеряна, а не оставлена. Проблема эта решается достаточно просто. К примеру, в отношении ценных вещей предполагается, что они потеряны, а не брошены.

С объективной стороны похищение  выражается в изъятии (soustraction) чужой вещи. Французское право различает два вида изъятия: изъятие физическим перемещением и изъятие юридическими действиями. При изъятии физическим перемещением добровольная передача вещи исключает ответственность за похищение. Поэтому, например, французское право не предусматривает ответственности за присвоение имущества, ошибочно переданного виновному*(38). Это отличает французское право от германского, расценивающего такие действия как простое присвоение. Для французского похищения характерен переход вещи вопреки воле ее владельца. Рассматривается в качестве похищения изъятие вещи у малолетнего, поскольку он действует неразумно и передачу вещи нельзя считать добровольной. Это отличает кражу от мошенничества в последнем случае владелец формально добровольно передает вещь преступнику.

Изъятие юридическими действиями нельзя смешивать с присвоением вверенного имущества, которое неизвестно французскому праву и охватывается понятием злоупотребления  доверием. При изъятии юридическими действиями вещь фактически передается виновному, но при этом к нему не переходит полное владение. В этом случае изъятие осуществляется последующими юридически значимыми действиями виновного. Например, лицо передает знакомому  портфель в связи с тем, что  его руки заняты. Тем самым это  лицо не утрачивает владения, а принявший  портфель не приобретает его во владение. В данном случае изъятие из владения возможно юридически значимыми действиями, выразившимися в невозвращении  портфеля. Сходная ситуация возникает  в магазине самообслуживания. Покупатель берет товары, однако они не переходят  в его владение, пока он их не оплатит. Изъятие происходит в момент, когда  он минует кассу, уклонившись от оплаты.

Изъятие может выразиться во временном позаимствовании. Такой подход к похищению окончательно определился в конце 50-х годов XX в. До этого во Франции, как и в Германии и России, признавалось, что изъятие должно быть полным и окончательным. Похищение во временное пользование (vol d’usage) первоначально было признано в судебной практике в отношении угона транспортных средств. Впоследствии применение этой доктрины стало значительно шире в связи с упомянутым случаем временного использования документов для их копирования.

Обязательным элементом похищения  является злостный умысел (l’intention frauduleuse)*(39). В большинстве случаев констатация “злостности” состоит в установлении умысла как общего, так и специального. Общий умысел сводится к осознанию характера своих действий и волевой направленности на их совершение. Специальный умысел аналогичен цели, и его содержание проявляется в намерении вести себя в качестве собственника изымаемой чужой вещи. Этот специальный умысел (цель) нельзя смешивать с корыстным мотивом, так как намерение приобрести имущественную выгоду для себя или другого лица не является существенным признаком похищения во Франции, как и в Германии. Раньше специальный умысел предполагал намерение лица окончательно и навсегда отобрать вещь, и дела о временных позаимствованиях прекращались ввиду отсутствия в деянии признака злостности. Впоследствии, в связи с формированием доктрины vol d’usage, и намерение временно завладеть вещью стало рассматриваться в качестве достаточно злостного.

Однако “злостность” деяния нельзя безоговорочно сводить лишь к  психологической вине и указанной  цели. “Злостность” часто становится предметом судебного рассмотрения и с точки зрения нравственной оценки деяния, например, в случаях  похищения животных с целью избавить их от жестокого, по мнению похитителя, обращения, похищения продавцом  не оплаченной покупателем вещи, похищения  кредитором вещи у должника с тем, чтобы побудить его вернуть долг. Впрочем, практически во всех подобных случаях суд констатирует наличие  “злостности”. Но уже сам факт постановки перед судом вопроса о “злостности” в этом контексте имеет значение.

Французское вымогательство (extorsion) как имущественное преступление не рассматривается, в отличие от похищения в качестве формального нарушения права собственности. Поэтому если предметом похищения является вещь (chose) независимо от ее экономической ценности, то при вымогательстве лицо, используя насилие или угрозы, добивается “подписи, обязательства или отказа от чего-либо (renonciation), либо разглашения тайны, либо передачи денег, ценностей или какого-либо имущества (de fonds, valeurs ou bien quelconque)”. Имущество (bien) и вещь (chose) разные понятия, которые частично пересекаются. В целом понятие имущества шире понятия вещи и включает, в частности, имущественные права, в том числе обязательственные. Возможно вымогательство (в отличие от похищения) и в отношении недвижимых вещей. С другой стороны, вещь становится имуществом лишь при наличии имущественной (экономической) ценности. В то же время, следует отметить, что в части “разглашения тайны” и “отказа” (renonciation)*(40) вымогательство, по-видимому, выходит за рамки чистого имущественного преступления, что отличает французское право от германского.

Перед французским правоведением  не стоит вопрос об отграничении вымогательства от самоуправства при наличии  признаков вымогательства применяется  норма о вымогательстве.

В качестве самостоятельного преступления в главе о вымогательстве УК Франции  определяет шантаж (chantage), который отличается от вымогательства характером угрозы. Шантажист угрожает оглашением как действительных, так и выдуманных фактов, умаляющих честь или способных лишить уважения к потерпевшему. Наказание за шантаж увеличивается (до семи лет лишения свободы), если шантажист привел свою угрозу в исполнение.

Мошенничество (escroquerie), как и вымогательство, не рассматривается в качестве формального нарушения права собственности, однако это преступление более строго вписывается в рамки имущественного посягательства. При мошенничестве виновный путем обманных уловок (manoeuvres frauduleuses) побуждает лицо в ущерб себе или другому передать деньги, ценности или какое-либо имущество (des fonds, des valeurs ou un bien), оказать услугу или предоставить документ, содержащий обязательство или освобождение от обязательства. Тут, как и при вымогательстве, речь идет о передаче имущества (bien), а не вещи. Однако побуждение к разглашению тайны путем обмана не рассматривается как мошенничество.

Понятие мошенничества в УК Франции 1810 г. излагалось значительно более  казуистично. Закон не рассматривал в качестве мошенничества побуждение к передаче имущества как такового (bien). В качестве мошенничества квалифицировалось лишь побуждение к передаче денег, движимых вещей или документов. Закон предусматривал исчерпывающий перечень “обманных уловок”.

Новый УК Франции лишен этих недостатков. Хотя в законе, как и прежде, содержится перечень “обманных уловок” (использование  вымышленных имени, должности, положения  либо злоупотребление подлинной  должностью или положением), список таких приемов остается открытым. Однако “обманные уловки” не следует  отождествлять с психологическим  обманом (введение другого лица в  заблуждение) в германском или российском понимании. С одной стороны, злоупотребления  с ЭВМ, коммерческими автоматами могут быть квалифицированы во Франции  как мошенничество, что невозможно в случае отсутствия психологического обмана в Германии и России. С  другой стороны, не всякий психологический  обман может рассматриваться  в качестве “обманных уловок”. Например, ложное заявление попрошайки о том, что ему нечего есть, нельзя рассматривать в качестве “обманной уловки”*(41). В “мошеннических уловках” обман дополняется внешними элементами, которые сообщают ему необходимую силу и достоверность: мошенник использует какие-либо документы, содействие третьих лиц, инсценировки. При отграничении простого обмана от обманных уловок используются и прямо предусмотренные старым УК разновидности обмана по его содержанию (например, “уловки” могут быть констатированы, если виновный: убедит потерпевшего в существовании вымышленных предприятия, власти*(42) или кредита, вызовет надежду или опасение в отношении успеха, случая либо иного “химерического события”).

В отличие от германского французский обман не может выразиться в бездействии. В качестве мошенничества, как и в германском праве, может быть квалифицирован и процессуальный обман (обман одной из сторон судьи в процессе, повлекший передачу денег, ценностей, имущества и т. п.), и ложная реклама, которая при отсутствии признаков мошенничества влечет уголовную ответственность по статьям Кодекса о потреблении*(43).

Во Франции причинение имущественного ущерба не является существенным признаком этого преступления преступление будет окончено с момента передачи или выдачи указанных в законе предметов. Это отличает французское законодательство от германского.

К деяниям, примыкающим к мошенничеству, УК Франции относит: злоупотребление  невежеством или слабостью с  целью побудить лицо к совершению очень для него невыгодного действия или бездействия*(44); побуждение к обслуживанию в ресторане и другом подобном заведении, побуждение к перевозке на такси, побуждение заправить горюче-смазочными мате-риалами автомобиль, побуждение к предоставлению комнаты в гостинице, если виновный знал, что абсолютно не в состоянии заплатить, или не был намерен платить; сговор между участниками торгов, а равно иные бесчестные действия в целях получения необоснованных выгод на торгах.

В качестве злоупотреблений УК Франции  выделяет: злоупотребление доверием, злоупотребление залогом или  арестованным имуществом*(45); организацию  фиктивной неплатежеспособности.

Французское понятие злоупотребления  доверием (abuse de confiance) сходно с присвоением вверенного имущества в нашем понимании. Основное отличие abuse de confiance от присвоения вверенного имущества более широкое понимание предмета этого деяния. УК Франции 1810 г. предусматривал в качестве такового не только вещи, деньги, товары, но и разнообразные документы, что позволяло французским правоведам (с оговорками) относить к предмету этого преступления недвижимость и бестелесные ценности (valeurs incorporelles).

Предмет abuse de confiance в ст. 314-1 нового УК Франции 1992 г. определен аналогично предмету вымогательства и мошенничества значительно шире: деньги, ценности или какое-либо имущество (des fonds, des valeurs ou un bien)*(46). Указанные блага при злоупотреблении доверием должны быть вверены виновному (переданы ему и приняты им при условии, что он их вернет, представит либо распорядится ими определенным образом). Ответственность наступает за присвоение (dйtournement) указанных вверенных благ. Присвоение это злостное действие, которое препятствует потерпевшему в осуществлении своих прав на вещь. Как правило, временное незаконное пользование не рассматривается в качестве присвоения. Однако присвоение и злоупотребление доверием имеют место в случаях, если виновный осознает, что прямо нарушает условия договора, предусматривающего недопустимость таких действий. (Например, при таких условиях были осуждены лица за передачу вверенных им магнитных записей для копирования третьему лицу, наказан работник организации за использование вверенной ему машины для личных нужд.)