Жанр сонета в литературе

                 И столь любовь нежна,

                 И столь любовь ясна,

                 Что и льдины, как весна,

                 К жизни пробудила [18, с. 163]. 
 

     Однако  это чувство не всегда протекает  тихо, безоблачно, особенно если это  касается любви к замужней женщине. Вентадорн проходит все стадии: радость  встреч и горечь разлук, светлые  мгновения ожидания и муки ревности, тяжелые минуты разочарования, но он все равно продолжает ее любить, остается верен только ей: 
 

           На  целом свете не сыскать милей

           Красавицы приветливой и  статной.

           Она добра, и нет ее нежней, —

           Со  мной одним она  строга, пред ней

           Робею, что-то бормоча невнятно…

           …Да, я любезен с каждою иной —

     Готов дарить ее все, что пожелала,

     И лишь любовь я посвятил одной, —

     Все прочее так бесконечно мало [18, с. 164]. 
 

      Лирика  Бернарта де Вентадорна, при всей ее несомненной профессиональности. Передает глубокое и сильное чувство, охватывающее всего человека и позволяющее ему раскрыться во всем многообразии своей души.

      Кансоны писал и Джауфре Рюдель, певец  «любви издалека». Его изощренный стиль мотива, полный иносказаний и намеков, дает простор для очень смелых толкований.

      Для поэта типичны мотивы весенней природы, которая соотносится радостным настроением,  светлым пробуждением любовного чувства. Для Рюделя также характерно использование ряда фольклорных мотивов. Поэт описывает любовь, как «сладостное чувство», как некую болезнь, наваждение, как нечто внезапное и необъяснимое. Но реальные радости и горести любви также не проходят Рюделя стороной: 
 

            Мне в пору долгих майских  дней

            Мил щебет птиц издалека,

            Зато  и мучает сильней

            Меня  любовь издалека.

            И вот уже отрады нет,

     И  дикой розы белый  цвет,

     Как стужа зимняя, не мил.

     Мне счастье, верю, Царь царей

     Пошлет в любви издалека,

     Но  тем моей душе больней

     В мечтах о ней — издалека! [18, 165]. 
 

      Этот  мотив «любви издалека» создал устойчивую традицию.

      В Северной Франции поэзия возникла позднее — во 2-й половине XII века. Развивалась она под несомненным влиянием  провансальской поэзии. Французские поэты — труверы (от фр. trouver — находить, изобретать, заимствовать) — широко использовали опыт трубадуров, однако они создали и свои оригинальные жанры: «ткацкие песни», «майские песни», песни о крестовых походах и т. д., что связывает их с фольклором.

      Труверами была создана своеобразная, основанная на сложных аллегориях любовная мифология, в терминах которой описывалось  любовное чувство и взаимоотношения поэта и дамы. Поэзия приобретала многослойность, многосмысленность. Описание весеннего утра, шелеста листвы становилось символом и обозначением психологической ситуации, а не только и не столько картиной пробуждающейся природы.

      Как писал П.Б. Шелли: «Стихи труверов, подобно заговорам, открывают волшебные потайные источники счастья, заключенного в любовных муках. Невозможно воспринимать их и не стать при этом частицею созерцаемой нами красоты; едва ли нужно доказывать, что эти священные чувства, пробуждающие нежность и возвышающие душу, способны сделать людей лучше, великодушнее и мудрее и вознести их над тусклою мглою маленького себялюбивого мирка» [10, с. 277].  
 

     2.2 Сонет в итальянской литературе 
 

     2.2.1 Итальянский «новый сладостный стиль» 
 

      Как известно, итальянская поэзия развивалась  под непосредственным влиянием провансальской лирики. Многие провансальские трубадуры  еще в XII в. переселились в Северную Италию, где нашли себе подражателей. Сначала итальянские трубадуры подражали на провансальском языке, затем по-итальянски. Провансальская поэзия распространяется постепенно, из одного итальянского города в другой. Благодаря этому, в отдельных уголках Италии возникают т.н. школы, литературные объединения. Например, сицилийская школа поэтов, которая широко использовала опыт и традиции трубадуров. В центре их поэзии стоит образ «мадонны»: это, по мнению С.С. Мокульского, «жестокая повелительница, воплощение абстрактной красоты, которая доводит покорного ей «вассала» до смерти; но он благословляет эти мучения…» [14, с. 29]. Эта лирика способствовала формированию итальянского стиля и поставила вопрос о создании единого литературного языка.

      Из  Сицилии провансальская поэзия переносится  в Тоскану, где подвергается еще большим изменениям, что обусловлено социальной средой. Здесь образ прекрасной дамы приобретает реальные черты. В Болонье любовь получает возвышенный характер, а «мадонна» становится символом  чистой и истинной поэзии. Новое содержание создает новую форму, разнообразие ритмов и т.д. Новая  школа получает название школы «сладостного нового стиля» (dolce stil nuovo). Ее основатель — болонский поэт Гвидо Гвиницелли (1240-1276), однако Санктис называет «Гвиницелли предшественником стиля, а его создателем — Чинно, поэтом — Кавальканти» [23, с. 63].

      В свою очередь, «новый сладостный стиль» — литературное направление, характеризующееся  разрешением центральной проблемы Средневековья — взаимоотношения  «земной» и «небесной» любви, где  в результате «земная» любовь сливается  воедино с любовью «небесной». Здесь разрабатываются такие формы, как кансона, сонет, баллата и т. д.

        Поэзия «сладостного стиля отличается  правильностью, изяществом и простотой.  Например, сонет Бондие Диетаюти  отвечает поставленным требованиям:  
 

            Когда минует срок неясных  дней,

            Мир в радости великой  пребывает,

            Журчит  прозрачная вода ключей,

            И свежая трава благоухает, 

             И трудится, как прежде, соловей

            И сладостные гимны  вспоминает,

            И с наступлением поры своей

            Влюбленный счастье вновь переживает. 

            А я страдаю по чужой вине:

            Любимая неласкова со мною

            И за любовь презреньем платит мне. 

            Я не могу любить и  быть слугою;

            От  общего веселья в  стороне,

            Я не живу, я мучаюсь  весною [19, с. 179].

        

     Сквозь  весь сонет проходит какая-то легкость: мы рисуем себе картину природы, представляем себе влюбленного поэта, который мучается от  своей  любви, чувствуем те переживания и эмоции, которые он несет в себе. С точки зрения техники, формы и содержания он, в большинстве своем, идеален, что свидетельствует о большой культуре поэта.

      Гвидо Гвиницелли в своей поэзии воспевал любовь как чувство, облагораживающее душу не менее чем любовь к богу. Он утверждал, что благородство человека не зависит от сословного происхождения. Благодаря такому возвеличиванию человека его назвали предвестником Возрождения, а Данте назвал его своим «отцом» в искусстве песен любви. Его поэзия повлияла на становление таких поэтов, как Чино да Пистойя, Гвидо Кавальканти и Данте.

      Чино  де Пистойя был великолепным юристом, но любовь сделала его поэтом. Но первое дало о себе знать: он не описывает своих чувств как поэт, а как критик анализирует их. Из-за чего образ любимой абстрагируется и он отходит от реальности.

      В одном из лучших своих сонетов  Чино говорит о своей возлюбленной, как о чем-то возвышенном, совершенном, недосягаемом, что заставляет только умереть:  
 

            Ту, что живет в сознании моем,

            Амур  печатью отличил  своею,

            И в сердце каждого  разбужен ею

            Любезный  дух, уснувший было в  нем. 

            Что стал я трус,  она  повинна в том:

            В ее глазах — Амур, и я робею

            И лишний раз в них  заглянуть не смею

            В то время, как мы рядом  с ней идем. 

            И вдруг привет в  ее очах прекрасных

            Я замечаю, в самой  глубине,

            В какую разум мой  не проникает. 

            И мужество отказывает мне:

            Душа  моя, источник вздохов страстных,

            Навек проститься с сердцем помышляет [23, с. 54]. 
 

     Этот  сонет является примером художественного  сознания. В своих стихах он стремится  к отточенной, красивой рифме, обращает внимание не только на форму, но и на содержание. Его поэзия отличается мелодичностью и изяществом. Художественное сознание у Чино проявляется и в технике стиха. Все это помогает ему подчеркнуть музыкальность языка и стиха. «Никогда дотоле ни у одного поэта итальянский язык не звучал так нежно, напоминая собой прекрасный, гладко отполированный мрамор, с поверхности которого удалены все шероховатости и неровности» — писал Де Санктис [23, с. 61].

      Самым ярким представителем поэзии «нового  сладостного стиля» является Гвидо  Кавальканти (ок. 1260-1300). Он так же, как и Чино, достиг большого технического совершенства. Он очень сильно любил свой язык и сделал все, чтобы «очистить и упорядочить» его. Кавальканти затмил всех поэтов: и Чино, и Гвиницелли. Но, прежде всего, Кавальканти был философом, что очень сильно повлияло на его творчество. Под его пером поэзия ожила: бессодержательные рассуждения трубадуров сменились научными рассуждениями и риторикой. В своих стихах Кавальканти отражает подлинные впечатления и свои чувства, сочиняя, в основном, для развлечения.

      Кавальканти писал о любви и к крестьянкам, и к пастушке, и к знатной даме. Темы поэзии те же, что и у трубадуров, но Кавальканти дает им жизнь, реализует: он рисует не только оболочку, но и работает над содержанием, вводя чувства, образы и характеры, т.е. «реальную жизнь и действие».

      Например, сонет Кавальканти, посвященный своей госпоже, отвечает всем принципам его поэзии: 
 

            Красавиц  обольстительные  взоры,

            Нарядных  всадников блестящий  строй,

            Беседы  о любви и птичьи хоры,

            Корабль, бегущий по волне  морской, 

            Прозрачность пред зарей, что вспыхнет скоро,

            Снег, падающий тихо над  землей,

            Журчание  ручья, лугов узоры,

            Каменьев  блеск в оправе золотой —  

            Что это все пред дивной красотою

            И благородством госпожи  моей?

            Презренный  тлен, не стоющий  и взгляда! 

            Как перед небом меркнет  все земное,

            Так все, что видишь, меркнет перед ней.

            Добру соединиться с  ней — отрада [19, 178]. 
 

     Здесь Кавальканти тонко описывает  всю прелесть природы, обстановку вокруг, и ты погружаешься в атмосферу  Средневековья. Но «красота» и «благородство» его госпожи не может сравниться с «прозрачностью» неба, снегом, который нежно ложится на землю, с тихим «журчанием ручья» — все это недостойно ее. Этот сонет типичен для тематики «нового сладостного стиля», любовь к «земной» женщине перерастает в преклонение перед «воплощением божественного начала».