Аксиомы воспитания Джона Локка

Аксиома 30 

Я говорил вам  раньше, что дети любят свободу  и что поэтому нужно заставлять их делать то, что следует им делать, таким образом, чтобы они не чувствовали  над собою никакого принуждения. Теперь же я вам скажу, что есть вещи, которую они любят ещё больше: это власть! Она именно и является первоисточником большинства порочных привычек, обычных и естественных. Эта любовь к власти и господству проявляется очень рано и в указываемых мною ниже двух формах. 

Мы видим, что  дети почти с момента своего появления  на свет (и уж наверное задолго до того, как научатся говорить) плачут, капризничают, сердятся и расстраиваются только ради того, чтобы добиться исполнения своего желания. Они хотят, чтобы  другие подчинялись их желаниям; они требуют полной поблажки от всех окружающих, особенно от тех, кто по возрасту или положению близок к ним или ниже,- лишь только они начинают замечать в других эти различия. 

Другое проявление их любви к господству - это желание  присваивать себе вещи. Они стремятся к обладанию и к собственности; им нравится та власть, которую, как им кажется, доставляет собственность, то право распоряжаться вещами по своему усмотрению, которое они при этом получают. Кто не замечал в детях очень ранних проявлений этих двух наклонностей, тот плохо наблюдал за детским поведением; а кто не считает нужным уже в ранние годы уничтожать эти два источника всякой неправды и вражды, столь расстраивающих жизнь человечества, и заменять их противоположными привычками, тот упускает подходящий момент для закладки фундамента хорошего и достойного человека. (с. 139). 

Аксиома 31 

Ложь - это такой  подходящий и доступный покров для  всякого рода дурного поступка и  настолько распространена среди  всякого рода людей, что ребёнок вряд ли может не заметить, как ею пользуются во всех случаях; и только самой тщательной заботой можно сберечь его от опасности впасть в этот порок. Но это столь дурное качество и мать столь многих пороков, порождаемых и прикрываемых ложью, что необходимо внушать ребёнку величайшее отвращение к ней. О ней следует всегда (если случайно, по какому-либо поводу, заходит о ней речь) говорить с величайшим негодованием, как о качестве настолько несовместимом с именем и природой джентльмена, что ни один человек, пользующийся хоть каким-нибудь уважением, не может потерпеть, чтобы его обвинили во лжи; о ней нужно говорить, как о признаке крайней бесчестности, низводящей человека на крайнюю ступень постыдной низости и ставящей его на один уровень с самой презренной частью человечества и самыми отвратительными негодяями; как о чём-то, что не может быть терпимо ни в ком, кто желает иметь дело с порядочными людьми или пользоваться каким-либо уважением или доброй репутацией в свете. Когда ребёнок в первый раз замечен во лжи, целесообразнее реагировать на это изумлением, как на неожиданно чудовищный поступок с его стороны, а не наказывать его, как за обыкновенный проступок. Если это не удержит его от повторения, то в следующий раз он должен получить строгий выговор и почувствовать большую немилость отца или матери и всех окружающих, знающих о его поступке. А если и этот способ не подействует, вы должны прибегнуть к побоям: ибо после таких предупреждений умышленная ложь должна всегда рассматриваться как упорство и никогда не должна оставаться безнаказанной. (с. 165). 

Аксиома 32 

Дети, боясь, чтобы  их проступки не обнаружились во всей своей наготе, склонны, подобно всем остальным сынам Адама, придумывать  для себя оправдания. Это - недостаток, который обычно граничит с ложью или приводит к ней и потому не должен быть терпим в них; но устранять его нужно скорее пристыживанием, чем суровостью. Поэтому если ребёнок, спрошенный о чём-нибудь, начинает с оправдания, то советуйте ему в серьёзном тоне рассказать правду; если и после этого он упорно продолжает хитрить и лгать, его следует наказать. Но если он сразу сознается, вы должны похвалить его за искренность и простить ему его проступок, каков бы он ни был, и простить так, чтобы никогда больше не попрекать им и не напоминать о нём. Ибо, если вы хотите, чтобы он любил быть чистосердечным, если вы хотите постоянной практикой привить ему привычку всегда быть чистосердечным, то вы должны заботиться о том, чтобы это никогда не причиняло ему ни малейшей неприятности. Напротив, откровенное признание с его стороны не только должно влечь за собой полную безнаказанность, но, помимо того, должно поощряться какими-нибудь знаками одобрения. Если его оправдание в каком-либо случае таково, что вы никак не можете установить в нём какую-либо ложь, то пусть оно сойдёт за правду. И вы ни в коем случае не должны выказывать какое-либо подозрение. Пусть он ценит своё доброе имя, которым пользуется в ваших глазах, возможно выше ибо, если он однажды убедится, что он его потерял, вы тем самым утратите сильное и лучшее средство влиять на него. Поэтому до тех пор, пока вы можете так поступать, не поощряя в нём лживости, не давайте ему думать, что вы считаете его лжецом. Из этого соображения можно на маленькие отступления от истины смотреть сквозь пальцы. Но после того как он был однажды наказан за ложь, вы уже никогда ни в коем случае не должны прощать её, раз только вы  заметите, что он провинился в ней. Ибо, раз этот проступок был ему запрещён и он мог в дальнейшем его избегнуть, если бы не стремился к нему умышленно, повторение проступка свидетельствует о полной испорченности и должно повлечь за собой подобающее наказание. (с. 166). 

Аксиома 33 

Таковы мои  мысли относительно общего метода воспитания молодого джентльмена. Я склонен  думать, что этот метод может  оказать известное влияние на общий ход его воспитания; но я далёк от мысли, что им охвачены и все частные моменты, которые могут быть выдвинут возрастом или особенностями характера. Предпослав эти общие соображения, мы должны теперь перейти к более тщательному рассмотрению некоторых частных вопросов воспитания джентльмена[6]. (с. 166).