Образ главной героини романа Джона Кинга «Белое отребье»

 

Старость и болезни давали о себе знать, но только физически,

 

Его ум был очень острым… он хотел жить и видеть, как растут его внуки…быть рядом, когда родится его первый правнук… и даже там он не остановится… может, он доживет до действительно древних лет… (с. 314)

 

Джеффрис, видимо, тоже кое-что знал о Роне Доузе, он представлял его злобным, никчемным старикашкой, одиноким, всеми заброшенным, и искренне считал, что смерть стала для него избавлением от страданий и страхов:

 

Что, старый приятель страдал от страха в океане? Старый морской пес учинил столько раздоров со своей активностью в профсоюзе, что правильным было бы похоронить его в море. Далеко от родины. …Эти люди ненавидели народ. Запугивали его, и манипулировали, и распространяли свое истинное равнодушие. Отказывались уважать лучших среди себя, более образованных людей, которые построили функционирующую систему, Было невозможно измерить ущерб, который такие, как мистер Доуз, нанесли обществу. Тысячи трусливых клонах в плоских кепках. Бутылки с горькой гадостью. Чипсы и корнишоны. Ни одной своей мысли у большинства таких. Никакого жизненного опыта, за исключением мытья пола в магазине. (с. 336)

 

Но Руби знала о старике самое главное:

 

Рон был угрозой всему, во что верил Джеффрис… и после всего я думаю, что любила Рона больше всех… он был гораздо старше, но он так много сделал… действительно использовал свою жизнь и никогда не сдавался… он делал, что хотел… с ним легко было говорить… в основном говорил он сам… рассказывал мне вещи, о которых бы я никогда не узнала, если бы не встретила его… его жизнь была так богата… (с. 360)

 

Дэн Рафферти

 

Потом старые игральные кости. Руби назвала Дэна Рафферти, в его двадцать три, «духовным человеком», она признавала, что эти слова мало что объясняют, просто его всегда волновали эти вечные вопросы: о тайне жизни и смерти, о предназначении человека, об истинном значении религий. Он не был борцом за справедливость, просто не хотел находиться по ту или иную сторону людской несправедливости: как продавать свой труд тем, кто сделает на нем деньги, так и наживаться за чужой счет:

 

Он делал странную работу… когда ее находил… но избегал подписывать контракты… ему не надо было много, чтобы прожить… он платил аренду с разницы в жилье, счета были маленькими… он много не пил… он не покупал одежду… ему интересней было жить, нежели работать… что ты получишь за пятьдесят лет постоянного «да-сэр-нет-сэр»… отштукатуренный дом и пенсию на жизнь… если тебе очень повезет… к тому времени, как ты уволишься, тебя успеют выжать, как лимон… банки высосут из тебя все силы… и даже если ты сможешь скопить какие-то деньги, ты будешь слишком измучен для того, чтобы их использовать… нет, эта ноша абсурдна… (с. 207)

 

Далекий от погони за материальными ценностями, в остальном Дэн был самым обычным человеком, любил проводить время с друзьями в пабе, пить пиво, играть на бильярде. Он не был наркоманом, его осудили на 6 месяцев тюрьмы за экстази, который полицейские выставили героином, он никого никогда в жизни не обидел, и не был диллером, снабжающих друзей, просто закидывался экстази, как и тысячи молодых, заблуждался, искал ответов на те вопросы, большинство из которых было предано забвению. Всегда был спокойным, позитивным, ни разу и ни о ком не сказал плохого слова!

 

«с этим экстази он был отправлен в тюрьму только за свой неряшливый вид… за то, что у него были длинные волосы, связанные в хвост…» (с. 208)

 

Когда он освободился, ему было плохо, как никогда. Теперь он наркоман. Как будто наркотики поставлялись в тюрьму специально, с ведома властей, чтобы человек сломался и вышел на волю с привычкой, которая в конце концов убьет его. И Дэн сломался. Через год после освобождения его диагноз на ВИЧ оказался положительным. Тогда-то он и начал плавать, качать мышцы, есть здоровую пищу, многое, о чем он раньше переживал, стало теперь неважно, каждая секунда жизни обрела огромную ценность. Он собирал грибы в лесу, знал все какие есть грибы, все тропинки и овраги, слушал пение птиц и шорох дождя. Не терял надежды. С ним были его друзья, жизнь продолжалась, он собирался прожить еще очень долго.

 

Но Дэна снова осудили несправедливо, снова его внешность и теперь уже диагноз рассказали всё за него, теперь уже доктору Джеффрису:

 

Рафферти был ужасный экземпляр. Распущенный молодой человек. Не то чтобы он имел предрассудки против гомосексуалистов, вовсе нет, многие культурные и влиятельные люди были гомосексуалистами и выставляли это в выгодном свете. А что он считал отвратительным – это таких, как Рафферти, которые позволили себе быть инфицированными ВИЧ, а после этого ожидали, что государство оплатит им счет за лечение. С его хвостиком и жеманными манерами, он вел себя в палате отвратительно, видимо, считал себя частью богемы. Артистом-повстанцем. Хорошо. Это было невозможно в том городе, где он жил. Он был безликим идиотом в безликой среде. Он был настолько глуп, что не смог даже практиковать безопасный секс. (с. 333)

 

Но медсестра оказалась умнее: внешность Дэна не ввела ее в заблуждение. Хотя его личность до конца оставалась для нее загадкой. Возможно, сама жизнь и сам Дэн не разгадали этой загадки: он погиб всего лишь в двадцать три, в самом начале своего трудного духовного пути:

 

Для меня все более просто… выпивка и наркотики просто для веселья… и я никогда не задавала слишком много вопросов… просто принимала жизнь такой, какая она есть… но Данни был другой, он мне нравился… он был думающим человеком, сильной личностью… духовной… и он был легкой мишенью для Джеффриса… (с. 359)

 

 

 

 

Перл Хадсон

 

Серебряный медальон с фотографией молодого парня внутри принадлежал старой учительнице Перл. Джеффрис убил ее у нее же дома, во время одного из посещений больной. Он снова творил милосердие: одинокая старушка еле ходила, и, по его мнению, смерть была для нее и избавлением от одиночества, и расплатой за тяжкие грехи. Думая об этом, Руби действительно ненавидела Джеффриса. Она вспоминала, сколько людей приходило к Перл в палату, когда она была в больнице, сколько открыток приходило – от учеников, от коллег и друзей…

 

Она была предана своей работе… Учительница, которая пылала к образованию такой страстью, она не хотела уходить на пенсию… она действительно очень старалась, чтобы детям, которые находятся под ее опекой, в школе было весело… видела в этом их большой шанс учиться и развиваться… и когда испуганный ребенок в первый раз приходил в школу, Перл ждала его с улыбкой… она была строгой… но дружелюбной… и справедливой… она так много отдавала… привязывалась к своим маленьким мальчикам и девочкам… и не имело значение, были ли они хорошими или плохими… она заботилась о задирах так же, как и об обиженных… любила и забияк и тихонь… (с. 166)

 

В каждом кассе учились разные дети, были и из неблагополучных семей, где родители пили, избивали их. Вот над одной девочкой жестоко издевался отец, девочка была запугана и молчала, и социальные службы не обращали на это внимания, а Перл пришла к ученице домой, и когда отец вышел на крыльцо – изо всей силы ударила его в лицо, собрались соседи, она им все рассказала.

Этот поступок очень напоминает тот, что совершила Руби, когда заступилась за санитара и ударила пациента. Молодая медсестра и старая учительница похожи, они живут ради людей.

А девочку вскоре взяли приемные родители, она выросла и вышла замуж, была счастлива, и все эти годы поддерживала дружеские отношения со старой учительницей.

Но сама Перл никогда не была замужем. Давно, в шестидесятые, у нее был парень, Чарли, они любили друг друга больше всего на свете, и однажды должны были пожениться. Они были совсем молодыми, встречались с друзьями в ночных клубах, слушали рок-н-ролл, пили, танцевали, гоняли на мотоцикле, и однажды Чарли разбился насмерть. Перл было двадцать один. Она не могла перестать плакать два или три года, думала, что жизнь закончилась. Но потом поняла, что не напрасно выучилась на педагога – пошла работать в школу, чтобы воспитывать чужих детей, ведь своих у нее не будет уже никогда. Были бойфренды за эти годы, но такого, как Чарли – уже никогда, она никогда не хотела выходить замуж. Так сильно она любила Чарли. Носила его фотографию в медальоне на груди.

Доктор Джеффрис, не имевший о любви никакого понятия, удивился, что старушка носит на груди фотографию брата или отца.

 

Перл Хадсон… была типично бесполезна, лесбиянка-садистка, напрочь извращенная и не желающая занять свое место в обществе, выйти замуж и растить детей, неспособная на любовь, преследующая своей дисциплиной маленьких детей, которые не могли ей дать отпор. У нее не было жизни, о которой она могла рассказать, преподавая одна в далекой маленькой частной школе, одна и без всяких интересов, холодная, и горькая, и лишняя. (с. 332)

 

Но Руби знает, что такое любовь, поэтому она видит суть поступка профессора:

 

Когда Джеффрис убил Перл, он убил ее, потому что она была сильной женщиной… которая контролировала свою жизнь и действительно отдавала что-то обществу… у нее была сила, с которой он не мог справиться… он завидовал ее независимости… но на самом деле он убил любовь, когда убил Перл… личную любовь, а еще ту любовь, которая сделала ее учительницей… волю помогать другим… (с. 357)

 

И если до встречи с доктором Джеффрисом читатель мог подумать, что медсестра не завидует богатым исключительно в силу своей простоты, как человек, не знающий о преимуществах, которые могут дать больше деньги, потом становится понятно: Руби Джеймс знает, что жизнь каждого из этих совсем небогатых людей была удивительно богата, ведь все они, точно так же, как и она, понимали, что не тот богаче, кто много забирает у других, а тот, кто больше отдает людям.

 

6. РУБИ И ЧАРЛИ, ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

 

Роман Кинга заканчивается на самой оптимистической ноте: любимый приезжает к Руби на розовом Кадиллаке и дарит ей щенка. А потом они уезжают вместе. Добро одержало победу над Злом.

Тема любви появляется примерно в середине романа. И читатель сразу же понимает, что легкомысленная Руби верит в любовь, относится к ней серьезно, и если, читать внимательно – ждет этой большой настоящей любви, не размениваясь по мелочам, очень терпеливо и незаметно для окружающих.

Руби краснеет, когда веселая медсестра Доун хвастается, рассказывая про феерический секс, случившийся у нее накануне с очередным приятелем или просто пациентом. Но Руби ничуть не ханжа, она не осуждает Доун и не считает себя лучше и нравственнее ее – просто знает, что они разные. Иногда ее посещают неожиданные мысли:

 

Она представляла, как она назовет своих детей, если, конечно, они когда либо у нее будут, если она встретит любовь своей жизни. (с. 65)

 

И о том, какие не должны быть отношения с мужчиной, Руби тоже размышляет, глядя на поведение окружающих:

 

Она не из тех женщин, которые смотрят на мужчин, как будто это ходячие кошельки, а такой тип женщин существует, она просто не из них, в ее понимании равенство значит равенство. (с. 104)

 

Но не больше того, Руби не находится в активном поиске, по крайней мере это совершенно не заметно:

 

Она была не против того, чтобы жить по-своему, как в песне: «Ты не можешь торопить любовь, но хорошо бы найти кого-то особенного». Двое лучше, чем один. (с. 297)

 

И вот однажды в клинику привозят парня, порезанного в драке, и Руби узнает, что он – тот самый ди-джей, которого она каждое утро слушала по радио, собираясь на работу, он всегда ставил ее любимую музыку. Медсестра волнуется, но знакомится с ним, и скоро они уже приятельски общаются. Парня зовут Чарли, последнее время он был рабочим в аэропорту, а утренние эфиры на радио – не для заработка, ради собственного удовольствия, это нелегальная радиостанция. Руби и Чарли разговаривают про утро:

 

Он рассказал ей, как солнце всходит сквозь здания, плиты серого и белого бетона становятся оранжевыми, и желтыми, и красными, каждый восход выглядит совсем по-другому, смотря какие облака, местонахождение, люди смотрят на это, когда солнце показывается над крышами, освещает антенны, как будто это длинные стебли травы, тонкие молодые деревца, и он сидел там и думал, как прекрасна эта жизнь, счастливый оттого, что сегодня не надо идти на работу. Это что-то особенное. Многие люди вообще никогда не видели восхода солнца. И Руби любила его за это, она почти его любила, по крайней мере, понимала, что он имел в виду, и в животе у нее порхали бабочки. Она смазывала все его швы так нежно, как только могла… (с. 226)

 

Почти любила, по крайней мере понимала… Понимание – вот что главное для Руби в отношениях между ними. На основе этого понимания вырастает дружба и взаимная симпатия, и Руби, девушка любящая жизнь, со всей своей честностью и простотой, идет на поводу у своих эмоций и предлагает Чарли продолжить общение уже вне больницы:

 

Руби скользнула своей рукой в его руку, и она знала, что она ему понравилась за те несколько минут разговора в больнице, что он чувствовал то же, что и она, и она не собиралась терять это, жизнь слишком коротка, так что когда узнала, что его выписывают, она пошла повидаться с ним, спросила, как он себя чувствует, и вынудила пригласить ее, сделала так, что это выглядело, как будто это была его идея, догадывалась, что Чарли стеснительный, даже несмотря на то, что работал на радио, видимо, легче говорить в тонкий эфир, чем с живым человеком. (с. 264)

 

Они еще не говорят о любви, и даже о влюбленности, но гуляют вдвоем по крышам, как совсем молодые, как в первый раз, это кажется чуть-чуть странным, если вспомнить, что оба уже вышли из тинейджерского возраста, но Кинг, наверно, хочет сказать, что любовь – всегда как в первый раз, это чистота и родство душ, и иначе быть не должно, это естественно в любом возрасте.

 

…они были на крыше, взрыв свежего воздуха накрывает Руби, прямо как кислородная маска, они были там одни, и Чарли подвел фургон к краю, и небо фантастически раскинулось перед ними. (с. 276)