Аксиомы воспитания Джона Локка

Аксиома 14 

Послушание и  уступчивость, внушённые детям настойчивостью родителей в столь раннем возрасте, что дети не могут помнить, как  эти качества у них появились, будут казаться детям естественными  и в дальнейшем будут проявлять своё действие с силой природных качеств, предупреждая всякое сопротивление и недовольство. Нужно лишь позаботиться об одном: начать применение этого метода рано, а затем неуклонно его держаться, до тех пор, пока почтительный страх и уважение к родителям не войдут у детей в привычку, пока не исчезнут малейшие проявления непокорности с их стороны и они не проникнуться готовностью слушаться. Именно эта почтительность, если только удалось укрепить её в детях (а этого следует добиться в раннем возрасте, ибо иначе эта почтительность может быть достигнута лишь ценою усилий и побоев, которых потребуется тем больше, чем позже приступить к воспитанию), в сочетании с такой мерой снисходительности, которая не позволила бы детям использовать её во зло, должна явиться в будущем, после того как дети подрастут и сделаются разумнее, средством воздействия на них; а не побои, брань или другие унизительные наказания. (с. 95). 

Аксиома 15 

Что это так, всякий легко согласится, если только подумает над тем, в чём заключается цель разумного воспитания и чем оно определяется. 

1. Кто не имеет  власти над своими наклонностями,  кто не в состоянии устоять  против импульса удовольствия  или страдания данной минуты  и следовать голосу разума, указывающего, как нужно поступить, тот не обладает истинными принципами добродетели и деятельности и рискует оказаться ни на что негодным человеком. Эта выдержка, которая является противоположностью природной стихийности, должна приобретаться своевременно; привычка к ней, как истинная основа будущей жизнеспособности и счастья, должна внедряться в душу как можно раньше, уже с первых проблесков сознательности и понимания у детей, и тот, кто следит за их воспитанием, должен её укреплять в них со всей тщательностью и всеми возможными средствами. (с. 95). 

Аксиома 16 

2. С другой  стороны, если душа ребёнка  слишком придавлена и принижена,  если его ум пришиблен и  сломлен слишком строгим обращением, он теряет всю свою силу  и энергию и оказывается ещё  в худшем состоянии, чем в  первом случае. Ибо своенравные юноши, отличающиеся живостью и умом, выходят иногда на правильную дорогу и таким образом становятся дельными и крупными людьми; но пришибленные, робкие и вялые души и духовно неразвитые люди вряд ли в состоянии когда-либо подняться и очень редко чего-либо достигают. Избегнуть той и другой опасности - большое искусство, и тот, кто нашёл способ сохранить душу ребёнка непринуждённой, деятельной и свободной и в то же время - удерживать ребёнка от многих вещей, к которым его влечёт, и направлять его к тому, что ему не совсем нравится, тот - скажу я - постиг, как примирить эти кажущиеся противоречия, тот, по моему мнению, овладел действительным секретом воспитания.( с. 96). 

Аксиома 17 

Побои. 

Обычный метод  воздействия наказанием и розгой, который не требует ни усилий, ни много времени, этот единственный метод поддержания дисциплины, который широко признан и доступен пониманию воспитателей, является наименее пригодным из всех мыслимых приёмов воспитания, так как он приводит к обоим упомянутым вредным последствиям; а они, как мы показали, представляют собой Сциллу и Харибду, которые, с той ли или другой стороны, губят всякого, кто сворачивает с правильного пути. 

Этот вид наказания  совсем не способствует преодолению  нашей естественной склонности предаваться физическим и мимолетным удовольствиям и всячески избегать страданий, а скорее поощряет эту склонность и тем самым укрепляет в нас то, что является корнем всех порочных поступков и отступлений от правильной жизни. В самом деле, какой другой мотив, кроме чувственного удовольствия или страдания, руководит ребёнком, который только из страха быть высеченным корпит над книгой вопреки своей склонности или воздерживается есть нездоровый плод, в котором находит удовольствие? В данном случае он только отдаёт предпочтение большему физическому удовольствию или избегает большего физического страдания. И что собственно значит - регулировать его поступки и направлять его поведение, используя подобные мотивы? Разве это не значит - спрошу я вас - поощрять в нём то самое начало, искоренение и уничтожение которого является нашей задачей? Я не могу поэтому признать полезным для ребёнка какое бы то ни было наказание, при котором стыд пострадать за совершённый поступок не действует на него сильнее, чем само страдание. (с. 96). 

Аксиома 18 

Здесь позвольте  обратить внимание на одну вещь, которую я считаю ошибкой обычного метода воспитания: она заключается в обременении детской памяти всевозможными правилами и предписаниями, которые часто бывают недоступны их пониманию и всегда детьми забываются сейчас же, как только они их получили. Если вы желаете, чтобы дети выполнили какое-либо действие или сделали это иначе, когда они забывают или делают это неудачно, заставляйте их много раз переделывать, пока они не достигнут совершенства. Этим вы добъётесь двух полезных результатов. Во-первых, вы увидите, способны ли они выполнить данную работу и можно ли рассчитывать, что они её выполнят: ведь от детей иногда требуют таких вещей, которых, как мы убеждаемся уже на опыте, они не умеют делать, и раньше, чем требовать от них выполнения, следовало бы их поучить и поупражнять. Но воспитателю гораздо легче приказывать, чем учить. Другая польза, которая получается от этого, заключается в том, что если дети будут многократно проделывать одно и то же действие до тех пор, пока оно не станет для них привычным, выполнение уже не будет зависеть от памяти или размышления, свойственных не детству, а зрелому возрасту, но станет у них чем-то естественным. 

Так, например, для  хорошо воспитанного человека кланяться  джентльмену, когда тот его приветствует, и смотреть ему в лицо, когда тот говорит с ним, становится, благодаря постоянной практике, столь же естественным, что и дышать: для этого не требуется ни думать, ни рассуждать. Если вы таким путём излечили вашего ребёнка от какого-либо недостатка, вы его излечили навсегда; и таким же способом вы можете искоренить в детях один за другим все недостатки и привить им какие угодно привычки. (с. 102-103). 

Аксиома 19 

Этот метод  обучения детей путём повторной  практики, путём многократного выполнения, под наблюдением и руководством воспитателя, одного и того же действия до тех пор, пока дети не привыкнут  делать это хорошо, с какой бы стороны мы ни рассматривали его, имеет столько преимуществ перед методом, рассчитанным на правила, которые дети должны усвоить с помощью памяти, что я могут только удивляться (если можно вообще удивляться дурным обычаям), как он мог оставаться в столь большом пренебрежении. Укажу здесь ещё на одно преимущество. Пользуясь этим методом, мы можем видеть, соответствуют ли требования, предъявляемые к ребёнку, его способностям и подходит ли тот или другой приём к природным дарованиям и конституции ребёнка; это ведь также должно приниматься в соображение при правильном воспитании. Мы не должны рассчитывать на то, чтобы полностью изменить их прирождённые характеры, чтобы сделать весёлого человека задумчивым и серьёзным, а меланхолика весёлым человеком, не портя их. Бог наложил определённую печать на душу каждого человека, которая, подобно его внешнему облику, может быть немного исправлена, но вряд ли можно её целиком изменить и превратить в противоположное. 

Поэтому тот, кто  имеет дело с детьми, должен основательно изучить их натуры и способности и при помощи частых испытаний следить за тем, в какую сторону они легко уклоняются и что к ним подходит, каковы их природные задатки, как можно их усовершенствовать и на что они могут пригодиться. Он должен подумать над тем, чего им недостаёт и могут ли они это приобрести с помощью прилежания и усвоить путём практики, и стоит ли об этом стараться. Ибо во многих случаях всё, что мы можем сделать и к чему мы должны стремиться, это использовать наилучшим образом то, что дали природа, предупредить те пороки и недостатки, к которым наиболее предрасположена данная конституция. Природные дарования каждого должны быть развиваемы до возможных пределов; но попытка привить ребёнку что-либо другое будет только бесплодным трудом, и то, что таким образом будет на нём налеплено, в лучшем случае окажется не к лицу и всегда будет производить неприятное впечатление принужденности и манерности. (с. 103-104). 

Аксиома 20 

Нам не может  не нравиться гуманный, доброжелательный и деликатный характер, где бы мы с ним не сталкивались. Свободный дух, владеющий собою и всеми своими действиями, не низменный и не ограниченный, не высокомерный и не дерзкий, не запятнанный никакими серьёзными пороками,- вот что пленяет каждого. Поступки, которые естественно исходят от такой благородной души, также нам нравятся, как её подлинные внешние проявления, и поскольку они являются как естественными эманациями духа и внутренней настроенности, они могут быть лишь свободными и непринуждёнными. В этом, мне кажется, заключается та красота, которая светится сквозь поступки некоторых людей, украшает всё, что они делают, и пленяет всех, кто с ними соприкасается: постоянной практикой они придали своему поведению его форму, и мелкие выражения вежливости и уважения, которые установлены в человеческих взаимоотношениях природой или обычаем, они сделали в себе настолько непринуждёнными, что они кажутся не искусственными или заученными, а естественно вытекающими из душевной мягкости и благожелательной настроенности.(с. 105) 

Аксиома 21 

Но всякое притворство, откуда бы они ни проистекало, всегда неприятно; ибо мы естественно ненавидим всё поддельное и осуждаем тех, кто ничем лучшим не может себя зарекомендовать. 

Простая и безыскусственная натура, предоставленная самой себе, гораздо лучше искусственной  неприятной манеры и подобных заученных приёмов плохой светскости. Отсутствие какого-либо светского качества или изъян в наших манерах, не отвечающий требованиям идеального изящества, часто не замечаются и не вызывают осуждения. Но всякая неестественность нашего поведения бросает только свет на наши недостатки и всегда привлекает чужое внимание, отмечающее в нас отсутствие здравого смысла или искренности. Воспитатели должны следить за этим с тем большей тщательностью, что как я уже отметил выше, эта некрасивая черта бывает благоприобретённой: она создаётся неправильным воспитанием и свойственна людям, которые претендуют на хорошую воспитанность и не желают, чтобы их принимали за людей, не знакомых с правилами хорошего тона и приличия, принятыми в обществе. Этот недостаток создаётся, если я не ошибаюсь, манерой праздных увещаний тех воспитателей, которые сообщают детям правила и указывают примеры, не сочетая свои наставления с практикой, не заставляя своих воспитанников повторять данные действия в их присутствии,- с целью исправить то, что в них есть неуместного или принуждённого,- пока они не станут вполне привычными и непринуждёнными. (с. 105-106). 

Аксиома 22 

При хорошей  натуре, проникнутой внутренней деликатностью, время и наблюдения сотрут большую  часть внешней грубости, обусловленной недостаточным воспитанием, к тому моменту, когда они подрастут, при том условии, если они воспитываются в хорошей среде. Если же они воспитываются в дурной среде, никакие правила в мире и никакие мыслимые меры исправления не в состоянии будут их отшлифовать. Ибо вы должны признать за несомненную истину, что какие бы наставления вы не давали и какие уроки благовоспитанности вы бы ни вдалбливали в них каждый день, самое большое влияние на их поведение будет оказывать общество, в котором они вращаются, и поведение тех людей, которые за ними смотрят. Дети (да и взрослые люди) в большинстве случает руководятся в своих поступках примером. Мы все, в некотором роде, хамелеоны, которые всегда принимают окраску окружающих предметов; и нечего удивляться этому в детях, которые лучше понимают то, что видят, чем то, что слышат. (с. 107-108). 

Аксиома 23 

Заговорив об обществе, я почти готов бросить перо и не беспокоить вас больше этой темой; ведь поскольку общество имеет  больше значения, чем все предписания, правила и наставления, то мне думается, почти совершенно бесполезно распространяться о других вещах и толковать об этом почти бесцельно. Ведь вы готовы задать мне вопрос: что же мне делать с моим сыном? Если я стану держать его всегда дома, я рискую тем, что он будет надо мной командовать; если же я буду держать его у чужих людей, то как можно будет уберечь его от заразы грубости и порока, которые повсюду так распространены? Дома он, может быть, сохранит больше невинности, но в то же время будет меньше знать жизнь: оставаясь всегда в одном и том же обществе и имея всегда дело с одними и теми же лицами, он, выйдя в свет, окажется ограниченным существом или чудаком. Такой взрослый птенец, лишь только он появится со всей степенностью, вынесенной из родного гнезда, непременно привлечёт к себе взоры и крики всего городского птичника, где найдётся и немало хищных птиц, готовых немедленно броситься в погоню за ним. 

Единственная  защита от света заключается в  основательном знании его, которое  нужно сообщать молодому человеку постепенно, в той мере, в какой он может его усваивать, и чем раньше, тем лучше, раз он находится в надёжных и искусных руках. Занавес нужно приоткрывать понемногу и вводить его нужно шаг за шагом, указывая опасности, ожидающие его со стороны некоторых званий, характеров, намерений и кружков. Следует подготовить его к тому, что одни будут его задирать, другие ласкать; предупредить его, кто, по всей вероятности, будет враждовать с ним, кто - направлять на ложный путь, кто - подкапываться под него и кто - оказывать услуги. Следует научить его, как распознавать и различать их, в каких случаях он должен давать им понять, что он видит их, их цели и махинации, и когда он должен это скрывать.