Проблема суицида

Минимальный уровень  суицида в России падает на 1986 год – 33 261 чел.(3,1 на 100 000). Это – прямой борьбы с алкоголизмом, но результат сугубо временный. Затем кривая смертности сначала очень медленно, а затем набирая ускорение, поползла вверх, достигнув в 1991 г. числа самоубийц в 40 143 (26,9 на 100 000). Это был последний год, в котором среди причин суицида преобладали личные мотивы.

Ситуация резко изменилась в 1992 г. С ‘того года начали доминировать социальные причины самоубийств: потеря работы, девальвация профессии, малый заработок. ВЦИОМ предупредил, ссылаясь на многие исследования в разных частях мира: “Среднее падение личного дохода на 10% влечет среди затронутого населения рост общей смертности на 1% и рост числа самоубийств на 3,7%. Ощущение падения благосостояния является одним из наиболее мощных  социальных стрессов, который по силе и системности воздействия превосходит стрессы, возникающие во время стихийных бедствий” (“Наш современник”, №1,1997, с. 250-251). Затяжные задержки зарплаты резко усугубили ситуацию. “Ты довел меня до края, оставив без зарплаты год…” – одна из типичных предсмертных записок в адрес директора завода. Новым стрессовым фактором явился каждодневный страх,поселившийся в домах россиян. Очевидно, наиболее “суицидоопасен” не столько низкий, но стабильный социальный статус,сколько его резкое падение, утрата положения, занимаемого в обществе…

Еще в 1893 г. Эмиль Дюркгейм в своей книге “Самобийство”  вводит в научный оборот термин “аномия”. Аномия (герч. “номос”- норма, закон, “а”- отрицательная частица) – буквально “безнормотивность”- такое состояние общества, когда порушены моральные нормы, девальвированы этические ценности,короче говоря, сломан морально – этический “скелет ” человеческого поведения. Нет точки отсчета добра изла, все моральные катеории размыты и относительны, торжествуют ценизм. Отсюда – разрыв социальных связей, атомизация индивидов, чувство одиночества, пустоты, утеря смысла жизни и, как результат, - самоубийство.

Еще одна причина самоубийства – телевидение, нагнетающее состояние  безысходности, безнадеги. Методику такого телевизионного воздействия образно показал Александр Проханов: “Труппы с атомахода “Курск”. Гробы крупным планом. Лица вдов, сирот. Слезы. Панорама гробов. Медленно вндем телекамерой. Так, хорошо. Слеза крупным планом. Еще крупнее. Вот так, хорошо. Теперь -  с Ил-18. Пепел, обломки самолета и трупы. Вот эту оторванную ногу, пожалуйста. Если можно, обожженную руку ребенка. Слезы родных. Крпным планом, еще крупнее. Так хорошо…

Страна должна видеть свои труппы. Каждый реьенок должен знать, что мама и папа когда-нибудь станут труппами. Каждая мать пусть представит своего малыша в гробу. Культ смерти. Ни слова о служении отечеству. Ни слова о мистическом подвиге 6-й роты в ВДВ в Аргунском ущелье. Ни слова о великом подвижничестве героев-подводников. Некрофилы кладут Россию в огромный струганный гроб. Снимают взахлеб.

Сколько их скопилось, желающих нам смерти. Сколько толкающих нас в смерть”(“Завтра”, №44, 2000).

Все правильно. Толкающих  нас на смерть – предостаточно. Одно непонятно: самоубийства – это аутогрессия, т.е. агрессия, направленная не на тех, кто толкает меня, тебя его – в смерть, а направленная на себя самого. Почему? Когда все потеряно, не о чем жалеть и некого бояться, - если уж умирать, так с музыкой, прихватив вместе с собой на тот свет компанию из падонков. Я вовсе не призываю к терроризму. Терраризму у нас хватает с избытком. Только есть во весм этом странность: братки мочат братков и банкиров: банкиры “заказывают” других банкиров и братков. На этом фоне разгула террора среди“хозяев жизни” абсолютно не понятно отсутствие агрессии “ низов” в адрес убивающих их “верхов”. Никто из “простых людей ”, покончивших с собой, не прихватил на тот свет своего мучителя. Не понимаю я этого . Нет оружия? А как же 500 офицеров, ежегодно сводящих счеты с жизнью? В их распоряжении оружие и вооруженные подчиненные…Еще раз оговорюсь: нет не, я не призываю к вооруженной мести и воздаянию, я хочу понять, почему жертвы так пассивны. Лишь один смельчак-танкист нагелся (и это давольно широко освещалось в СМИ): вывел на городскую площадб танк без боекомплекта и потребовал выплатить все, что ему причиталось. Выплатили. И никак не наказали. Вот так-то…

А пока акты самоубийства приобретают все более протестный характер. Все чаще происходят публичные самосожжения, после которых остаются плакаты, тексты которых недвусмысленно восстают против нынешних российских порядков.

В 1993 г. самоубийств –  на 17% больше, чем годом ранее, а  в 1994-м – на 23% больше, чем в  предыдущем году. Но вот, достигнув  своего пика в 1995 г., суицид как бы    “ стабилизировался”: кривая перестает расти и образует за 195 – 1997 годы своеобразное плоское  “плато”(из расчета на 100 тыс. цифры самоубийств за эти 3 года: 41,4 – 39,4 – 39,5 соответственно). Что это – положительная тенденция? Нет. Это описанный австрийским психиатором и психологом Виктором Эмилем Франкелем “синдром концлагеря”, когда попадающие в него люди первое время бросаются на колючую проволоку, гибнут. А потом привыкают к неволе, “адаптируются”.

В период алкогольной сверхсмертности 1992-1996 годов, в процессе “естественного отбора” вымерли те, кто был носителем генов алкогольной зависимости. Выживали устойчивые.

В прессе началось радостное  оживление: смертность чуть-чуть сократилась(за счет “неестественных причин”), рождаемость чуть-чуть повысилась, здоровье населения чуть-чуть улучшилось. То ли еще будет…

А потом был август 98-го со всеми прелестями его. И был  небольшой временной  лаг после  августа. А потом кривая самоубийств  задралась вверх чуть ли не вертикально: если в “благополучный” преддифлотный 1997 г. уровень смертности составил 39,5 на 100 тыс., то в 1999-м эта цифра подскочила до 65,66 на 100 тыс., а общее число самоубийств составило 97 276 человек. Скачок чуть ли не в 2 раза! На этот раз сводили счеты с жизнью “новые русские” из лопнувших банков, “средний класс” ,  “продвинутые”,  “крутые”.  “Если сравнить первые три месяца этого 1999-го года с тем же периодом пролог, то можно константировать:  в Москве  число суицидальных попыток возросло в 2,5 раза” ( “АиФ”,№20/99, с. 14). Но плохо пришлось всем. Просто “крутым” было высоко падать..

Всего за период с 1986-го по 1999 год включительно абсолютная ежеготная  численность самоубийц в России возросла в 2,92 раза, а их удельный вес (на 100 тыс.) – в 2,84.

Лишь 25% самоубийств совершено психически больными. 50% самоубийц относились к “размытой” группе пограничных нервно-психичных расстойств, 25% были абсолютно психически здоровы. Мысль о самоубийстве – это нередко крайняя, парадоксальная реакция душевно здорового человека на невероятно трудную жизненную ситуацию. Такие состояния суицидологи называют “реакцие отрицательного баланса”, когда человек, взвесив все  “за” и  “против”, приходит к выводу, что единственный выход – уйти.

“Среди способов завершенных  суицидов наиболее часто встречаются; самоповешение – 81,9%, отравление – 9,5, самострел – 2,9, падение с высоты – 1,9, утопление – 0,9%. Самыми частыми способами неудавшейся суицидальной попытки являются отравления - 72”(“Известия”, 28.7.2000). Все чаще встречается “экзотика” : самосожжения, харакири. Еще один способ изуверского самоубийства, когда смерть наступает в невыносимых муках , - отравление уксусной эссенцией. Если успеют спасти, то велика вероятность остаться инвалидом на всю жизнь.

Раньше женщинам было не безразлично, как они будут выглядеть в гробу. Поэтому раньше женщины-самоубийцы чаще всего травились – снотворными таблетками или бытовыми ядохимикатами. Сейчас  они просто выбрасываются из окон…[Александр Казанцев: Россия:“Время лемминга”//наш современник №2001]

Обращаясь к разнообразным  и не всегда согласным между собою  статистическим материалам, можно отметить ряд характерных особенностей. С  годами своих жертв самоубийства возрастают, представляя в период от 15 до 20 лет 5% всего числа, повышаясь  затем, до 40 лет, падая от 40 до 50 лет, снова повышаясь от 50 до 60 лет и составляя в период от 60 до 70 лет те же 5%, как в юности. Недоумение и страх пред грядущей жизнью, преждевременное разочарование в ней и в себе самом, а с другой стороны, запоздалое разочарование в прожитой жизни, старческие недуги, душевная усталость, и сознание бесплодности  дальнейших усилий вызывают одинаковую решимость у юношей и старцев. После 80 лет самоубийства случаются редко, причем побудительная их причина часто бывает покрыта глубокой тайной. Если спросить человека,  незнакомого с настоящими подробностями вопроса, о том, когда преимущественно совершаются самоубийства, он большей частью ответит: в ноябре в декабре, в скупые светом, короткие, холодные дни, наводящие тоску, ночью, когда приходится оставаться самому с собой, когда отсутствующий сон не приносит забвения горя и забот. И это будет ошибочно. Самые самоубийственные месяцы – май и июнь, а таковые же часы – с утра до полудня и от часа до трех, то есть в разгар окружающей жизни и движения.

Время и сезон сознательного  деяния не менее странны по своим  ведущим характеристикам. Ф. Ницше, Н. В. Гоголь, М. М. Пришвин не однажды  отмечали особое влияние на психику  человека “слепящего” полдня. Именно полдень составляет наиболее опасное в плане суицидальных попыток время суток. Недавно опубликованная в газете “Труд” заметка так и называлась:“Роковые шаги при свете дня ”. Очевидно, что не мрачные “подвалы” бессознательного, а напротив, отчетливая ясность сознания с большей вероятностью может стать опасным провокатором суицида в дневные и утренние часы, чем если бы акт самонасилия совершался ночью.

В работе “ Земля в  объятьях солнца” выдающийся русский  космист А. Л. Чижевский писал  о причинах “весенних кризисов ”  в человеческом обществе. Ученный прищел к обескураживающему выводу: человек сводит счеты с жизнью чаще всего тогда, когда “внешняя природа” менее всего располагает его к смерти в психологическом и экономическом отношении, в частности не только сезон (весна), но и благоприятные климатические условия (не холод или жара), а умеренный климат Центральной Европы, например, выступает в качестве суицидального провокатора. Чижевский настаивал на том, что воздействие окружающей среды на нашу психику несравненно глубже, чем это обычно представляется с позиций последовательно антропоморфизма. Он сделал вывод о предрасположности живого организма в периоды сезонной солнечной активности к резким и бурным психическим переживаниям, включая суицид. Ученый констатировал, однако, что только крайний индидуализм, подкрепленный рядом внешних влияний, может стать основанием возникновения психической эпидемии в форме коллективного самоубийства (он руководствовался, рассуждая от противного, представлением о том, что в периоды “ бури и натиска”, т. е. в периоды существования социальных катаклизмов, число самоубийств резко снижается, коллективное сознание как бы “съедает” индивидуальность.) Таким образом, даже такая суицидальная константа, как сезон (весна, начало лета), указывает не только на внешний характер влияния жизненных обстоятельств на сознание самоубийцы, но  и на глубоко личностный, внутренний характер специфического суицидального индивидуализма(эгоцентризма)[Чижевский А. Л. Космический пульс жизни М.,1995. С. 350-406.]

Влияние местности, национальности и профессии. По направлению с юга на север(исключая Норвегию и отчасти Швейцарию) самоубийства увеличиваются; в горных местностях их меньше чем на равнине; в России они растут в направлении с востока на запад; в Европе их всего более по отношению к населению в Саксонии. Национальный характер сказывается весьма ярко в обстановке лишения себя жизни и в предсмертных записках. Так, например, француз не всегда может отрешиться от внешнего “оказательства” своего решения и от некоторой театральности в его исполнении; немец- зачастую меланхоличен и , еще чаще, сентиментален; русский человек или угнетен душевной болью, или шутлив по отношению к себе, но почти всегда оставляет впечатление сердечной доброты. Молодой француз, оскорбленный тем, что его брачное предложение отвергнуто девушкой, живущей со своей семьей в одной из окрестностей Петербурга, в летний день подходит к террасе, где пьет чай эта семья, раскланивается, прислоняется к стогу сена, и, положив себе на грудь фотографическую карту девушки , простреливает и карточку, и свое сердце. Молодой немец, приказчик в большом торговом предприятии, обиженный там, что его не правильно заподозрили в служебных упущениях, в чем перед ним и извинились, застреливается на рассвете под Иванов день на скамейке клубного сада, оставив записку: “Солнце для меня восходит в последний раз; жить, когда честь была заподозрена, невозможно, бедное сердце перестанет страдать, когда перестанет биться, но жаль, что не от французской пули”. Студент-русский - пишет товарищу:“ Володька! Посылаю тебе квитанцию кассы ссуд - выкупи, братец, мой бархатный пиджак и носи на здоровье. Еду в путешествие откуда еще никто не возвращался. Прощай, дружище, твой до гроба, который мне скоро понадобиться”.

По отношению к профессиям, те из них, которые носят название “либеральных” (адвокатура, артистическая деятельность, педагогика и т. п.), дают наибольший сравнительно процент самоубийств. Но огромное не идущее в сравнение ни с какими цифрами число самоубийств представляет врачебная профессия. По исследованиям Сикорского и академика Веселовского, число самоубийств в Европе и у нас(с разницей лишь в в мелких цифрах) составляет один случай на 100 смертей, а у врачей, которых 23% погибает обыкновенно между 30 и 40 годами от страданий сердца, приходиться один случай самоубийства на 28 смертей. Нужно ли искать лучшего доказательства тягости врачебной деятельности, сопряженной с сомнениями  в правильности  сделанного диагноза и прописанного лечения(самоубийство профессора Коломина в Петербурге) , с ясным пониманием рокового значения некоторых  из собственных недугов, с постоянным лицезрением людских страданий, с отсутствием свободы и отдыха и громадным трудом подготовки к своему знанию Большое число жертв замечается между фармацевтами, акушерами и сестрами милосердия. Быть может легкость добывания и имение под рукою ядов облегчает им приведение в исполнение мрачного намерения. [Кони А. Ф. Самоубийство в законе и жизни. М.,1923.]

Старшее поколение, как  известно, самая главная группа суицидального  риска: во всем мире возрастная кривая роста самоубийств, за исключением лишь некоторых стран, например, Японии, медленно нарастает у слабого пола и резко взвевается вверх к концу жизни у мужчин. Это понятно: болезни и одиночество, упадок жизненных сил и отсутствие радужных надежд на лучшее состояние тела и духа не у всех вызывают бодрые эмоции  “социально активной старости”.

Старость не стремиться к бурным переменам, и “консерватизм” стариков давно уже стал притчей  во языцех, и потому перестройка  не всегда прибавляет им дополнительной дозы положительных эмоций. А если хорошо осмотреться вокруг и увидеть, что многие из стариков не восседает в ореоле любви, почета и уважения среди многочисленных чад и домочадцев у благотворного для старости  тепла семейного очага, то становиться понятным, что эта социальная группа на данном этапе отнюдь не стремиться выйти из зоны повышенного риска.

Поколение среднего возраста (сделаем эту группу довольно большой по возрастным границам и включим в нее большинство трудоспособного населения“кому за 30”) – может быть, его “ощущения” более однозначны в плане изменения отношения к самоубийству?

Конечно, многие из “среднего” поколения получили, наконец, сегодня  возможность реализовать свои идеи, замыслы и творческий потенциал  или просто возможность работать хорошо. Однако ни для кого не секрет, что работа большинство, еще совсем далека не то чтобы даже от идеала, но и просто от элементарной нормы. Иногда это идет от недостатков общей организации труда , а иногда и от субъективных причин, относящихся к конкретному специалисту: или это очень слабая профессиональная подготовка, или  нежелание и неумение реально изменять стиль и методы своей работы, или не менее координировать свою деятельность с другими людьми и целый ряд прочих причин. Сегодня перестройка существует в том или ином виде на всех уровнях общественного сознания и доходит до многих рабочих мест с конкретными требованиями, естественно, что люди, которые не удовлетворяют этим новым, изменившимся условиям работы, переходят в разряд“ социально незащищенных”. Каким бы “психологическими защитами” ни прикрывали они свое нежелание и невозможность изменяться, а может быть, несоответствие своих психофизических особенностей избранному виду деятельности, они обязательно получат достаточно большую порцию стресса в широком ассортименте психологических факторов: неуверенность в своем профессиональном и социальном будущем, чувство вины за несоответствие требованиям и плохую работу, тревога за свое место и уровень заработной платы, негативные эмоции от конфликтов с руководством и коллегами и др.