Контрольная работа по «Экономической социологии»

  Вновь усиливаются организующая роль государства  и степень его вмешательства  в экономику. Создаются развитые системы социальной защиты (welfare state). При этом неизбежно увеличивается и влияние бюрократических систем. Еще одним свидетельством организованности капитализма являет быстро растущая урбанизация населения, образование крупных мегаполисов.

  На  мировоззренческом, культурном уровне утверждаются господство рационалистического видения мира, всеобщая вера во всемогущество науки и структурированного научного знания. На базе национальных государств формируются мобилизующие националистические идеологии.

  С середины столетия в ведущих западных странах, по мнению С. Лэша и Дж. Урри, начинается переход к стадии дезорганизованного капитализма («disorganized capitalism») с постепенным размыванием всевозможных структурных рамок. Наблюдается разукрупнение капитала, уменьшаются средние размеры предприятий. Сокращается численность рабочего класса. Общество классовой борьбы сменяется более сложной стратификационной системой, где главную роль играет уровень образования и где возрастает значение индивидуальных достижений человека. Снижается роль крупных городов.

  Ученые  считают, что политические партии утрачивают свой классовый характер. Борьба профсоюзов с нанимателями все больше переходит  с национального и регионального  уровней на уровень отдельных  фирм.

  Ослабляется контроль национальных государств за национальными рынками. Наблюдается кризис структур государства благосостояния. У стран, бывших бесспорными экономическими лидерами, появляются активные конкуренты из стран Третьего мира. Хозяйственно-политическая гегемония замещается сложным балансом множественных сил.

  Происходит  отказ от научной рационализации и веры в прогресс. Постмодернизм объявляет конец рационалистической науки и традиционного искусства, конец всех идеологий и классовой борьбы, конец государства благосостояния и т.п. Нарастают плюрализация и фрагментация культуры, распадаются ее традиционные направления, происходит смешение элитной и массовой культуры. Так что речь идет о дезорганизации не только капитализма, но и вообще всей культурной среды, что не может не оказывать своего воздействия и на характер производства.

  Концепции постиндустриального общества или  «экономики знаков и пространства»  принципиально отличаются от марксистского формационного подхода, также как и от широко известных у нас с советского времени теории стадий экономического роста У. Ростоу или технократических построений Дж. Гэлбрейта: в них наблюдается последовательный сдвиг от экономического и технико-организационного детерминизма к анализу широкого круга социокультурных факторов, лежащих в основе трансформации хозяйственных систем и периодизации общественного развития в целом, делается упор на роль знания и структур, связанных с его освоением. Более того, речь идет о «дедифференциации экономики и культуры», отношения между которыми не могут более рассматриваться как отношения замкнутой системы и внешней среды. Происходит превращение экономики в производство и потребление культурных артефактов, а культуры — в сферу деловых услуг.

4. Теории  модернизации.

  Еще одним примером универсально-линейного видения истории служат теории модернизации, обретшие немалую популярность в 50—60-х годах. Сегодня они продолжают воспроизводиться, в том числе и у нас, в виде концепций «запоздалой» или «догоняющей» модернизации. В соответствии с их логикой существует наиболее продвинутая западная индустриальная (а ныне постиндустриальная) цивилизация, ее достижения распространяются на менее развитые народы, которые постепенно приобщаются к ее более высоким образцам. Достигается это в результате силового давления и экспансии, а также путем массового экспорта торговых, политических, культурных форм, или естественно и добровольно, когда менее развитые народы сами легко поддаются такому влиянию просто в силу привлекательности «плодов» зрелых цивилизаций. Последнему способствует всеобщая глобализация связей, достигнутая с помощью средств массовой коммуникации. Телевидение, радио и газеты, проникнув в самые отдаленные «медвежьи углы», позволяют, не выходя из дома, узнавать то, что происходит во всех частях света. В результате наблюдается процесс всеобщей эволюции в лоно мировой западной цивилизации.

  В числе модернизационных идеалов Г. Мюрдаль выделяет следующие:

  • развитие рационалистической науки  и планирования, рост образования;

  • быстрое экономическое развитие и рост производительности;

  • национальная консолидация и отстаивание  национальной независимости;

  • развитие политической демократии (всеобщие избирательные права, местное самоуправление);

  • индивидуализация и рационализация поведения с соответствующими сдвигами в национальной культуре.

  Подчеркивая «европоцентричность» указанных идеалов, Г. Мюрдаль указывает на то, что зачастую они оформляются в рамках идеологии довольно узкой интеллектуальной и политической элиты, становящейся проводником новообразований. Большая же часть населения в странах Третьего мира так и остается не затронутой духом модернизации.

  Теории  модернизации подвергались основательной  критике, в том числе за игнорирование  специфики «развивающихся» стран (уже в самом термине «развивающиеся»  заложен специфический смысл: они  находятся ниже на шкале развития, но стремятся подняться вверх). Обнаружено немало примеров того, как плоды цивилизации осваивались без коренного изменения внутренних структур общества и развития не по западному пути (к хрестоматийному примеру Японии сегодня добавилось множество других). Обращалось внимание на весьма поверхностное усвоение хозяйственных и культурных образцов, на так называемую модернизацию без развития. По сути теории модернизации рисуют глобальный поток, в который затягивается все окружающее, и это поглощение — вопрос лишь времени и сравнительных потерь.

5. Теории  конвергенции.

  Любые модели однолинейного развития скрыто или явно несут в себе идеи конвергенции, не важно коммунистического или либерального толка, предрекают они унификацию материальных условий существования или воплощение абсолютной идеи. Пример конвергенции первого рода представлен в концепции техноструктуры Дж. Гэлбрейта, предсказывающей наступление господства корпоративного планирования во всех хозяйственных системах. Примером второго рода может служить позиция Ф. Фукуямы, объявившего ни больше, ни меньше как «конец истории». Ее также можно считать радикальным выражением однолинейного эволюционизма, в какой-то мере даже его кульминационным пунктом.

  Ф. Фукуяма понимает историю прежде всего как смену разных идеологий, пронизывающих поры общественной жизни. Вершиной же творения он провозглашает либеральную идеологию, появление которой, по его мнению, и становится концом истории, ибо ничего более совершенного создать уже невозможно. Дело облегчается крахом единственного сильного противника либерализма — коммунистической идеологии, провалившейся, как утверждает Ф. Фукуяма, полностью и окончательно на всех фронтах. Грядут, таким образом, тотальная идеологическая конвергенция и всеобщее торжество Либерализма на Земном шаре.

  Это стремление к универсальному состоянию  роднит либералов и социалистов. Под воздействием критики теории неомодернизации и неоконвергенции разных общественно-экономических укладов в наше время вплотную подходят к отрицанию своих исходных постулатов. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  Сравнительный   анализ   социально-экономических   моделей параллельного и циклического развития общества

  В предыдущем вопросе мы рассмотрели концепции, отражающие различные варианты линейной эволюции хозяйства и общества. Однако они не исчерпывают всех подходов к нашей проблеме. Реакцией на эти концепции стали модели, противостоящие прогрессистскому эволюционизму. Им и посвящен следующий вопрос.

  3.1.Внесистемные  формы хозяйства.

  Множество явлений в принципе не укладывается в схемы однолинейного развития. Мощный критический аргумент выдвигают хозяйственные уклады, которые, «законсервировавшись», существуют столетиями, а иногда и тысячелетиями, переживая все экономические стадии и политические режимы, подвергаясь довольно поверхностным изменениям. Эти уклады не назовешь ни «капиталистическими», ни «социалистическими». Чаще их относят к числу «патриархальных», «архаичных».

  О существовании множества таких  «внесистемных» форм хозяйства писал еще в начале века А.В. Чаянов, призывавший для каждого уклада создавать свою «частную политическую экономию». Ярким примером в данном отношении служат крестьянские хозяйства, вообще семейное и домашнее производство. Большинство исследователей и политиков сплошь и рядом игнорируют проблемы подобных хозяйственных форм. Все, как правило, поглощены перспективами глобального развития, борьбой крупных, лидирующих хозяйственных укладов. Эти же формы «эксполярны», они находятся вне основных полюсов (социализм-капитализм, план-рынок), где-то сбоку от основной оси, как бы на «обочине прогресса». Принято считать, например, что традиционное крестьянское хозяйство обречено на постепенное отмирание. Однако время идет, но оно все никак не отмирает, а в ряде отношений даже оказывается по-своему эффективным.

  Итак, прогресс хозяйства уже не связывается  однозначно с его растущим обобществлением. Напротив, в наше время даже совершаются попытки «выворачивания» подобного прогресса: наилучшими во всех отношениях объявляются вовсе не крупные, а малые формы хозяйственной организации (заметим, А.В. Чаянову подобные взгляды не были присущи). Очарованность малыми хозяйственными формами воплотилась в знаменитом лозунге Э. Шумахера: «Малое — прекрасно».

  3.2.Двухлинейное  развитие.

  Анализ  «эксполярных» форм наталкивает нас на более важный и более общий вопрос: возможно, однолинейные модели общественно-экономического развития слишком упрощают дело? Логическим шагом к их пересмотру становится фиксирование параллелей в этом развитии, которое начинается с выделения двух цивилизационных ветвей — Западной и Восточной. Действительно, на древнем Востоке обнаружена масса явлений, не укладывающихся, скажем, в марксистскую «пятичленку». Не было там ни рабовладения как господствующего уклада, ни феодализма в западном понимании, а вместо это наблюдались какие-то особые гибридные формы, что позволило говорить о существовании иного строя — так называемого азиатского способа производства, или азиатского деспотизма. В чем же заключались его принципиальные черты?

  1. Частная собственность на землю  и прочие средства производства остается в неразвитом состоянии, господствует коллективная собственность в двух формах: собственность государства (господствующая форма) и собственность общин.

  2. Распоряжение собственностью узурпировано  властью и является функцией государственных чиновников. Соответственно, правовые и политические установления стоят выше всех экономических законов, а положение человека в бюрократической иерархии оказывается важнее его личного богатства. Именно его положение в иерархии открывает основный путь к личному богатству, обратное происходит намного реже. Мы не находим здесь характерных для Запада явно выраженных экономических классов. Социальной структуре более присущи черты сословного и кастового характера.

  3. Главным экономическим субъектом  выступает государство, постоянно  играющее активную роль в регулировании  всех базовых условий хозяйственной  жизни. Оно же является основным  субъектом присвоения прибавочного  продукта в форме «ренты-налога». Посредством чиновничьего аппарата государство осуществляет постоянный контроль за степенью имущественной дифференциации в обществе, «подправляя» положение через систему пожалований и конфискаций.

  Классическим  трудом в рамках данного направления  считается книга «Восточный деспотизм» К. Витфогеля, посвященная, по его терминологии, «гидравлическим обществам». Кстати, он проводил параллели и с историей Советского Союза: не считая советский режим прямым восстановлением азиатского деспотизма, он рассматривал его как новую индустриальную версию указанного строя.

  3.3.Модель  матричного развития.

  Двухлинейное видение общественно-экономического развития можно считать серьезным шагом в сторону от традиционных эволюционных схем. Но оно тоже не лишено схематизма, ибо термином «восточная цивилизация» объединяется множество общественных систем с весьма различным хозяйственным, политическим, религиозным строем. Это буддистская Индия и конфуцианский Китай, синтоистская Япония и языческое Перу. Да и «западная цивилизация» весьма неоднородна, имеет подвижные границы.

  В процессе исследования этих границ возникла модель матричного развития хозяйства и общества, развиваемая экономическим историком Ф.Броделем и социологом истории И. Уоллерстайном. Они взяли в качестве исходного объекта анализа не отдельные экономические и социальные структуры, а целостные социальные системы — так называемые мир-экономики, представляющие собой экономически интегрированные и относительно самодостаточные хозяйственные территории.

  Современная мир-экономика, по И. Уоллерстайну, начала формироваться в Европе в XVI в. В отличие от древних мир-экономик, подвергавшихся дезинтеграции или вырождавшихся при имперском устройстве (Персия, Китай, Рим), европейская (или западная) мир-экономика — это экономическая общность, складывающаяся поверх границ политических империй и национальных государств. Ее базой является капиталистический способ производства, а границы определены структурой торговых связей (в первую очередь, торговлей товарами повседневного спроса), позволяющей говорить об известной экономической самодостаточности по отношению к смежным территориям и прочим мир-экономикам.