Курт Левин — методолог научной психологии

Курт Левин — методолог научной психологии

Если попытаться построить нечто вроде рейтинга психологов по степени их влияния на развитие психологической науки, как при жизни, так и после своей смерти, мало сомнений, что Курт Левин войдет, по меньшй мере, в первую десятку. Гордон Олпорт в статье с выразительным названием «Гений Курта Левина» назвал его «возможно, самым оригинальным мыслителем XX века»1 . Курт Левин не прожил и шестидесяти лет, но мало кто оказал столь мощное и одновременно широкое влияние на очень многие направления и разделы психологии, как он. Он не только внес вклад в психологическое знание — он во многом определил сами пути, которыми оно развивалось, и формы, которые оно принимало.

Кроме того, для российских психологов имя Левина несет в себе не только научное значение, но и специфический личностный смысл. Хотя до 2000 года работы Левина (за исключением отдельных статей) не выходили на русском языке, исторически сложилось так, что этот автор воспринимался у нас как в наибольшей степени «свой» из всех зарубежных классиков. В тридцатые годы Левин бывал в Москве, общался и переписывался с Л.С.Выготским и А.Р.Лурия, которые планировали перевод работ Левина на русский2. Тогда же некоторые берлинские ученики Левина приехали в Советский Союз и стали работать у нас, привнося его идеи и подходы в становившуюся советскую психологию. Наиболее известна из них Блюма Вульфовна Зейгарник, которая долгие годы была одним из ведущих профессоров факультета психологии МГУ. Ниже мы коснемся конкретного влияния идей Левина на деятельностный подход и теоретических перекличек между ними, во многом благодаря которым подход Левина в той мере, в которой он был известен в нашей стране, воспринимался у нас с симпатией и даже в период наиболее жесткой нормативной идеологической критики в адрес всех без исключения направлений «буржуазной» психологии его «ругали» более чем мягко. Известность же Левина в нашей стране долгие годы ограничивалась посвященной ему небольшой книгой Б.В.Зейгарник3, в которой излагались преимущественно его конкретно-теоретические положения и экспериментальные подходы первого — берлинского — периода его деятельности, а также сокращенными переводами некоторых статей, включенных в хрестоматии по истории психологии.

Только в 2000 году началось полноценное знакомство российских читателей со взглядами Левина по первоисточникам. Это знакомство началось «с конца» — с двух последних книг Левина, вышедших в свет уже после его смерти и включавших избранные статьи американского периода его деятельности4. В российское издание одной из них был включен, в частности, весьма объемистый и содержательный очерк жизни и творчества Левина, написанный Н.В.Гришиной5, что отчасти облегчает нашу задачу и позволяет в данном издании обойтись без изложения многих биографических обстоятельств жизни Левина. Его внешняя научная биография выглядит довольно простой (чего не скажешь о его интеллектуальной биографии): родился в 1890 году, в 1920-е годы работал в Берлинском университете и создал школу экспериментального исследования действий и аффективных процессов, по своим теоретическим взглядам был близок к гештальтпсихологам, с приходом Гитлера к власти эмигрировал в США, где его теории приобрели утонченно формализованный оттенок, а экспериментальные интересы сдвинулись в сторону исследования групповых и вообще социальных процессов; умер в 1947 году. В очерке Н.В.Гришиной весьма подробно проанализированы работы Левина американского периода, более ранним же трудам уделено значительно меньше внимания.

Для психологии XXI в. значение и актуальность многого из созданного Левином 50—80 лет тому назад определяется, на наш взгляд, прежде всего тем, что Левин принадлежал к числу не столь уж многих психологов двадцатого века, работавших методологически осознанно и осмысленно. С самого начала его работы в области психологии проблема методологии, то есть вопрос о том, каким должно быть научное психологическое мышление, оказывается в центре его интересов и занимает это место до самого конца. Благодаря этому Левину удалось не только резко расширить сферу экспериментальной психологии, включив в нее целые области, которые ранее считались недоступными строго научному изучению — процессы эмоций и образования намерения, волю и постановку целей, стиль лидерства и групповую атмосферу, проблемы власти и социальных изменений и т.д. (этот перечень можно продолжать очень долго), — но и создать к концу жизни такой способ психологического мышления, который еще далеко не полностью освоен современной психологией и до сих пор не исчерпал своих эвристических возможностей.

Поэтому задача составителей данного издания и авторов вступительной статьи — представить Курта Левина по возможности системно — как мыслителя, взгляды которого охватывали разные области и уровни психологического знания и развивались с течением времени, — сохранив при этом в центре внимания фигуру Левина-методолога. Мы до сих пор находим у него полезные ответы на многие психологические задачи, с которыми сталкиваемся, но самое ценное в его работах — не эти ответы, а способы решения. Ученые охотно делятся с нами своими мыслями, но многие ли способны, как Левин, поделиться мышлением?

1. Первая методологическая  программа Левино: переход от  аристотелевского способа мышления  к галилеевскому и построение психологии «галилеевского» типа (1917—1931)

Начало. Библиография работ Левина открывается статьей «Военный ландшафт» (1917), включенной в данное издание. Нечасто дебютная публикация молодого ученого оказывается настолько весомой, что сразу обеспечивает себе место в «Избранном». Эта статья носит феноменологический характер и сразу как бы задает лейтмотив будущих теоретических поисков Левина, предвосхищая идеи «психологического поля» и действующих на человека «психологических сил».

Приехав на то место, где, служа в артиллерии в годы первой мировой войны, он был во время военных действий, Левин обнаруживает, что тот же ландшафт воспринимается совершенно иначе. Уже здесь появляется идея психологической ситуации: нет просто местности, есть воспринятая определенным образом местность и она оказывают существенное влияние на наши действия. Военные действия структурируют ситуацию одним образом, мирный контекст — совершенно другим. Описание военного ландшафта очень напоминает позднейшие описания психологического поля — как всего, что существует для человека психологически (Левин говорит, в частности, о направленности ландшафта, граничной зоне, местах опасности, границе местности и т.д.). По сути, здесь намечается круг проблем, которые будут интересовать Курта Левина на протяжении всей жизни.

После «Военного ландшафта» Левин публикует ряд довольно разнородных на первый взгляд работ, распадающихся на две большие группы: экспериментальные лабораторные исследования достаточно классического типа (вот лишь некоторые их темы: влияние интерференции на интенсивность слышимых звуков, проблемы измерения волевых процессов и основной закон ассоциаций, восприятие перевернутых слов и фигур) и статьи по теории и методологии науки (понятие родственности в биологии и физике, понятие возникновения в физике, биологии и истории развития, идея и задача сравнительной теории науки). Темы его работ наводят на мысль о том, что он активно осваивает уже имеющиеся в психологии методы исследования и способы мышления и ищет недостающие методологические средства в физике, биологии и общей теории науки.

К *галилеевской» психологии. Результатом методологических и теоретических поисков Левина стала программа построения психологии «галилеевского» типа, в значительной степени реализованная в начатом в 1924 году цикле выполненных под его руководством экспериментальных исследований по психологии мотивации и аффектов и в первой крупной теоретической работе Левина — «Намерение, воля и потребность» (1926). Во второй половине двадцатых годов Левин резюмирует итоги своих поисков в двух принципиально важных чисто методологических работах: «Закон и эксперимент в психологии» (1927) и «Переход от аристотелевского способа мышления к галилеевскому в психологии и биологии» (1931). В этот период психология видится Левину как часть биологии; в конце жизни он будет считать ее одной из социальных наук

Что же такое «галилеевский» способ мышления в понимании Курта Левина? Ключевой идеей этого способа мышления является принцип законосообразности психического и стремление вывести законы психики, столь же строгие и всеобъемлющие, как и законы ньютоново-галилеевской физики. На основе этого Левин собирался' вписать психологию в классическую естественно-научную картину мира. В отличие от большинства современных ему психологов, Левин считает: все без исключения — в том числе и «высшие» — психические явления закономерны и подлежат научному, в том числе и экспериментальному, исследованию; могут и должны быть найдены законы, которым они подчиняются. В статье «Закон и эксперимент в психологии» Левин сравнивает и противопоставляет друг другу научные законы, с одной стороны, и правила, выводимые на основе статистического обобщения, — с другой: закон общезначим, он действует во всех без исключения случаях, и этим отличается от правила, обобщающего часто встречающиеся случаи. С этим противопоставлением связана и критика Левином «духа статистики», господствовавшего в современной ему экспериментальной психологии и господствующего и поныне, а также сравнительный анализ причинной зависимости и простой регулярности.

Другая его принципиальная методологическая идея — важность индивидуального события, а не общего усредненного «класса», стремление к полному описанию конкретного индивидуального случая. Если в сфере психических явлений действуют столь же общезначимые законы, как и в мире физического, то любое индивидуальное событие закономерно, а вовсе не случайно, и не менее достойно изучения, чем всевозможные «средние» случаи (средний ребенок того или иного возраста, средний представитель той или иной национальности и т.д.).

Индивидуальный случай дает результаты, на первый взгляд отклоняющиеся от предсказываемых теорией, не потому, что предсказание носит стохастический характер и допускает разброс, а потому, что он практически никогда не бывает «чистым», управляемым только одной закономерностью. Обычно в индивидуальном случае друг на друга накладывается целый ряд законов, каждый из которых предполагает вполне точные предсказания. Трудность, однако, состоит в том, чтобы выделить все законы, действующие в индивидуальном случае и образующие лишь видимость единого процесса. В работе «Закон и эксперимент в психологии» Левин иллюстрирует это простым и наглядным примером траектории движения неодушевленного объекта (см. с. 38, рис. 1). То, что на первый взгляд кажется одним процессом, при более пристальном рассмотрении оказывается целой серией переходящих друг в друга процессов, каждый из которых управляется своими законами движения. На этом основании Левин разводит понятия фенотипические (описательно характеризующие комплексный процесс в совокупности «историко-географических», то есть пространственно-временных условий его протекания в индивидуальном случае) и каузально-генетические (отвечающие на вопрос «почему?» и направленные не на описание события или феномена, а на его объяснение в терминах однозначно трактуемых законов).

Еще одна важная методологическая идея Левина — сдвиг акцента с «природы объекта» на анализ его взаимосвязей и взаимоотношений с другими объектами, с его окружением. Одной из кардинальных характеристик аристотелевского способа мышления и всей послеаристотелевской науки на протяжении двух тысячелетий было приписывание свойств, которые проявляет объект, самому объекту, его природе. Галилей же поставил вопрос иначе: любой объект проявляет свои свойства во взаимодействии с другими объектами, стало быть, свойства и являются характеристикой конкретных взаимодействий между объектами. Например, вес тела — это не имманентно присущее его «природе» свойство, а характеристика его взаимодействия с гравитационным полем Земли. Левин призвал приложить эту логику рассуждений к психологическим свойствам человека; результатом стала блестящая серия экспериментов и новая теория поведенческой динамики.

Экспериментальное изучение действий и аффектов. «Галилеевский» способ мышления реализуется в выполнявшемся под руководством Левина цикле экспериментальных исследований «по психологии действий и аффектов» (работы Б.Зейгар- ник, А.Карстен, М.Овсянкиной, Т.Дембо, Ф.Хоппе, Г.Биренбаум, Дж.Брауна, С.Фаянс, В.Малер, К.Лисснер и других его учеников), а также в первой крупной теоретической работе Левина — «Намерение, воля и потребность». Характерен уже сам выбор предмета исследования — воля и намерение традиционно относились к «высшим» процессам и считались недоступными научному исследованию, а потому их рассмотрение было прерогативой литературы и «понимающей» психологии. Этот цикл исследований, как и их теоретическое осмысление Левином, ясно показывают, что тонкие закономерности мотивационно-смысловой динамики доступны не только психоанализу или понимающей психологии, но и строгому экспериментальному изучению (если не подменять его статистическими обобщениями). Некоторые из работ этого цикла — Зейгарник (полностью), Карстен и Дембо (в сокращении) — включены в настоящее издание.

Прежде всего, «галилеевский» способ мышления определил сам выбор предмета исследований: раз закономерны все психические процессы, а не только «низшие», то вполне правомерно взять в качестве предмета исследования феномены, относящиеся именно к «высшим» сферам психического, к сферам, считавшимся ранее недоступными для экспериментального исследования. Что и было сделано: исследовались влияние мотивации на запоминание (Зейгарник), явления психического насыщения, относящиеся к многообразным ситуациям повседневной жизни, таким как игра на фортепиано, слушание доклада, чтение книги, а также разного рода ситуативные обстоятельства, например, общение с определенным человеком, в частности, в браке (Карстен). Далее, авторы исследований тщательно анализируют не только общие тенденции, но и отдельные индивидуальные случаи (особенно те, которые являются видимым «исключением»), и выявляют условия, приводящие к тем или иным особенностям «фенотипа». По глубине и тонкости такого феноменологического анализа индивидуальных случаев студенты Левина дадут фору подавляющему большинству современных сертифицированных психотерапевтов. И наконец, последовательно проводится принцип различения генотипа и фенотипа, что проявляется в разделении описания экспериментальных исследований на собственно описательную и «каузально-динамическую» части.

Одно из главных следствий «галилеевского» подхода к проблемам динамики действия, которые занимали Левина в 1920-е годы, заключалось в том, что характеристики, через которые мы можем описать объект, его поведение в различных ситуациях, не следует понимать как атрибуты, присущие объекту в силу его качественно своеобразной «природы» (то есть по-аристотелевски). Они обнаруживаются только в контексте определенной ситуации, во взаимодействии с другими объектами и ситуацией в целом. Мы не можем ничего сказать про личность, если изымем ее из взаимодействия с окружающей ее реальностью. Совокупность взаимосвязей элементов внешней (объективной) и внутренней (психологической) ситуации Левин описывает с помощью заимствованного из физики понятия поля. Поле характеризуется определенной топологией (в нем выделяются области, разделенные границами разной степени жесткости) и определенной динамикой сил, влияющих на находящегося в этом поле индивида, которые в разных точках поля могут существенно различаться. Поведение таким образом предстает как функция специфической констелляции сил поля, порождающих в индивиде напряженные системы, стремящиеся к своей разрядке. Именно закономерности возникновения, развития и исчезновения разного рода напряженных систем в психологическом поле лежат в основе всех психических явлений.