Введение в религиоведение

Это мировоззрение создавало довольно уютный образ мира, в котором не было неразрешимых противоречий, не было того разрыва между повседневностью и идеалом, человеком и Богом, появление которого в великих культурах Востока и Греции в VIII—II вв. до н.э. позволило философу К.Ясперсу назвать это время «осевым», разделяющим историю человечества. Духовная революция «осевого времени» вызвала у людей потребность стремиться к идеалу, искать «спасения» от своего несовершенства. С ней связано появление великих религий и философских учений.

Всего этого восточные славяне до X в. не знали. Их мир был населен множеством странных существ, олицетворявших силы природы, с которыми они старались найти общий язык, умилостивить или напугать их. Боги жили везде: в дожде и солнце, в ближайшем лесу и под порогом дома. Это были местные божества, насчитывавшиеся десятками и сотнями. Как и люди, они были добрыми или злыми, простодушными или хитрыми. В них не было ничего от всемогущества и совершенства христианского Бога. Для того чтобы общаться с ними, не нужно было бороться за духовную чистоту, как это делали христианские монахи, а нужно было лишь знать определенные технические приемы: обряды, молитвы, заговоры.

Наиболее поздними племенными и государственными языческими богами были Перун — бог грозы, войны и оружия, являвшийся покровителем князя и дружины; Хорс и Даждьбог — божества Солнца; Велес — бог-защитник домашнего скота и торговли; Стрибог — бог ветра; Семаргл — божество подземного мира, связанное с культом предков и плодородием природы, а также Мокошь — единственное женское божество в пантеоне богов этого патриархального времени, олицетворяющее женское начало в природе и обязанности женщин (стрижку овец и прядение шерсти).

Клятва оружием, Перуном и Белесом известна уже из рассказа о договоре 911 г. между киевским князем Олегом (882—912) и византийцами. С именем князя Владимира (980—1015) связана попытка утвердить языческую религию в качестве государственной идеологии. Придя к власти в Киеве, он водрузил рядом со своими теремами на холме деревянные идолы шести богов: Перуна, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Семаргла и Мокоши. Однако языческие боги были, прежде всего, местными божествами и насаждение их культа в других племенных землях (например, культа Перуна в Новгороде) удавалось не всегда. На этой основе было невозможно достичь духовного единства населения страны, без которого немыслимо создание прочного государства. Языческие верования не пользовались авторитетом в ближайших к Руси странах: христианской Византии, иудейской Хазарии и принявшем ислам Булгаре. Для того чтобы иметь с ними равноправные отношения, нужно было примкнуть к одной из великих, мировых религий.

Как известно, Киевская Русь приняла христианство. Но и потом на сотни лет в стране сохранилась ситуация «двоеверия», когда христианские верования сосуществовали с языческими, обряды совершались одновременно и христианским святым, и языческим богам, праздники воплощали и веру в Христа, и веру в местных богов. О силе этой традиции говорит то, что до сих пор в культуре славянских народов сохранились языческие праздники и поверья, истребить которые пытались государство и церковь в течение тысячи лет.

Типичным языческим праздником является Новый год. Этот праздник отсутствовал в традиционном христианском календаре и неоднократно подвергался преследованиям вплоть до 1700 г., когда Петр I сделал его государственным (до этого приход Нового года отмечали 1 марта или 1 сентября).

Другим известным языческим праздником является Масленица, праздник встречи Солнца в конце февраля. Долгая борьба с ним церкви завершилась, в конце концов, лишь его выведением за сроки Великого поста перед Пасхой. Однако языческий характер праздника сохранился. По поверьям одних славянских племен, в масленичные дни божество зимы Морана уступает свою власть божеству весны Ладе. По другим поверьям, это праздник смерти и воскрешения богини плодородия Масленицы, или Костромы, соломенное изображение которой сжигали в конце праздника, а образовавшиеся угли разбрасывали по озимым посевам. Особое значение имело приготовление блинов на Масленицу. В данном случае они имели одновременно значение и поминальной пищи, и символа Солнца.

Важным было значение игр и смеха во время Святок и Масленицы. Особенно характерны в этом смысле игры в свадьбы, взятие снежных городков. Смех при этом носил ритуальный характер. Он должен был обеспечить веселье и удовольствия на весь следующий год. Сложнее было отношение к сожжению Масленицы. По обычаю, часть людей в это время должна плакать, а часть — смеяться. Этот обряд выражает идею бессмертия творческих сил природы, отсутствия смерти. Надо отметить, что древние люди не верили в абсолютный характер смерти.

Сейчас с христианским праздником Пасхи связан обычай посещать могилы покойных родственников. Однако это пережитки языческого праздника, приходившегося на время перед пахотой. Он был связан со стремлением крестьян добиться поддержки со стороны мертвых предков в пробуждении плодоносных сил земли, обеспечении урожая. Время после Пасхи в XIV в. было известно как навий праздник, т.е. праздник мертвых. В это время на могилах катали вареные яйца, лили на них масло, вино, пиво. Все это были жертвы, которые должны были напомнить мертвым об их родственных связях и долге перед живыми. Церковь превратила их в празднование родительских суббот, посещение кладбища, сопровождаемое христианским поминовением усопших.

Самым известным и колдовским из языческих праздников был сохранившийся и по сей день праздник Ивана Купалы — 24 июня (7 июля по новому стилю). В это время лекарственные и колдовские травы набирали силу. Их собирали знахари. А молодежь отмечала этот день как очередной праздник богини Лады. Ее фигуру делали из соломы. При помощи трения добывали огонь, и юноша с девушкой прыгали через костер, взяв в руки соломенную куклу Лады. По прыжку судили об удаче в супружестве. Затем до зари водили хороводы, а куклу сжигали или топили. По значению этот обряд напоминает ритуал чествования и сожжения Масленицы. В других местах день Ивана Купалы является скорее женским праздником, связанным с молением о дожде, необходимом в это время для урожая. Он сопровождается хороводами девушек в уединенных, считающихся священными местах и рощах, жертвоприношениями рекам и родникам, обрядами, посвященными русалкам как богиням воды.

Остатки воспоминаний о языческих праздниках сохранились до сегодняшнего времени.

Языческая культура глубоко вошла в повседневную жизнь людей. Особенно это проявляется на уровне субкультуры — культурных традиций отдельных половозрастных групп населения, таких, как мужчины, женщины, дети. Это связано с делением первобытного общества на «возрастные классы» и по половому признаку. Так, архаичные черты имеют многие детские игры. Текст, сопровождающий игры, часто связан с языческими обрядами. Об этом свидетельствуют, например, слова «чур», «чурики» (призыв на защиту предка, пращура — «щура») и т.п. Эти выражения дошли до нас, будучи повторенными, часто бессознательно, десятками поколений детей.

Многие обычаи языческой культуры сохранились благодаря женской субкультуре. Достаточно сказать, что с ней связаны традиции песен и плясок, которые стремилась истребить христианская церковь. Основным объектом критики христианских поучений были «пляшущие жены». В женской субкультуре остались суеверия, предсказания судьбы, лечение при помощи трав и заговоров. К этим традициям относится народная медицина, которая только теперь становится официально признанной.

В основе представлений славян о жизни лежало понятие судьбы. С ним связывались представления о счастье (доля) и несчастье (недоля), победе и поражении, достатке и недостатке (в хозяйственном смысле). У прибалтийских славян каждое из этих проявлений судьбы имело собственного бога: Белобога, бога счастья, и Чернобога, бога несчастья. Характерно, что в понимании «судьбы» как «доли» отразились коллективистские, общинные взгляды славян, воспринимавших свою индивидуальную судьбу лишь как часть общей судьбы рода, племени. Это близко к восточному представлению о роли индивида (по-японски «я» звучит как «моя часть», доля). В отличие от древних греков, веривших в предопределенность судьбы, славяне считали, что вопрос о судьбе можно перерешить. Бог, наделяющий человека «долей», может быть умилостивлен в результате жертвоприношения. Решая судьбу человека, бог правит свой суд над ним. В мифологии мы сталкиваемся со множеством божеств, обычно в женских образах, определяющих судьбу (Добрая Доля, Несчастная Доля, Лихая Доля, Злая Доля, Горе, Злосчастие, Лихо, Беда, Бессчастие, Злыдни и т.п.).

Столь же важным было противопоставление жизни и смерти, связанное с природными циклами (весна — зима, огонь — влага, солнце — луна, день — ночь). Смерть выступала в виде важнейшей антиценности, объединяющей вокруг себя злые силы, во главе которых стоит Кощей Бессмертный, являющийся одним из воплощений смерти.

Добро и зло были связаны с ориентацией в пространстве. Мир делился на правую и левую части, счастливую и несчастливую. До сих пор принято, чтобы не сглазить, плевать через левое плечо — там стоит дьявол («Не плюй направо, там ангел-хранитель, плюй налево — там дьявол»; примета: «Правая ладонь зудит — получать, левая — отдавать»). В связи с этим возникло представление о правде и кривде, правоте и неправоте, прямом и кривом пути. Правое и левое ассоциировалось также с идеей верха и низа («Правда живет у Бога, а кривда на земле»).

В отличие от христианских представлений, четко отделивших небо как место обитания Бога от греховной земли, в языческих представлениях небесное и земное осознавалось как мужское и женское. Женское божество земли («мать-сыра земля», «святая земля») было не менее важным предметом почитания, чем небесные боги (такие, как Перун). Землей клялись. Зло обитало в подземном или подводном царстве, населенном нежитью и нечистью: умершими не своей смертью русалками, упырями, кикиморами и т.п.

С развитием общественных отношений ценности пространственной ориентации стали применяться для целей социальной ориентации. В связи с этим важно представлять себе священное значение, которое придавалось делению общества на «верхи» и «низы», положению царя «наверху» социальной лестницы. Вместе с тем общественное положение не до конца характеризовало человека. Кроме ряда верх — низ, существовал ряд право — лево, «правда — кривда», определяя, насколько деятельность человека соответствует архаическим, общинным представлениям о справедливости. Сочетание общественного положения «наверху» с «неправдой» поведения воспринималось как кричащее противоречие, нарушение мирового порядка, требующее вмешательства общества. Не менее важным было и долгое сохранение в сознании русских идеи святой матери-земли.

Важным было противопоставление своего и чужого, включавшее также представления о старшем и младшем, посвященном и непосвященном, священном и мирском и т.п. Наиболее остро это противопоставление проявлялось в отделении единоплеменника и захватчика (кочевника, татарина, «поганого»), что впоследствии было осмыслено как противопоставление «христианин — нехристь». Надо отметить, что под «своими» с самого начала имелась в виду общность по вере и, прежде всего «посвященные» в тайны родового культа. «Чужой» же выступает как нечеловек. Неспособность говорить на русском языке рассматривается как немота («немец»). «Чужой» — это обязательно колдун, для которого «русский дух» — неприятность и угроза. На Руси чужеземцев по языческому обряду хоронили как умерших не своей смертью или вообще как нечисть.

Правда, надо отметить, что славяне довольно рано стали усваивать верования других народов. Результатом слияния славянских и иранских верований стали образы богов Хорса и Сварога. По мере роста общественных объединений (племя, племенной союз, государство) границы между «своими» и «несвоими» богами стирались. Однако важно представить, насколько сложно было русским воспринять «чужого» Бога Христа и насколько устойчива была связь населения со старыми, языческими богами.

Важными для восточных славян были родовые ценности, выраженные в противопоставлениях старший — младший, предок — потомок. Старший в роду являлся носителем мудрости, от его знаний зависело благосостояние всех. Не меньшим влиянием пользовались и старые женщины, которые лечили людей и руководили погребальными обрядами. Авторитет старости поднимало наличие у славян культа предков (культа дедов) как заступников перед стихийными силами природы. Однако надо отметить, что высоко ценились и сила и энергия молодости. В русской сказке еще живо первобытное представление об определенных правах и обязанностях каждого возраста, создающих условия для общественного порядка и процветания рода.

Важно отметить цветовые предпочтения восточных славян. Добру, правде в их представлениях соответствовали белый и красный цвета, злу, кривде — черный. Впоследствии это отразилось в выборе цвета княжеских и национальных знамен, других знаков различия и предметов ритуала в России.

Архаическому сознанию славян было свойственно резкое противопоставление ценности и антиценности, в отличие, например, от индийской культуры, где господствует компромисс ценностей, их первичная неразделенность. Впоследствии эта культурная традиция была переосмыслена в христианстве и оказала серьезное влияние на всю историю славян. В русском (в целом славянском) характере — доводить все до крайности, пытаться осуществить невозможное. В случае же неудачи этих попыток следует апатия, нежелание делать что-либо. Отметим, что такая полярная ориентированность деятельности на бурную активность или на полный покой соответствует географическим условиям России, кратковременности сельскохозяйственных работ и долгому «мертвому сезону» зимы. Ценностная ориентация русской культуры закрепляла нормы поведения, отвечающие задаче приспособления к естественной среде.

Способом приспособления к суровой природе до конца XIX в. была коллективная — родовая, общинная или семейная — деятельность, поэтому в славянской культуре как высшая ценность утверждается духовный идеал коллектива, рода, общины, семьи.

С родом, семьей связано сохранение идеала стабильности, который продолжал существовать даже в критические периоды истории. Во все времена к незнакомому человеку обращались матушка, отец, дядюшка, сынок, доченька. Это означало включение его в круг родственных отношений — высших ценностей правды и лада. Это создавало обстановку душевной теплоты, неизвестную, скажем, западноевропейскому обществу, помогало людям выживать при трудностях и испытаниях. Взаимопомощь была незыблемой нормой народной жизни.

В круг коллективистских, родовых и семейных ценностей восточных славян позднее включалась и высшая власть. Князь или Царь был не только властителем, но, прежде всего отцом. Хотя права подданных часто не были зафиксированы в законах, как это делалось на Западе, в народном сознании существовало представление об отеческом отношении царя к народу. Царь-батюшка был воплощением правды и лада в обществе, охраняющим эти высшие ценности.

Народный земледельческий календарь сохранял такой взгляд на природу, взгляд, по сути, языческий, когда все, что окружает человека, одухотворено, наделено жизненной силой, способно помогать или препятствовать, причинять зло или доставлять радость.

Крестьянин поклонялся грому, солнцу и месяцу, почитал камни, водоемы, деревья. Священным деревом у славян считался дуб, много поверий связано также с вербой, рябиной. Но самое почитаемое, любимое дерево — береза.