Проблема авторства в Слове о полку Игореве

Языческие боги для автора «Слова» -  нетрадиционный, новаторский  материал для создания художественных образов. Писали, что автор «Слова»  был двоеверцем. Однако в этом случае его христианские верования проявились бы заметнее. В поэме нет ни одной цитаты из священных книг, нет обращений к Господу Богу, нет оценок князей с позиций религиозной морали. Несомненно, что перед походом воинство Игоря по христианским канонам тех и более поздних времен отслужило в Новгороде-Северском молебен и молилось перед битвой, но об этом в поэме ни слова, потому вряд ли  автор верил в пользу молитв. Предполагаем, что автор не был ни закоренелым язычником и ни правоверным христианином. Однако вера у него была: будучи патриотом, он верил в особую ценность родины, Русской земли. Исходя из реальной внутренней и внешней политической обстановки своего времени, верил также, что её спасение от погибели возможно только при единении русских князей. Не христианские или языческие боги, не вера или поверья должны спасти родину, а человек своими деяниями - вот кредо автора, и отсюда многочисленные комплименты князьям вплоть до гиперболических сравнений их со светом светлым, месяцем и самим солнцем.

Автор «Слова» владел превосходными знаниями об оружии и ратном деле. Автор не только знает весь ассортимент оружия и доспехов, но, как тонкий знаток иноземного снаряжения, может различить «шеломы латинские», «сулицы ляцкие». Эти знания были, конечно, обязательными для воеводы и рядового дружинника тех времен, но этими же знаниями в такой же, если не в большей, степени должен был обладать и князь-полководец, непосредственный участник междоусобных и внешних войн. Княжичей сажали на коня в младенческом возрасте, а в отрочестве они уже становились свидетелями бесконечных войн и принимали участие в походах, набираясь боевого опыта, осваивая ратное мастерство и обретая мужество, готовясь к тому часу, когда они сами с мечом и под личной хоругвью поскачут - непременно впереди войска! - на врага. Он прекрасно знанил и такую аристократическую забаву, как соколиная  охота. Автор сам был, очевидно, большим любителем охоты с соколами, так как через всю поэму пронес целую систему соколиной символики. Игра на гуслях – соколиная охота на лебедей; русские всадники в степи – соколы; пленные князья – опутанные соколы с подрезанными крыльями; киевский великий князь – сокол, защищающий свое гнездо и так далее. Автор «Слова о полку Игореве» все время как бы приподнимает своих читателей над землей, позволяя им взглянуть на события с высоты птичьего полета, соколиного полета.

Многое в «Слове»  говорит о том, что автор его  был не простым воином, а принадлежал  к старшей дружине, то есть к боярству, например, свобода в обращениях к  князьям – современникам и  к их предкам. Эта мысль подкрепляется целым рядом соображений: отсутствие подобострастия и критика княжеских действий, широкая образованность и начитанность, прекрасное знание взаимных отношений всех княжеских домов во всех уголках России, тонкое знание военного дела, русского и иноземного оружия, независимая позиция не только по отношению к князьям, но и к церкви. Все это обрисовывает нам не просто члена княжеской дружины, и боярина, близкого к князьям и привыкшего давать им мудрые советы.

Автор «Слова» прекрасно  знал не только основные события похода, битвы, пленения и бегства Игоря, но и мельчайшие детали этих событий. Откуда? Только ли на основании «молвы» и «славы» были известны автору «Слова» обстоятельства похода Игоря Святославича? Автор «Слова» как бы видит и слышит события, его зарисовки удивительно конкретны. С уверенностью ответить на вопрос о причинах точной осведомленности автора об обстоятельствах и деталях похода Игоря вряд ли удастся.

Каковы политические взгляды автора? Восхваление ратных дел князей, их мужества и подвигов проходит в «Слове» как бы вторым планом. Человек, написавший «Слово», - за сильную центральную власть, без которой надежды создать могучую Русь неосуществимы. Личность носителя этой власти кажется автору делом второстепенным: слабовольный, неразборчивый в средствах, малоискусный в ратном деле и коварный князь Святослав киевский вне нападок, ибо при нем, как сказано в летописи, «совершенная тишина учинилась, чего давно не было». Он выглядит носителем объединительной политики, что стране на пользу. Он воспевает тех князей, которые хороши в битвах с внешним врагом и мало запятнаны усобицами, например, Ярослава Галицкого и Романа Мстиславовича.

Автор «Слова», радетель общерусских интересов  и враг усобиц, прощает великому князю Святославу его неблаговидные дела. Его главные помыслы, его истинная привязанность, его боль - это Русь, Русская земля. Он не приверженец ни одной из соперничающих княжеских группировок - Ольговичей, Мономашичей или Ростиславичей. Не за Игоря и не против него. Автор «Слова» даже не вне княжеских группировок и интересов, он над ними - в опережающей свое время расширительной трактовке самого понятия «Русь» и в попытке выразить важнейшую идею национального единства. Поход Игоря он использует как урок, как пример пагубных последствий разрозненных действий; для него ситуация 1185 года – предвестие еще более крупных бедствий, обрушившихся на страну несколько десятилетий спустя.

И, конечно же,  автор  «Слова» - гениальный литератор. Общепризнана и неоспорима высочайшая степень  одаренности создателя поэмы. Ее художественное совершенство имеет опору в песенной традиции, идет от «вещего Бояна». Многие образы и идеи имеют аналогии в предшествуюей греко-византийской литературе, особенно в таком шедевре, как «Илиада». Подобно Гомеру, автор осуждает междоусобицу. Произведения Омира (Гомера) в XII веке была известны на Руси. О них говорится, например, в послании митрополита Климента просвитеру Фоме, в «Хождении старца Зосимы» Ипполита. Несомненно, что автор прекрасно знал и «Повесть временных лет».

Теперь, после рассмотрения всех основных особенностей поэмы, можно попытаться воссоздать портрет ее автора.

Автор - гениальный литератор, опирающийся в своем творчестве на традиции отечественного народного  героического эпоса, на песенную поэзию Бояна и одновременно на достижения древнегреческой и византийской культуры, использующий словарный фонд разных диалектов.  Для него характерно христианское мировоззрение; блестящее знание истории, политики, культуры, фольклора, географии, уклада жизни княжеской правящей верхушки, указывающее на принадлежность к интеллектуальной элите общества и близость к властям предержащим; независимость от родовых княжеских симпатий и антипатий, развитое чувство ответственности за судьбы нации, приверженность общерусским интересам и осуждение усобиц. Разумеется, его основная творческая деятельность должна заканчиваться не ранее конца 1185 года.

Автор «Слова»  - приближенный какого-то из князей или  духовное лицо?

Это одна из самых  распространённых версий. Из этой среды называли Тимофея – галицкого «премудрого книжника», Митусу - «словутного певца», Ходыну - песнотворца, Кочкаря - княжеского милостника, Тимофея Рагуиловича - конюшего, Ольстина Олексича - воеводу, Мирошку Наздиловича - тысяцкого, неизвестного странствующего книжного певца, Беловолода Просовича, безымянного внука Бояна, применительно к значительной части текста - самого Бояна, наставника, советника Игоря, безвестного половецкого сказителя, Софония-рязанца. Однако, как видно из поэмы, смелость автора, его открытые обвинения и явные упреки князьям, а также обращения с советами к князьям, и особенно призывы к объединению, не позволяют принять предположение об авторе - как княжеском приближенном. Достаточно вспомнить известие из Галицко-Волынской летописи под 1241 годом о жестокой расправе над певцом, учиненной князем, в которой говорится, что знаменитого («словутного») певца Митусу, когда-то из гордости не захотевшего служить князю Даниилу, ограбленного, привели, как узника («раздранного, акы связанного приведоша»).

Среди возможных авторов называли так же лиц, имеющих духовный сан.  Дадим им краткую характеристику.

  Поликарп, игумен Киево-Печерского монастыря, летописец князей «Ольговичей», но по своим литературным дарованиям никак не может всерьез рассматриваться в качестве потенциального автора «Слова». Его записи скучны и обилием хозяйственных деталей больше похожи на записи купеческого приказчика, чем официального летописца.

 Кузьмища Киянин, который,  судя по прозвищу, должен быть коренным киевлянином; на самом же деле им не был, а, являясь придворным князя Андрея Боголюбского, жил и писал о Боголюбове. В Киев же, как полагают исследователи, попала лишь его рукопись. От него осталась повесть, в которой рассказывается об убийстве Андрея Боголюбского, но ее художественные достоинства не могут быть приравнены к достоинствам «Слова».

 Петр Бориславович, киевлянин, принадлежавшего к кругу высшего киевского боярства, летописец князей «Мстиславова племени»: он присутствовал на встрече князей с венгерским королем по поводу судьбы побежденного соперника Изяслава князя Владимирка Галицкого. Молодой дипломат был послан к этому князю в Перемышль совместно с венгерскими послами принимать присягу. Владимирко клятву вскоре нарушил, и на следующий год Петр Бориславич вторично был послан (уже в столицу «нарушителя» - Галич) объявить ему войну. Его перу принадлежат несколько дошедших до нас произведений, которые очень схожи со «Словом» во многих отношениях.

Моисей, игумен Выдубецкого монастыря в Киеве. Им составлен фундаментальный летописный свод 1198 года, кроме того, он был придворным летописцем «Мстиславичей» после Петра Бориславовича; в его творчестве много поэтических страниц, но поэзия эта совсем не та, что так выделяет «Слово» из всех литературных произведений XII века. Моисей писал стихи церковно-философского содержания, и только.

Кирилл  Туровский. Родился, жил и творил в городе Турове, на Припяти. Туровское княжество занимало промежуточное географическое положение относительно южных, северных, восточных и западных земель тогдашней Руси. Кирилл - выходец из состоятельной семьи; по завершении духовного образования был поставлен в родном городе епископом. Точные даты рождения и смерти Кирилла Туровского неизвестны. Большинство источников определяют продолжительность его жизни ориентировочно в 60 лет - с начала 30-х годов до конца 80-х годов XII века.

Из произведений Туровского стоит назвать «Притчу  о человеческой душе и о Теле», «Повесть о беспечном царе и его  мудром советнике», «Слово о памяти отцов Никейского собора», «Слова»  на Вербное воскресенье и на другие христианские праздники, многочисленные молитвы.

Сопоставление «Слова о полку Игореве» и произведений Кирилла Туровского указывает на их сходство: одинаковые распространение, оживление события разговорами  действующих лиц; особенная любовь к иносказаниям, притчам, стремление давать событиям преобразовательный характер, особенно искусство в сравнениях, сближениях событий, явлений...

Автор «Слова» - князь?

Впервые за автора-князя  высказался, не называя, однако, его  имени, московский литературовед В.Ф.Ржига в 1934 году; затем переводчик «Слова» В.В.Медведев предпринял попытку обнародовать авторство великого князя Киевского Святослава Всеволодича, двоюродного брата Игоря; филолог Л.Я.Махновец пришел к выводу, что автором «Слова» мог быть Владимир Ярославич, князь Галицкий, брат Ярославны, шурин Игорь (Владимир хорошо известен по опере А.П.Бородина «Князь Игорь»); писатель и переводчик А.М.Домнин предполагал авторство князя Рыльского Святослава Олеговича, участника похода, племянника Игоря.биолог Н.В.Шарлемань, поэт И.И.Кобзев, писатель В.А.Чивилихин считали автором поэмы  князя Игоря, ее главного героя. Что же давало им повод так думать?

Автором «Слова» мог  быть князь, снедаемым заботой о  единении Русской земли, разочаровавшимся в иноземных богах и господствующей идеологии. Он превосходно знал родную историю и на ее примерах, а также, вероятно, на собственном опыте убедился в невозможности приостановить княжеские распри, грозящие погибелью Русской земле. Он знал истинную цену ритуальным крестоцелованиям и клятвам, остро ощущал бесчисленные кровавые трагедии - следствия княжеских клятвопреступлений; будучи же в силу своего очень высокого социального положения политиком, он обратился к заветам предков, идеализируя их времена, и, как поэт-романтик, связал свои надежды с возвратом к прошлому.

Одной из главных и  обычных целей тогдашних войн был захват рабов и драгоценностей. Не раз упоминаются в поэме  злато, сребро и кощей (раб) как конкретные военные трофеи и литературные метафоры, что красноречиво говорит о психологии автора, принадлежащего к сословию, которое получало от войн наибольшие материальные блага. И, наверное, не случайно столь часто употребляются в поэме определительные и метафорические слова, связанные с понятием «золото». Тут и «злат стремень», и «злаченые шеломы», и «злат стол», и «терем златоверхий», и «злато слово», и «злаченые стрелы», и «злато ожерелье», и так далее, а всего двадцать два словоупотребления только этого ряда.

О принадлежности автора к княжескому сословию красноречиво говорит и одно из наиболее употребительных слов поэмы, властно держащее внимание читателя в определенном круге понятий. Слово это, к которому то и дело обращается автор - «князь». Оно в поэме встречается тридцать пять раз! Всего же князья упоминаются более ста раз, в том числе по именам, отчествам, «фамилиям», то есть по именам дедов, посредством обращений, местоимений, художественных сравнений, метафор, а также иносказательно, подчас в сложной форме.

Есть в поэме и  еще одно, особо важное слово, свидетельствующее о социальном положении автора – это слово «брат» (или «братие»), которое  употребляется в поэме девять раз. В семи случаях оно, несомненно, значит «родной брат по отцу и матери»: «Игорь ждетъ мила брата Всеволода», «Одинъ братъ, один светъ светлый - ты, Игорю!»;  «Не лепо ли ны, бяшетъ, братие, начяти...»; «Боянъ же, братие, не 10 соколовь...». Слова «брат, братья, братие» очень широко употреблялись во времена русского средневековья применительно именно к князьям, в их сношениях друг с другом. Что же касается обращений автора «Слова» к читателям или слушателям, то и обращался он, несомненно, прежде всего, к князьям. Да одна только фраза, в которой столь прекрасно сказано об опьянении битвой родного брата Игоря буй-тур Всеволода, содержащая также вроде бы абстрактное обращение «дорога братие», свидетельствует о том, кому именно адресует автор свои страсти! И вот еще одно совпадение: согласившись, что под выражением «рекоста бо брат брату» подразумевается обращение князя к князю, а «братие» значит «князья».