Основные приемы словотворчества и речевого манипулирования в политическом дискурсе (на примере предвыборной президентской кампании

     Австрийский лингвист Р.Водак утверждает, что  “политический язык находится как  бы между двумя полюсами – функционально-обусловленным  специальным языком и жаргоном определенной группы со свойственной ей идеологией. Поэтому политический язык должен выполнять противоречивые функции, в частности быть доступным для понимания (в соответствии с задачами пропаганды) и ориентированным на определенную группу (по историческим и социально-психологическим причинам)” (Водак 2004, 49).

     Политический  дискурс рассматривается лингвистами  как объект лингвокультурологического изучения, как “вторичная языковая подсистема, обладающая определенными функциями, своеобразным тезаурусом и коммуникативным воздействием”, как видовая разновидность идеологического дискурса.

     Используя полевой подход к анализу структуры политического дискурса, Е.И.Шейгал выявляет его пересечения с другими видами дискурсов: юридическим, научным, дискурсом СМИ, педагогическим, рекламным, религиозным, бытовым, художественным, спортивно-игровым, военным. Исследователь определяет структурообразующие признаки политического дискурса: институциальность, информативность, смысловую неопределенность, фантомность, фидеистичность, эзотеричность, дистанцированность, авторитарность (Шейгал 2003, 44 – 52).

     Многие  лингвисты признают, что убеждающая функция является основной функцией политического дискурса. Как справедливо  отмечает П.Б.Паршин, “всякий текст  оказывает воздействие на сознание адресата с семиотической точки зрения. Но для политического текста речевое воздействие является основной целью коммуникации, на достижение которой ориентируется выбор лингвистических средств” (Паршин 1987, 143).

     В основе лингвистических исследований политического дискурса лежат два тезиса: о системе и о тексте. В соответствии с первым из них, язык политических текстов не тождественен обыденному языку, причем специфика его заключается не столько в использовании каких-либо особенных формальных средств, сколько в таком изменении соотношения между означаемым и означающим, при котором единицы хорошо знакомого языка получают несколько необычную интерпретацию, а хорошо знакомые ситуации подводятся под несколько неожиданные категории: вещи “перестают называться своими именами”. Второй тезис связан с первым: а именно утверждает, что из политического текста может быть вычитан некоторый неэксплицитный смысл, отличный от буквального и, быть может, прямо противоположный ему. Часто считается, что этот самый неэксплицитный смысл и есть “истинный” смысл политического текста (Паршин 1987, 147).

     В идеологической и политической литературе выбор слов и выражений является необычайно важным инструментом власти для структурирования той “действительности”, о которой идет речь (Блакар 1987, 103). Создание новых слов и выражений объясняется, с одной стороны, появлением новых реалий в общественно-политической жизни страны, с другой стороны, появлением причин для изменения имени уже существующего явления. По мнению Р.М.Блакара, “языковой ярлык может многое сказать о том, как мы воспринимаем и понимаем эту роль, или точнее, какой интерпретации этой роли ждут от нас те, кто обладает властью управлять присвоением наименований (и тем самым нашим пониманием)” (Блакар 1987, 99).

     Основным  системообразующим критерием для  выделения из ряда институциональных  политического дискурса может служить  тематический определитель цели ‘борьба  за власть', так как при наблюдающемся  жанровом и стилевом разнообразии все  остальные критерии лишь уточняют основной и варьируются в зависимости от контекста. В связи с этим можно сделать вывод о том, что все коммуникативные стратегии убеждения в рамках политического дискурса должны рассматриваться как служащие единой цели – борьбе за власть.  

     Интенция  борьбы за власть - это специфическая  характеристика политического дискурса. Она  присутствует во всех жанрах:

1. агитационная речь;
2. дебаты в парламенте;
3. дискуссии;
4. политическое интервью и т.д.

     Интенция  борьбы за власть находит отражение  в таком свойстве политического дискурса, которое мы вслед за А.К.Михальской (Михальская 1996, 68) и Михалевой О.Л. (Михалева, 2005) называем агональность (от греч. Агон «состязание», «борьба двух идей, которые защищают соперничающие стороны, причём борьба азартная, страстная»). Таким образом, речь может быть понята и осуществлена как борьба, причём борьба и победа составляют главную цель общения.

     А.К.Михальская выделяет два типа отношений:

     1. гармонизирующий (основу которого  составляют истина и согласие);

     2. агональный (в основе – борьба и победа).

     В политической коммуникации, в связи  с этим, речь может быть понята и  осуществлена как борьба. Политика, если её понимать как борьбу за завоевание и удержание власти, - это, безусловно, преимущественно сфера агонального мышления, сфера бытования агональных речевых идеалов. Следовательно, политический дискурс представляет собой демонстрацию борьбы, агона: «ожесточенная борьба за власть разыгрывается как состязание, как большие национальные игры, для которых важны зрелищность, определенные имиджи, формы проявления речевой агрессии и т.д.» (Шейгал 2003, 24).

     На  языковом уровне обнаруживается, что  избираемый коммуникантами способ общения  предопределён как агональностью  политического дискурса, так и 

• наличием противоборствующих сторон (агональность, как и всякая борьба, не может быть реализована без соперника),
• наличием адресата-наблюдателя (агон – это, помимо борьбы, и театральное представление, немыслимое без зрителей).

     Под влиянием фактора «наличие противоборствующих сторон» говорящий вынужден избрать такой план оптимальной реализации речевых намерений, в результате применения которого можно максимально уменьшить значимость статуса собеседника, т.е. развенчать позиции своего политического противника и максимально увеличить значимость своего статуса, т.е. возвысить себя.

     Наличие же адресата-наблюдателя предопределяет возможность «игры на зрителя», коим является потенциальный избиратель. Говорящий стремится сделать  процесс общения более зрелищным, вызвать эмоциональный отклик и тем самым вовлечь адресата-наблюдателя, воспринимающего «политические события как некое разыгрываемое для него действо» (Шейгал 2003, 92), в процесс «игры», сделать его «соучастником».

     Под коммуникативной стратегией понимается план оптимальной реализации коммуникативных намерений, учитывающий объективные и субъективные факторы и условия, в которых протекает акт коммуникации и которые в свою очередь обусловливают не только внешнюю и внутреннюю структуру текста, но и использование определённых языковых средств.

     Каждая  стратегия политического дискурса реализуется благодаря использованию  определённого набора тактик. Под  тактиками в данном исследовании понимается совокупность приёмов, обусловливающих  применение языковых средств. Одним из важнейших приемов является словотворчество. В следующем разделе рассмотрим основные речевые приёмы воздействия в публицистическом стиле.

ГЛАВА II. ОСНОВНЫЕ РЕЧЕВЫЕ ПРИЕМЫ В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ СТИЛЕ

  Публицистический  стиль, обслуживающий сферу политики, как отмечают П. С. Пустовалов  и М. П. Сенкевич, ставит целью не только оперативно и доступно информировать население о важнейших событиях, но и воздействовать на слушателя, вызывая в нем определенное отношение к изображаемому (Пустовалов 1978, 29).

  Л. Г. Барлас выделяет две основные функции, характерные для публицистического стиля, слитые в единстве: информативная функция и функция воздействия. (Барлас 1989, 34)

  Каждая  из функций, в свою очередь, обуславливает  появление и становление в  публицистическом стиле отдельных  его черт, таких, как документальность, официальность, обобщенность и некоторая абстрагированность в подаче материала (действие информативной функции). Обе функции публицистического стиля реализуются как в отборе языковых средств.

  Прежде  всего, оратор вынужден прибегать к ряду приемов, рассчитанных на возбуждение внимания и интереса к содержанию речи. Поэтому здесь форма изложения приобретает особо важное значение

2.1. Метафора и метонимия

     Ораторы нередко в качестве аргументации используют образные средства языка – метафоры и сравнения.

      Метафора  понимается как основная ментальная операция, способ познания и категоризации  мира: в процессе мыслительной деятельности аналогия играет не меньшую роль, чем  формализованные процедуры рационального  мышления. Обращаясь к чему-то новому, сложному, не до конца понятному, человек нередко пытается использовать для осмысления элементы какой-то более знакомой и понятной сферы. При метафорическом моделировании политической сферы, отличающейся сложностью и высокой степенью абстракции, человек часто использует более простые и конкретные образы из тех сфер, которые ему хорошо знакомы. Метафора - это не средство украшения уже готовой мысли, а способ мышления, повседневная реальность языка.

      В последние годы наряду с моделями концептуальной метафоры все чаще и чаще описываются метонимические модели, которые также рассматриваются как своего рода схемы человеческого мышления. Так,    Дж. Лакофф (Lakoff 1991, 206) отмечает, что война Соединенных Штатов против Ирака в 1991 году метонимически представлялась в политической речи как война против 1) президента Саддама Хусейна, 2) против Багдада, 3) против народа Ирака, 4) против иракской армии, 5) против арабов. Каждое из этих наименований имеет смысловые нюансы и представляет собой специфическую категоризацию одного и того же противника. Использование потенциала метонимии - один из эффективных способов прагматического воздействия, ведущего к преобразованию существующей в сознании адресата политической картины мира.

     По  мнению И. М. Кобозевой, развивающей идеи А. Н. Баранова, в политическом дискурсе основными функциями метафоры являются эвристическая и аргументативная. Одновременно отмечается, что в политической речи метафора выполняет "интерактивную функцию сглаживания наиболее опасных политических высказываний, затрагивающих спорные политические проблемы, минимизируя ответственность говорящего за возможную буквальную интерпретацию его слов адресатом" (Кобозева 2001, 134). Кроме того, метафора "создает у партнеров по коммуникации общую платформу, опираясь на которую, субъект речи может более успешно вносить в сознание адресата необщепринятые мнения" (Кобозева 2001,  135). Например Джордж Буш описывает веру американцев в свободу и демократию как "a seed upon the wind, taking root in many nations." , тем самым косвенно подчеркивая необходимость насаждения ее в других странах.

     При этом подчеркивается, что эстетическая и активизационная функции возникают  в политических текстах "в качестве побочного эффекта" (Кобозева 2001, 136). Наример, в высказывании Д. Кеннеди присутствует развернутая метафора (of lighting a fire to give light to the world), за счет которой призыв получает яркую окраску и звучит более убедительно:

     "The energy, the faith, the devotion which we bring to this endeavour will light our country and all who serve it, and the glow from that fire can truly light the world."  [www.opednews.com]

    Адриан Берд считает, что самыми распространенными источниками метафор в политике являются сферы спорта и войны. Они несут в себе характер состязания и борьбы. Например, статья о начале предвыборной кампании в Британии в 1997 году имела заголовок: “The Gloves Are Off”, предполагая не просто бокс, а настоящий кулачный бой.

    В США часто употребляются метафоры, связанные с игрой в бейсбол: “a whole new ball game”, “a ball park figure”, “to play ball”, to be “back at first base” and “spin”.

    “We will - in effect - be entering a whole new ball game of coalition politics, whether it turns out to be a formal pact or agreements on specific issues”. [http://news.bbc.co.uk]

    “AEEU spokesman Graham Smith said after the meeting the firm was looking at a 'ball park' figure of 350 job losses at the Hirwaun plant, which employs 530 people”. [http://news.bbc.co.uk]

      Похожие метафоры используются и в Британии, но они основаны на игре в крикет: “to keep your eye on the ball”; “batting on the sticky wicket”; to be “stumped” or to “play a straight bat” to a question.

    "So let's keep our eye on the main ball and that is to convince the electorate to elect another Labour Government under the leadership of Tony Blair." [http://news.bbc.co.uk]

    "And they are playing a straight bat in negotiations," Mr Prescott said.” [http://news.bbc.co.uk]

    Метафоры “to take flak from an opponent”, “to launch an attack on an opponent”” несут в себе преренос по сходству на военные действия и подразумевают метафорическое уничтожение соперника.

    “The leader of the Scottish Conservatives has launched an attack on the "little Scotlander" mentality of his political opponents.” [http://news.bbc.co.uk]

     Атмосфера напряженности  часто передается с помощью развернутых метафор, основой которых является понятие “fire”. Например:

     “Following the strike, President Robert Mugabe warned the MDC not to instigate violence, saying: "Those who play with fire will not only be burnt but consumed." [http://news.bbc.co.uk]

    “Attorney-General Patrick Chinamasa warned the High Court that any attempt to evict the veterans could spark a civil war and described the nation as a "powder keg" waiting to explode.” [http://news.bbc.co.uk]

     Метафоре  традиционно противопоставляется  метонимия, к которой при широком  подходе относят также синекдоху  и литоту. Специалисты отмечают, что метонимия в отличие от метафоры представляет собой перенос  наименования по смежности (временной, пространственной, каузальной и др.). Вместе с тем необходимо отметить, что в политической речи метонимические переносы не менее значимы, чем метафорические. Например, “gerrymandering” (предвыборные махинации, связанные с неправильной разбивкой на округа с целью получить на выборах большинство, угодное господствующей партии). Термин возник в 1812 после появления карикатуры в виде саламандры на округа причудливой формы, которую издатель назвал Gerrymander - от фамилии губернатора штата Э. Джерри (E.Gerry) и слова (sala)-mander.