Проблема авторства в Слове о полку Игореве

Мария Васильковна была социально активной личностью. С  ее мнением считался даже сам великий  князь Святослав, ее муж. Ипатьевская  летопись рассказывает, что в 1180 году произошло следующее: шел Давыд Ростиславич, князь Смоленский в ладьях по Днепру на охоту, а Святослав шел по Черниговской стороне, охотясь напротив Давыда. И тогда Святослав с княгиней своей и Кочкарем, милостником своим, не поведав знатным боярам думы своей, задумал устремиться на Давыда, чтобы пленить его, Давыд же с княгиней своей впрыгнул в ладью. Святослав же  с дружиной пытались догнать их по берегу и стреляли из луков по ним. Но Бог сохранил беглецов невредимыми. Святослав же захватил лишь дружину и имущество и вернулся из погони. На следующий день искали Давыда, но не нашли. Как видно из этого рассказа, мнение Марии и Кочкаря для Святослава оказалось достаточным и более важным, чем мнение знатных бояр, для принятия столь ответственного решения, как пленение Смоленского князя.

Великая княгиня Мария  Васильковна, по-видимому, принимала  участие в Киевском летописании. В эту летопись входят записи с 1179 по 1186 и за 1194 год. Характерной особенностью этих записей является обилие всякого  рода семейных подробностей, чего в  текстах летописи за другие годы почти нет. Так, например, в летописи Святослава под 1179 годом сообщается, что он женил сына Всеволода на польской княжне. Великий князь Киевский назван здесь без отчества и титула, просто по имени. Это мог сделать только его личный летописец (или жена). Еще запись: Всеволод Большое Гнездо выдал свою племянницу за сына Святослава - Владимира. Еще в одной записи очень кратко описано погребение матери Святослава в Кирилловской церкви, построенной ею в память своего мужа - Всеволода-Кирилла. Сообщается также об успешном отражении половецкого набега, в котором Святослав представлен как мудрый военачальник и т. д.

Как видно из этих записей, тема семейных отношений явно преобладает  над темой государственных отношений. Все семейные подробности, очевидно, указывают на то, что к написанию «Киевской летописи Святослава Всеволодича» имела какое-то отношение женщина, притом общалась она со Святославом по-свойски, называя его по имени, без титула и отчества, и подчеркивая его военное искусство. Такой женщиной могла быть только княгиня, а именно великая княгиня Киевская Мария Васильковна, жена Святослава Всеволодича.

В чем могло состоять участие Марии Васильковны при  составлении Святославовой летописи? Она могла давать княжескому летописцу  указания в общем виде о надобности написать на заданную ею тему. Могла проверять написанное летописцем сообщение и вносить свои изменения. Могла, наконец, сама написать летописный текст.

Женщина или  нет написала «Слово»?

В качестве одного из главных - если не самого главного - возражений против авторства женщины выдвигают то, что «Слово» - произведение о войне, а поскольку война - дело мужское, то и автор его, естественно, должен быть мужчиной. Спору нет, «Слово о полку Игореве» относится к военным повестям. В нем рассказано о походе Игоря со своими дружинами на половцев, о сражении, окончившемся поражением дружин, о пленении Игоря. Но рассмотрим внимательно, как в «Слове» изложено начало сражения: «Утром, в пятницу, потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девиц половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. Ортмами, япончицами и кожухами стали мосты мостить по болотам и топким местам - и всяким узорочьем половецким. Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряное древно - храброму Святославичу!». По этому описанию совершенно невозможно воссоздать картину сражения. Собственно, о сражении здесь сказано поверхностно, в самых общих фразах: половецкие полки «потоптаны». А вот о военной добыче говорится, наоборот, очень подробно: ценные украшения и одежды перечислены со всей скрупулезностью. Так писать могла только женщина. Более того, в поэме, там, где приведено окончание сражения Игоря, а также в описаниях сражений давно минувших дней - всюду предметы военного обихода снабжены яркими эпитетами, например: щиты червленые, сабли каленые, полки железные. Метафорично говорится о действиях воинов на поле брани: занять оборону - это значит кликом поля перегородить, пойти в наступление - рассыпаться стрелами по полю. Таких эпитетов и метафор здесь очень много. Именно они придают поэме ту особую поэтичность, которая выделяет ее из остальной массы древних, безусловно, замечательных, но все же прозаических литературных произведений. Такая манера описания сражений, какую мы видим в «Слове», явно более подходит автору-женщине, нежели мужчине.

Против авторства женщины, на первый взгляд, свидетельствуют  и многочисленные употребления образов  из соколиной охоты. Считается, что  широкое применение образов соколиной охоты указывает на то, что автор был хорошим охотником. Отсюда вывод напрашивается сам собой: поскольку охота - занятие чисто мужское, то автор поэмы - мужчина. В общем виде это так, но применительно к «Слову» этот вывод представляется спорным. Автором могла быть и женщина. И вот почему. Во-первых, по описаниям в поэме воссоздать ни одну из сцен соколиной охоты нельзя, поскольку они изложены в самых общих чертах и метафорично, можно сказать чисто по-женски (как и ратные сцены). Ведь не называем же мы охотниками сочинителей фольклорных произведений, в которых имеются образы соколиной охоты. Во-вторых, известно, что женщины лично участвовали в княжеских охотах.

Еще одна литературная особенность  может свидетельствовать в пользу автора-женщины. Это плачи. Всего в поэме три плача: плач русских женщин о павших на поле брани мужьях, знаменитый «Плач Ярославны» по мужу Игорю, плененному половцами, и плач княгини Анны по утонувшему в реке Стугне сыну Ростиславу. Хорошо известно, что во все времена слагательницами и исполнительницами плачей на Руси были женщины. В летописях, которые почти всегда писались мужчинами, о плачах упоминается лишь вскользь и поверхностно.

Часто высказывают мнение о том, что автор поэмы был  участником похода и даже находился  рядом с Игорем во время его побега из плена. Из этого должно следовать, что автор поэмы - воин, мужчина, а не женщина. Однако в поэме немало других сцен и эпизодов, столь же насыщенных деталями и подробностями, создающими «эффект присутствия»,- именно таких сцен и эпизодов, которые происходили в одно и то же время. Но не мог же автор быть одновременно в двух местах!

Кроме этого, в поэме  есть большой раздел, в котором  описаны события, происходившие  в Полоцкой земле (напомним, что Мария  Васильковна была княжной Полоцкой). Действительно, полоцкий раздел занимает одну десятую часть всего текста поэмы - столько же, сколько описания всех сражений, вместе взятых. В нём  с сочувствием говорится о трех братьях Васильковичах. И что замечательно, автор более осведомлен о полоцких делах, чем летописцы; он называет имена братьев Изяслава и Всеволода, о которых летописи молчат. Автор рассказывает и о Полоцком князе Всеславе Вещем. Употребляет чрезвычайно редкое, но обычное для полоцкой княжеской среды имя-прозвище «Гориславич». Признак полоцкого происхождения автора - это и умолчания об обидчиках Полоцкой земли - князьях Владимире Мономахе и Мстиславе Великом, являвшихся, между тем, прекрасными примерами для подражания в борьбе с половцами. Это и обращения с призывами объединиться, адресованные князьям разных княжеских ветвей, за исключением Ольговичей (Черниговских) и Всеславичей (Полоцких): для тех и других не нужно было особого приглашения - по закону родства оно предполагалось само собой. «Отцом» князей Ольговичей был Киевский великий князь Святослав. От Полоцкой земли в Киеве была только Мария Васильковна. Можно смело утверждать, что полоцкая тема в «Слове о полку Игореве» - это своеобразная визитная карточка автора. Такое внимание к полоцким событиям может свидетельствовать о полоцком происхождении автора.

Таким образом, можно  предположить, что княгиня Мария  Васильковна могла быть автором  «Слова».

Заключение

Кто же он, создатель «Слова...»?

Поэтическая система  «Слова», поэтические образы его, лексика  и фразеология произведения свидетельствуют о том, что «Слово», хотя оно и отличается неповторимостью и оригинальностью, самым тесным образом связано с книжной культурой Руси XI—XIII веков. Автор «Слова» был человеком широкой начитанности, хорошо разбиравшийся в исторической литературе своего времени, в памятниках книжной культуры своей эпохи. Он прекрасно знал древнерусскую и византийскую литературу. Многие поэтические образы «Слова» близки к устной народной поэтике, но это свидетельствует лишь о широком художественном кругозоре автора «Слова», а не о фольклорном характере самого произведения. Исторические песни служили автору «Слова» не только поэтическими образцами, но и источниками исторических данных. Автор «Слова» в равной степени пользуется как историческими данными летописей, так и устно-эпических преданий. С летописцами автора «Слова» объединяет стремление найти первопричину всех происходящих в его время событий, прежде всего — княжеских усобиц. Он не стремится хотя бы в какой-либо мере дать представление о русской истории в целом и предполагает знание русской истории в самом читателе. Весьма показательно в этом отношении «Злато слово» Святослава, переходящее в обращение самого автора «Слова»  к русским князьям встать «за землю Рускую». Это призыв к конкретным князьям создать конкретный союз против Степи. Но обращение это имело и более широкую функцию. Оно призывало к идейному единству всех русских князей и земель в исторической перспективе. Именно поэтому суть поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ

Прекрасная осведомленность  автора «Слова»  о политической обстановке описываемого им времени, точность в изображении целого ряда незначительных реалий, самый характер авторского отношения к описываемым событиям — все говорит о том, что «Слово»  писалось вскоре после изображенного в нем события — похода Игоря Святославича, князя Новгорода-Северского на половцев в 1185 г.

По своему социальному положению автор «Слова», вероятнее всего, представитель феодальных верхов тогдашнего общества. Это подтверждается его высокой образованностью и осведомленностью в политических делах и родовых связях князей и княжеств, его прекрасным знанием военного дела. Социальное положение автора «Слова» не помешало ему отразить в своем произведении интересы широких народных масс. Народность автора проявилась прежде всего в том, что он  вполне объективно рисует перед нами картину тогдашней Руси и, насколько позволяет характер его труда, по-своему совершенно правильно передает нам причины, приведшие Русь к состоянию феодальной раздробленности. С тонким знанием дела описывает автор «Слова» картины сражений, ярко рисует образы князей и дружинников, но с не меньшей силой и симпатией рассказывает он о том, как во времена княжеских междоусобиц «ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть», как терзают половцы Русскую землю, ринувшись на нее, «аки пардуже гнездо» (словно выводок гепардов), после поражения Игоря. Автору «Слова» близка и понятна горечь русских женщин, оплакивающих своих мужей и сыновей, костями которых засеваются поля. С не меньшим мастерством и искусством, чем воинской терминологией, пользуется автор терминологией сельскохозяйственного и ремесленного обихода.

Но, кроме предположений, основанных только на тексте самого произведения, сказать что-либо окончательно сформулированное и определенное мы не можем, ибо всякое гениальное произведение гениального автора значительно больше и шире, чем социально-биографическое место писателя в обществе. Поэтому прав Д. С. Лихачев, когда на вопрос, кем был автор «Слова», он ответил: «Автор «Слова» мог быть приближенным Игоря Святославича: он ему сочувствует. Он мог быть и приближенным Святослава Киевского: он сочувствует и ему. Он мог быть черниговцем или киевлянином. Он мог быть дружинником: дружинными понятиями он пользуется постоянно. Он, несомненно, был книжно образованным человеком, и по своему социальному положению он вряд ли принадлежал к эксплуатируемым классам населения. Однако в своих политических воззрениях он не был ни «придворным», ни дружинником, ни защитником местных интересов, ни идеологом князей, бояр или духовенства. Где бы ни было создано «Слово» — в Киеве, в Чернигове, в Галиче, в Полоцке или в Новгороде-Северском, — оно не воплотило в себе никаких областных черт. И это произошло в первую очередь потому, что автор «Слова» занимал свою независимую от правящей верхушки феодального общества патриотическую позицию. Ему были чужды местные интересы феодальных верхов и были близки интересы широких слоев трудового населения Руси — единых повсюду и повсюду стремившихся к единству Руси» [2, с. 144].

Невозможность окончательного и исчерпывающего ответа на вопрос об авторе «Слова» на основе данных текста самого произведения объясняет  разнообразие попыток отождествить автора  с каким-либо определенным лицом, известным по другим источникам конца XII — начала  XIII века. Одни считают, что автор «Слова»  был участником похода Игоря и вместе с ним находился в плену; другие источник сведений автора «Слова»  о перипетиях боя, об обстоятельствах пленения и бегства из плена Игоря видят в том, что автор «Слова»  мог слышать все это от очевидцев событий или же от самого Игоря, что автор «Слова» - это сам Игорь;  третьи утверждают, что автором «Слова» и вовсе была женщина.

Но кем бы ни был автор, он, несомненно, современник событий, знающий больше, чем летописцы, видящий и слышащий события во всей яркости жизненных впечатлений; он книжно образованный человек, который знает и живо ощущает степную природу XII в., правильно употребляет сложную феодальную и военную терминологию, разбирается в политическом положении отдельных русских княжеств, употребляет разные по происхождению слова в их типичной для XII века форме. Он словно обнаженными нервами коснулся динамичного, красочного и звучащего земного мира, этот образец слиянности событий поэтического произведения, чувств его героев и автора с природой остается ослепительной вершиной.