Несколько столетий в России литературным языком был церковнославянский. На основе глубокого изучения живой разговорной  речи Ломоносов создает первое научное  описание русского языка, устанавливает  систему его грамматических норм («Российская грамматика», 1757). Более  того — он осуществляет реформу  и определяет пути сложения литературного  языка, он узаконивает использование 

    живого  русского языка, который должен быть обогащен всем лучшим, что дал церковнославянский язык за свою многовековую историю, открывает  в просторечии источник его постоянного  обновления. Языковая реформа Ломоносова открывала широкие возможности  для быстрого и успешного развития русской литературы — и поэзии и прозы.

    Творческая  работа многих талантливых поэтов —  от Кантемира до Сумарокова и его  школы — сделала русскую литературу жанрово богатой. Получили признание  и завоевали авторитет оды (торжественные, философские, анакреонтические) и басни, сатиры и песни, послания и эклоги, стансы и элегии, поэмы (героические  и шутливые, герои-комические) и переложения  псалмов. Сумароков, Херасков, а позже  Княжнин своими трагедиями и комедиями  внесли огромный вклад в национальную драматургию, подготовив условия для организации и успешной деятельности русского театра, который и был создан в 1756 году.

    В течение четырех десятилетий  классицизм был господствующим литературным направлением. С середины 1760-х годов  положение начало меняться. Нараставшие  из десятилетия в десятилетие  социальные противоречия крепостнической  России крайне обострились после  прихода к власти Екатерины II (1762). Закипавшая общественная борьба ставила  перед поэтами-классицистами новые  требования, выдвигала на обсуждение большие и больные вопросы  социальной и политической жизни  русского государства. Поэзия классицизма  не могла на них ответить. В самом  эстетическом кодексе этого направления  таилось глубокое и роковое противоречие. Как всякое искусство, классицизм был  призван отражать жизнь. Но его эстетический кодекс ставил между писателем и  окружающей его действительностью  преграду в виде правил. Реальная практика людей разных сословий, жизнь общества с его действительными противоречиями, судьба конкретного русского человека — его жизнь, его быт, его интимный мир, поиски счастья, его бедствия и  страдания — все это оказывалось  за бортом поэзии классицизма.

    В России сентиментализм стал складываться в 1770-е годы, в пору начавшегося  кризиса классицизма. Характерно, что  первыми сентименталистами оказались  бывшие приверженцы нормативной  поэтики — Херасков и М. Н. Муравьев. Идейно-эстетическое перевооружение дворянских литераторов продолжалось и в 1780-е  годы. В последнее десятилетие  века сентиментализм станет господствующим направлением дворянской литературы, которое возглавит Карамзин, создавший  в Москве своеобразный центр новой  школы.

    Общий смысл начавшейся «литературной  революции» определялся сближением литературы с действительностью. Преодоление  эстетических канонов классицизма  осуществлялось не вдруг, но мучительно и долго, в напряженных исканиях, и не всегда успешно. В то же время  эти искания не оставались безрезультатными и часто приводили к замечательным  открытиям. Главное было сделано: в  литературе — драматургии, прозе  и поэзии — были созданы первые реалистические произведения, был переброшен мост к Пушкину.

    Пушкин  выступил наследником и продолжателем  «литературной революции» XVIII —  начала XIX века, собирателем опыта  своих предшественников, как первых реалистов — «поэтов действительности», так и сентименталистов — поэтов «чувства и сердечного воображения», преодолев при этом односторонность  раскрытия человека, свойственную тем  и другим, и навсегда освободив  литературу от той, исторически обусловленной, художественной ограниченности писателей  прошлого, которая порождала эстетическую «невыдержанность» их творчества.

    Жанр  оды был введен еще Симеоном Полоцким, и получил развитие в творчестве М.В.Ломоносова, В.К.Тредиаковского, Г.Р.Державина, придававших этому жанру особое воспитательное и поучительное значение.

    Первые  элегии в русской поэзии появились  в 1735 году, и принадлежали они нововводителю  Тредиаковскому. Он же определил этот жанр как «стих плачевный и  печальный», указав на необходимость  различия двух главных его мотивов  — смерть близкого человека и «не  зазорная любовь, но законная»; в обоих  случаях чувства изображаются поэтом «всегда плачевною и печальною  речью».¹ В 1747 году в «Эпистоле о стихотворстве» Сумароков также описал признаки элегии и сформулировал правила ее написания.

    Потребность же в поэтическом выражении духовного  мира личности стала проявляться  все с большей остротой. И тогда  то, что оказалась неспособной  выполнить элегия, стала выполнять  песня. Жанровые возможности песни  были более широкими — она могла  быть печальной и веселой, шуточной и сатирической, военной и застольной, в ней рассказывалось о любви  счастливой и несчастной, об изменах  и разлуках, о горе молодой женщины, выданной замуж за нелюбимого, и  т. д. Песня имела возможность  перенять функцию элегии в выражении  любовных чувств и не быть скованной  декретированными признаками жанра  — тематическими и ритмическими.

    Значительным  и своеобразным явлением русской  поэзии XVIII века были переводы из античных авторов. Первым был переведен Эзоп. Книга «Притчи Эзоповы...» в  переводе Ильи Копиевского вышла  на русском и латинском языках в 1700 году в Амстердаме. В России систематически переводы греческих  и римских поэтов стали печататься в 1740-е годы. В 1744 году была опубликована книга «Квинта Горация Флакка десять писем», переведенная Кантемиром (имя переводчика не было указано). Тогда же им завершенный и посланный  в Петербург перевод 55 од Анакреона  издан не был. В 1747 году вышел новый  сборник басен Эзопа (переводчик Сергей Волчков), который трижды переиздавался  в XVIII столетии. В следующем году читатель познакомился с переводами Ломоносова — в состав «Риторики» он включил оду («басню») Анакреона  «Ночною темнотою...» и знаменитое стихотворение Горация «Памятник» («Я знак бессмертия себе воздвигнул...»).

    С тех пор каждое десятилетие, до конца  века, регулярно выходили новые переводы. Русский читатель имел возможность  познакомиться с творчеством  греческих поэтов Гомера, Эзопа, Анакреона, Сафо и римских — Горация, Вергилия, Федра, Овидия, Ювенала. Два поэта  — Анакреон и Гораций — получили наибольшую популярность, к их произведениям  обращалось несколько поколений  переводчиков, они оказали наибольшее влияние на русскую поэзию века.

«Золотой  век» русской поэзии

    Золотой век русской поэзии в основном совпадает с эпохой расцвета романтической  поэзии в Западной Европе. Но его  поэзия — не романтизм. Она более  формальна, действенна, избирательна, классична, чем всякая иная поэзия (или во всяком случае поэтическая школа) девятнадцатого столетия. В каком-то смысле она, позднее дитя XVIII века, отставала от времени. По тону и атмосфере Пушкина сравнивали с Моцартом. Поэты Западной Европы, всего ближе стоящие по тону и чувству к нашим поэтам Золотого века, — это Бернс, Шенье, Парни. Что особенно важно — техника поэтов Золотого века никогда не отстает от вдохновения. Их поэзия совершенна, даже когда это малые поэты; когда же речь идет о великих, то  это безоговорчно великая поэзия. Техническое совершенство отличает поэзию двадцатых годов и от примитивной грубости державинской эры, и от выродившейся «расхлябанности» позднего XIX века.

    Поэзия  Золотого века была оригинальна, тогда  как предшествующие эпохи только заимствовали, но при этом она была прямым продолжением карамзинского  направления, его главным оправданием  и лучшим плодом. Как продолжение  его она была ”французской”, причем ”французской” XVIII века, ибо была враждебна  французскому романтизму. С 1820 г. и далее движение называет себя романтическим и открыто восстает против правил французского классицизма. Оно хочет большей свободы и новизны форм; оно любит оригинальность и живописность. Оно восхищается Шекспиром за широту его замысла и глубокое понимание человеческого сердца и Байроном — за могучее красноречие и действенные повествовательные приемы.

    По  сравнению с эпохой классицизма  здесь произошло возрождение  чувств и ощущений, но сама чувствительность поэтов Золотого века была чисто классической; только немногие были заражены ”новой чувствительностью”, да и то лишь в  ее самых ранних формах. Точно так  же не было никакого ”возврата к  природе”. Даже символизм природы, присущий оссиановской школе, отсутствует  у Пушкина и его современников. Романтический пантеизм и романтический  анимизм появляются в русской  литературе лишь после 1830 года.

    Еще более подчеркивает связь Золотого века с восемнадцатым его четкая социальная окраска. Это было движение внутридворянское, движение джентльменов. Отсюда преобладание в его начальный период легких, светских стихотворений на анакреонтические сюжеты и темы; культ дружбы, веселого застолья и вина. Социально пушкинская пора — апогей литературной гегемонии дворянства. Высокая литература была полностью монополизирована представителями этого класса. В то же время печать почти полностью находилась в руках не-дворян — педантов, литературных поденщиков и торгашей. Классовые противоречия между ними совершенно ясны. Дворяне, к какой бы партии они ни принадлежали, в своем презрении к плебеям выступали единым фронтом. В тридцатые годы плебеи взяли реванш.

    Можно сказать, что Золотой век начался  тогда, когда поэзия стала подниматься  выше добродушных пустячков дмитриевской школы и обрела самостоятельную  и оригинальную интонацию в первых зрелых произведениях Жуковского, около 1808 г. Несколько лет спустя, по окончании войны, молодые сторонники Карамзина, возглавляемые Жуковским, Батюшковым и Вяземским, основали полушуточное литературное общество ”Арзамас”. Его заседания были пародией на торжественные заседания консервативного литературного общества шишковистов. Арзамасцы исповедовали культ поэтической дружбы, литературной беседы и легкого стиха.

    К 1820 г. движение стало серьезнее. После 1821 года на пять лет воцарилось влияние Байрона. Главной поэтической формой выражения становится стихотворная повесть. Назло консерваторам арзамасцы вызывающе принимают модный лозунг: романтизм. Одно за другим появляются произведения Пушкина; они имеют шумный успех; с ними соперничают произведения Жуковского, Баратынского, Козлова. Поэзия почти монополизирует книжный рынок. Дворянская партия становится единственным арбитром литературного вкуса. Но эта эпоха оказалась непродолжительной, и вскоре над ней стали собираться первые тучи. Подавление декабристского мятежа Николаем I (1825—1826) было роковым ударом для интеллектуальной дворянской элиты. В то же время чистая атмосфера XVIII века была отравлена: молодые люди следующего поколения занесли в Россию первые ростки германского идеализма. Журналисты, принадлежавшие к низшим классам, но с большими литературными претензиями и более прогрессивных взглядов, чем прежние, берут в свои руки печать и завоевывают популярность у читателя. Французский романтизм с его ничем не обузданным дурным вкусом отравляет воздух. Романы после толчка, который дал Вальтер Скотт, начиная с 1829 г. продаются лучше, чем поэзия. Дельвиг, центр дружеского поэтического кружка, умирает в 1831 г. В том же году Пушкин женится и становится лидером консервативной литературной аристократии. Молодые уже немолоды, лето Золотого века миновало. После 1831 г. литературную сцену занимают в Петербурге — толпа вульгаризаторов и шарлатанов, а в Москве — Адамы новой интеллигенции, которые уважают в Пушкине почтенный реликт прошлого, но отвергают его традиции, презирают его друзей и отказываются читать его новые произведения. В 1834 г. появляется первая статья Белинского — манифест новой эры русской цивилизации. В 1837 г., когда умирает Пушкин, Россия уже далеко ушла по новому пути. Пережившие Пушкина Жуковский, Баратынский, Языков, Вяземский — маленькая изолированная группа, забытая в чуждом, неприязненном мире.

    Так же важно, что именно в этот период развития русской поэзии, выделилась каста поэтов, добровольно покинувших двор, либо изгнанных за «свободомыслие», «инакомыслие». это были первые революционеры, выделившийся слой «свободной интеллигенции», недовольной правительством, и считавших  себя самих виновниками бедствий крестьянства, ибо просвещение не дало плодов, и теперь появилась необходимость физического устранения самодержавия. И лучше умы XIX века выступили первыми идейными революционерами, «приравнявшими перо к оружию».  

Особенности поэзии «Серебряного века»

    Лирика  серебряного века многообразна и  очень музыкальна. Сам эпитет “серебряный  век” звучит как колокольчик. Серебряный век подарил нам целое созвездие  поэтов. Поэтов-музыкантов. Стихи серебряного  века — это музыка слов. В этих стихах не было ни одного лишнего звука, ни одной ненужной запятой, не к месту  поставленной точки.

    В начале XX века существовало множество  литературных направлений. Это и  символизм, и футуризм, и даже эгофутуризм  Игоря Северянина. Все эти направления  очень разные, имеют разные идеалы, преследуют разные цели, но сходятся в  одном: необходимо исступленно работать над ритмом, словом, чтобы довести  манипулирование звуками до совершенства. Футуризм напрочь отказался от старых литературных традиций, “старого языка”, “старых слов”, провозгласив основой  стихосложения поиск новой формы  слов, независимой от содержания, то есть, иначе говоря, изобретение  нового языка. Работа над словом, над  “приручением” звуков становилась  самоцелью, иногда даже в ущерб смыслу.

    С психологической точки зрения, на рубеже XIX – XX веков были сделаны открытия, опровергнувшие все ранее существовавшие представления о мире и обществе, о самой жизни. И морально-психологические давления продолжаются и до сих пор, мир открывается с новых сторон, и люди каждый раз выстраивают жизненную концепцию заново, все более и более разочаровываясь в ней. Начинается глобальный «кризис правды». Она практически перестает существовать, и творчество становиться все более свободным и раскованным, особенно после революции, ощутив прилив новых сил и спад цензуры. Но ликование свободы было недолгим, очень скоро богемная интеллигенция осознала что попала в еще более стягивающий стальной обруч цензуры. Теперь не только нельзя было задевать какие то темы, но и в общем круг тем сузился в рамках государственной необходимости, в целях укрепления новой «религии» социализма.