Употребление народных поверий и примет в ранней лирике Есенина

Введение

 

 

 

 

История примет и поверий  восходит к древнему прошлому Руси, к дохристианскому времени. Человек  той эпохи, ощущая свою зависимость  от явлений природы и жизненных  условий, верил в существование  и могущество сверхъестественных сил, искал у них защиты, участия  и помощи. Он создал для себя целый  пантеон богов и духов, отвечающих его нуждам. Каждое божество наделялось определёнными качествами и способностями, и отвечало за вверенное ему владение. Человек верил, если принести жертву божеству, можно задобрить его  и получить желаемое, например, ускорить приход весны, увеличить шансы на хороший урожай и т.п. Для этого  проводились соответствующие обряды: водились хороводы, пелись весенние песни - «заклички», выпекались птички-веснянки и т.д. С приходом христианства вера в языческих богов постепенно исчезла, но приметы и обряды той эпохи, связанные с крестьянским бытом, соединившись с церковными установлениями, по сей день живут в памяти русского народа. Переплетение двух культур нашло яркое отражение в ранней лирике нашего знаменитого земляка.

Великий русский поэт С.А. Есенин родился и вырос в селе Константинове, Кузьминского уезда Рязанской волости. Традиции русского народа в том состоянии, в котором они тогда находились, в буквальном смысле слова, выпестовали будущего гения. С самого раннего детства, когда сознание его только пробуждалось, он уже слышал образную народную разговорную речь. Мать Татьяна Фёдоровна пела ему старинные песни. Бабушки Наталья Евтеевна и Аграфена Панкратьевна рассказывали сказки. Дед Фёдор Андреевич пересказывал Библию. Маленький Серёжа Есенин запоминал услышанное и некоторые сказки переделывал на свой лад. С девяти лет начал слагать стихи. Знание народного языка сыграло огромную роль в становлении его поэтического таланта. Помимо языковой культуры, Серёжа Есенин с раннего детства знакомился с обычаями и устоями русского крестьянства. Он смотрел на мир глазами сельчан и воспринимал окружающую действительность их разумом. Он так же, как и они, верил в Бога и предания языческой старины. Мировосприятие, доставшееся ему от предков, естественно и непринуждённо легло в основу его творчества.[5]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава I. Употребление народных поверий и примет в ранней лирике Есенина

Есенин, особенно в ранней лирике, часто употребляет народные поверья и приметы, опираясь на обряды, бытующие в начале 20 века на его родине в селе Константинове. Показательным  в этом смысле является стихотворение  «За рекой горят огни», написанное в 1914-1916 г.г., опубликованное в 1952 году.

В стихотворении рассказывается о славянском языческом празднике  «Ивана Купалы». Этот праздник, отмечавшийся с глубокой древности многими  народами Европы, в том числе и  славянами, отражал пантеистическое  восприятие природы и был связан с летним солнцеворотом. Христианство приспособило его к своей культовой  практике, связав с рождением Иоанна Крестителя (24 июня по старому стилю). Народ широко отмечал день Ивана  Купалы, сохранив многое из прежней  языческой обрядности: прыганье через  костры, бросание в воду венков, поиск  цветка папоротника.[8]

В настоящее время купальский праздник, утративший свой религиозный  смысл, но сохранивший ряд народных обрядовых элементов, отмечается в  некоторых районах России, как  день лета и молодёжи. На Украине и в Латвии он называется лиго.

Старожил села Константинова, З.П. Харламова (1938 г.р.), наша современница, дала объяснения некоторых примет и  поверий родины поэта, местных сёл  и деревень. Зинаида Петровна объясняет, что в Константинове день Ивана  Купалы являлся праздником божества лета, полевых цветов и плодов. Каждому  языческому богу посвящалось своё дерево. «Купале» - берёза. Это дерево юных дев  и невест. Девушки плели венки  из берёзовых веточек, украшая их полевыми цветами. На праздник Ивана  Купалы в Константинове жгли костры на кулижках - лужайках возле домов. В огонь бросали всё старьё: мётла, грабли, колёса от телег. Огонь считался очищающим. Существовало поверье, что прыгающие через костёр очищаются от нечисти и скверны. Здесь же у костров водили хороводы девушки, устраивали игрища.

 

А у наших у  ворот

Пляшет девок корогод...

Стихотворение Есенина начинается зарисовкой, которая соответствует  константиновскому пейзажу. Известно, что село Константиново стоит на высоком правом берегу реки Оки, где предположительно и происходило действие праздника.

 

За рекой горят  огни,

Погорают мох  и пни.

Ой, купало, ой, купало,

Погорают мох  и пни.

 

Продолжая развивать тему, Сергей Есенин вводит в стихотворение  образ «лешего» - персонаж русских  народных сказок и языческих поверий.

 

Плачет леший  у сосны,

Жалко летошней весны.

Ой, купало, ой, купало,

Жалко летошней весны.

Лесной дух, или леший, по преданиям старины являлся  хозяином лесной чащи. Христианизация не смогла вытеснить из народного  сознания представления о лешем, ибо последние были, прочно переплетены  с промыслово-хозяйственными и бытовыми нуждами крестьян. Христианство распространило понимание «нечистой силы» на лешего, и христианский чёрт приобрёл многие атрибуты лешего. В Константинове  «подручного» лешего называли блуд Запись Харламовой З.П. (1938г.р.) от 2006 г.. [6]

Сергей Есенин в своём  стихотворении употребляет два  диалектных слова: «летошний» и «корогод». «Летошний» - в рязанской области значит прошлогодний. «Корогод», по В.И. Далю, то же самое, что и хоровод.[4] Само стихотворение похоже на весёлую хороводную песню, так как «Ой, купало, ой, купало...» повторяется в каждом четверостишии:

 

Кому горе, кому грех,

А нам радость, а нам смех.

Ой, купало, ой, купало,

А нам радость, а нам смех.

 

Сергей Есенин упомянул праздник Ивана Купалы и в стихотворении  «Матушка в купальницу по лесу ходила», которое было написано в 1912 году. Купальница - канун праздника Ивана Купалы, приходившийся на 23 июня. Народные поверья, которыми отмечен этот день и день Ивана Купалы, был связан с языческими верованиями в сверхъестественные силы, способные смыть с тела человека недуги и наделить его крепостью  и здоровьем.[8] Особую целебную и колдовскую силу имели травы и цветы:

 

Травы ворожбиные ноги ей кололи,

Плакала родимая в купырях от боли.

 

Предание гласило, что  в ночь на Ивана Купалу из земли  выступают клады и сокровища, и человек получает возможность  добыть их. В праздник летнего солнцеворота гадали на судьбу.

В Константинове бытовало поверье, что каждому ребёнку  с рожденья была уготовлена своя судьба: счастливая или несчастная, которые  назывались «доля» и «недоля», «среча» и «несреча». «Среча - красивая и добрая, Несреча - злая и коварная, недовольная». Запись Харламовой З.П. (1938г.р.) от 2006 г. Можно было узнать о судьбе ребёнка и по горящей свече: если свеча горит без копоти, а воск не стекает, - жизнь сложится удачно, если огонёк свечи горит неровным пламенем с треском и копотью, а воск, стекая, образует так называемые «слёзы», значит, жизнь будет несчастливой. Там же.[9]

Стихотворение «Матушка в  Купальницу» целиком и полностью  построено на пантеистическом мировосприятии. Непосредственная и живая связь  с «обстающим храмом вечности» С. А. Есенин. «Ключи Марии»., в котором всё одухотворено невидимыми сверхъестественными силами, ощущается в каждой строчке:

 

Родился я с  песнями в травном одеяле.

Зори меня вешние в радугу свивали...

Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,

Сутемень колдовная счастье мне пророчит.

 

Мифологизируя своё рождение, называя себя «внуком купальской ночи», Есенин заявляет о себе, как  о прямом наследнике духа далёких  предков. Он - избранник судьбы - волен  выбирать свой жизненный путь:

 

Только не по совести  счастье наготове,

Выбираю удалью и  глаза и брови.

Как снежинка белая, в просини я таю

Да к судьбе разлучнице след свой заметаю.

 

 В более позднем  стихотворении «Гой, ты, Русь моя  родная» поэт вновь ставит  себя перед выбором между «раем»  и «родиной» и выбирает земное  счастье:

 

Если крикнет  рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: «Не надо рая,

Дайте родину мою...»

 

Тема «доли» и «недоли» очень характерна для ранней есенинской лирики. А вместе с ней приобретает  особое значение и тема выбора судьбы, тема волевого преодоления предопределённости. Связано это было с тем, что  поэт одновременно и верил, и не верил  в своё поэтическое призвание. В  самом начале пути будущее оставалось для него не прояснённым и обманчивым. Он прекрасно понимал, что «счастье» не свалится само на голову, и поэтому надеялся только на собственные силы. Личный опыт, личное осознание смысла жизни постепенно и последовательно подводили его к революционным идеям «Нового Спаса» и «Инонии».

Стихотворение «Зашумели  над затоном тростники…» (1914) полностью  построено на приметах и поверьях Константинова. Однако смысл его  сводится к самому важному для  поэта, как, впрочем, и для всего  человечества, вопросу, принуждающему  выбирать между жизнью и смертью. Трагическое по содержанию стихотворение  рассказывает о гадании девушки  на свою судьбу:

 

Зашумели над  затоном тростники.

Плачет девушка-царевна  у реки.

Погадала красна-девица в семик,

Расплела волна  венок из повилик.

Ой, не выйти в  жёны девушке весной,

Запугал её приметами  лесной.

На берёзке  пообъедена кора,

Выживают мыши девушку с двора.

Бьются кони, грозно машут головой.

Ох, не любит чёрны косы домовой.

Запах ладана от рощи ели льют.

Ходит девушка  по бережку грустна,

Ткёт ей саван  нежнопенная волна.

Действие стихотворения  происходит в четверг седьмой  недели после пасхи. В народе этот день называется семик. Этот древнеславянский языческий праздник, знаменовал конец  весны, начало лета и был связан с  верой наших предков в растительных духов. Характерно его древнее название - «зелёные святки». Название «семик» закрепилось за этим праздником уже после принятия христианства на Руси. Семик слился с праздником Троицы (семик праздновался в четверг седьмой недели после пасхи, Троица - в воскресенье, завершаюшее ту же неделю), но возникшие в древности обрядовые действия сохранились, несмотря на то, что не имели отношения к содержанию христианского празднества. Некоторые обычаи семика сохранялись в сельской местности до недавнего времени. В этот день, как и на Троицу, гадали по венкам. Вначале плетут венки, надевают их себе на голову, потом идут к реке, снимают венки, опускают их на воду возле берега и, сквозь венок, зачерпнув рукой воды, умываются. Затем, взяв венок, бросаю далеко на воду. Если он потонет, то счастья не жди. Не потонет - радуйся. Это обрядовое гаданье отразилось в стихотворении Есенина. Не обошлось в нём и без нечистой силы: «лесного» и «домового». Лесной - это тот же самый леший. Домовой в религиозных верованиях - дух, живущий в доме, охраняющий домашний очаг. В представлениях о домовом отразились пережитки первобытных культов. С верой в домового связаны многочисленные обряды: принесение в жертву, кормление, приглашение в новый дом и др. Языческая тема присутствует в есенинском стихотворении и в описании природы.[5] Природу Есенин одухотворяет, подобно язычнику. Она является у него живым действующим лицом. Она не безучастна к переживаниям главной героини стихотворения.

В стихотворении «Троицыно  утро, утренний канон…» Сергей Есенин использует мотивы, связанные с праздником Троицы, который на Руси отмечался  широко и повсеместно. Однако и здесь  они служат только фоном для выявления основной идеи, связанной со страстным желанием предугадать собственную судьбу в её трагической предопределённости.

Троицыно утро, утренний канон Канон - (от греч. Kanon - норма, правило) - свод положений, имеющих догматический характер. В христианстве - законы, правила, которые исходят якобы от самого Иисуса Христа и апостолов. В широком смысле слова - это правила, касающиеся вероучения, догматики, культа, церковной организации, возведённые церковью в закон. В узком смысле слова канон - постановление вселенского собора об устройстве церкви и религиозной жизни. Но в данном случае канон является богослужебным песнопением, входящим в состав утрени.

Благовест - один из видов  церковного колокольного звона, отличающийся от перезвона и трезвона, тем, что  производится в один колокол. Благовестом  верующие призываются на богослужение, что является для них, с точки  зрения церкви, радостью, благом.

 Обедня - вид богослужения, происходящий в обед, т.е. в  середине дня.,

 

В роще по берёзкам белый перезвон.

Тянется деревня  с праздничного сна,

В благовесте ветра  хмельная весна.

 

Праздник Троицы приходился на пятидесятый день после Пасхи, поэтому его другое название - Пятидесятница. На пятидесятый день после воскрешения  Иисуса Христа, апостолы услыхали доносившийся с неба шум, похожий на надвигающуюся  бурю, затем над их головами внезапно вспыхнули огненные языки. Это Дух  Святой снизошёл на апостолов, и тогда  они отправились по миру проповедовать  учение Христа. По христианским представлениям праздник Троицы олицетворяет три лица Бога - Бог-отец, Бог-сын и Бог-дух святой. Вера в то, что Бог существует в трёх лицах, или ипостасях, оформлена в виде догмата, принятого в церковном соборе в Константинополе в 381 году. Внушая её своим последователям, христианская церковь подчеркивает «непостижимость» догмата для человеческого разума, что якобы свидетельствует о его сверхъестественном характере. В действительности представления о божественной Троице сложились в глубокой древности. Троицы существовали в религиях Древнего Египта (Осирис, Изида, Гор), Древней Индии (Брахма, Вишну, Шива), Вавилонии (Ану, Эа, Бэл) и других, явившись отражением факта существования моногамной семьи. По мнению ряда исследователей, Троицы богов возникли как связующее звено между многобожием и единобожием в период перехода от политеизма к монотеизму. [5,8]

На Руси пятидесятница, так  же, как и «семик», была связана  с гаданиями на судьбу. Задумывался  и Есенин о своём будущем, которое  чаще всего представлялось ему не в радужном цвете. Поэтому в стихотворении  «Троицыно утро» к ощущениям  праздника примешиваются настроения неуверенности, сомнений и страха. Судьба не обещает поэту ничего хорошего:

 

На резных окошках  ленты и кусты.

Я пойду к обедне плакать на цветы.

 

Здесь следует сказать, что  обрядность семицкой и Троицкой недели включает в себя культ растительности. На Троицу украшали зеленью дома снаружи  и внутри, пол в избе обязательно  устилали душистыми травами и  цветами, а на улицах ставили молодые  деревца. Этот старинный обычай вошёл  и в церковный ритуал - церковь тоже украшали зеленью, пол устилали травой, а к обедне ходили с букетами цветов. Зелень должна была обеспечить плодородие, хороший урожай, принести здоровье людям и домашнему скоту, уберечь от всего нечистого, вредоносного. Повсеместно в русских деревнях существовал обряд «завивания берёзки» и заплетания венков.