Мифологические образы несказочной прозы

    И всё же сакральный характер баенника маркируется образами божественных либо священных животных. Цвет же этих зооморфных персонажей является в известном смысле знаковым: белый цвет соотносится с положительным началом, и определяет божество, вера в которого ещё не утрачена; черный же цвет символизирует отрицательное начало: им отмечен наделенный вредоносной силой персонаж либо негативно переосмысленное, сниженное, переходящее в разряд «нечистых» божество. 

    Помимо  зооморфной, баенник может обрести  огневую, древесно-огневую (головня, обугленное полено, уголь), либо древесную форму. Эмблемой баенника нередко оказывается синий огонь, образ которого служит воплощением представлений о «живом» огне.

    Вместе  с тем баенник подчас воплощается  в венике, либо ассоциируется с  кучей свежих неопаренных веников. Представление о банном венике как  об одушевленном существе типично для фольклорной традиции. Особенно пронизана загадка.

    Вместе  с тем в быличках, бывальщинах, поверьях есть немало сведений о том, что баенник – невидимое существо³. Он принимает некое воплощение, появляясь перед находящимся в бане человеком. Он хотя и невидим, но слышим.

    В поздних быличках и бывальщинах  баенник чаще принимает антропоморфный облик. Иногда это женский персонаж (севернорусская обдериха). Этот образ  опосредованно восходит к архетипу, сложившемуся ещё в недрах материнского рода, но в поздней традиции чаще представлен образ «хозяина бани». В некоторых быличках и бывальщинах его принимают за родственника или знакомого.

    В качестве жилища – вместилища баенника представлена чаще всего каменка. Например, у Максимова С. В. в книге «Нечистая, неведомая и крестная сила» данный персонаж поселяется во всякой бане за каменкой. Поскольку каменка – вместилище магического (лечебного) огня и вместе с тем жилище баенника, можно утверждать, что данный персонаж связан с огнем, дымом, очагом. Определенным образом соотносится с каменкой, а значит и с баенником, предназначенная для обрядовой бани вода.

    Из  деревьев, которые используются в  качестве дров, обычно изготовляется  и банный веник. Следовательно, каменка, осмысляемая в качестве жилища –  вместилища баенника, образует некий единый комплекс, включающий в себя огонь, дерево, камень, воду – основные элементы природы и человекотворения, как и атрибуты моющегося в бане.

    Каменка, полог, порог – банное пространство принадлежит названному мифическому  существу полностью. «Банник недоволен всяким покусившимся на его права, хотя бы временно⁴», - отмечает С. В. Максимов.

    Баенник появляется на рубеже недельного цикла, будничного и воскресного дней, иначе  говоря, на стыке недель⁵. Его видят в течение годового цикла, накануне крестьянских календарных праздников, начинающихся с вечера предыдущего дня.

    Функции баенника в быличках, бывальщинах и поверьях довольно разнообразны. В них, например, прослеживается определенная связь между баенником и новорожденным: «все твердо убеждены, что он очень любит, когда приходят к нему жить родильницы до третьего дня после родов, а тем паче на неделю», - отмечает С. В. Максимов.

    Власть  духа-«хозяина» над новорожденным  следует рассматривать сквозь толщу  позднейших наслоений, трансформаций  и переосмыслений, которые претерпевает образ баенника, снижаясь с высот домашнего божества до уровня нечистой силы (черта). В общерусской традиции распространены мифологические рассказы о том, как баенник похищает младенца и растит его до совершеннолетия, обычно оставляя взамен унесенного ребенка обугленное полено, чурку, веник, принимающие соответствующий антропоморфный облик.

    Также был зафиксирован обычай рожать в  бане. Он соблюдался даже в зимнюю пору, причем в черных банях, во время топки  которых приходилось приоткрывать дверь. В бане же младенцу давали имя.

    Особенно  сильна власть баенника над младенцем  в первые шесть недель его жизни. Атрибутами обрядовой, в том числе  и родильной бани служат такие  дрова и веник, которые изготовляются  из деревьев, отмеченных положительными знаками и обладающих магической силой. В сочетании с огнем они предопределяют судьбу того, для кого топится обрядовая баня. В этом в очередной раз реализуется формула человекотворения, основные компоненты которой – огонь, вода, дерево, камень (земля). Цель банных родильных обрядов не только обеспечивать младенцев жизненной силой, здоровьем, но и запрограммировать ему счастливую судьбу, богатую жизнь, заложить в него желательные черты характера, одним словом, наделить новорожденного члена семейно-родовой общины «банным счастьем».

    Согласно  бывальщинам, похищенная в младенческом возрасте девочка может оставаться во власти баенника вплоть до совершеннолетия, в конечном счете, до свадьбы. Однако здесь нетрудно рассмотреть очертания архаического мотива, в котором достигшая половой зрелости девушка подвергается изоляции, предшествующей браку⁶. Причем в бывальщине местом заточения служит баня, каменка – то мифологическое пространство, которое принадлежит баеннику, сочетающему признаки предка-родоначальника и домашнего божества. Баенник сам определяет время перехода своей подопечной в мир людей, сопровождаемого сменой её состояния и статуса. Своего рода порогом во многих случаях служит свадьба. Возможно, в рассматриваемом мотиве бывальщины из-под толщи наслоений просвечивают и некоторые рудименты мотива женских инициаций. Их признаками служит осмысление бани как некой могилы и одновременно утробы, где девушка подвергается длительной изоляции, и осмысление совершеннолетия как перемены её состояния, вследствие чего она получает право на брак. Аналогичные представления отражены и в свадебной поэзии. Только в бывальщинах и свадебных причитаниях происходящее освещено в разных ракурсах. В бывальщине главное – действие (либо последствие) прежде всего баенника, а в лирическом произведении – ритуальное поведение невесты. Также перед свадьбой устраивался девичник. Девушки собирались в бане. Подруги невесты ударяли её веником со словами: «Бросай девичью волю⁷».

    Тождество элемента свадебной и похоронной обрядности, прослеживаемое в несказочной прозе и лирике, подкрепляется и собственно этнографическими материалами, дополняющими фольклорные.

    В бане же программируется и будущая  жизнь молодой. В некоторых традициях  имеет место обычай, согласно которому невеста, придя в первый раз мыться с баню, дарит её «хозяину» полотенце, играющее роль магического предметного посредника между мирами.

    Наряду  с невестой, зафиксирована и женихова баня. В несказочной прозе представления о жениховой бане трансформировались в мотив свадебных испытаний героя баней и добывание чудесной супруги. Под вершителем банных чудес в бывальщинах, в отличие от сказки, подразумевается сам баенник.

    С баенником в несказочной прозе  и связана смерть человека. Наиболее часто она мотивируется нарушением определенных запретов. Один из них – появление бани в неурочный час или оказаться в бане без креста. Согласно одной из быличек, крестьянин, запоздав в дороге, пошел в баню перед праздником после полуночного часа, то есть в момент активизации её духа – «хозяина». Раздеваясь, он вместе с рубахой прихватил с шей крест, связанный с христианской символикой и представленный в данном случае как оберег от негативно-переосмысленного мифического существа. Последствия не заставили себя долго ждать. Его, забравшегося париться на полог, стали сами по себе хлестать по бокам веники, в которых нетрудно усмотреть эманацию самого банного духа – «хозяина». Когда же крестьянин попытался сунуться в дверь, то она оказалась так плотно закрытой, «что и не отдерешь». А веники, между тем, всё продолжали его хлестать⁸.

    Формы расправы с человеком довольно разнообразны: дух-«хозяин» может вошедшего в  баню убить камнем, задавить, распять (растянуть) на горячей каменке, содрать  с него кожу, загнать в щель, затянуть в каменку, исхлестать веником, плеснуть крутым кипятком («четвертого пара все боятся: он накинется, станет кидаться горячими камнями из каменки, плескаться кипятком»). Лишь «знающим» людям (колдунам, знахарям) удается проникнуть в ставшее замкнутым и смертоносным банное пространство, чтобы спасти погибающего в нём: «Спохватилась баба, что долго нет мужа, стал в оконце звать – не откликается, начала ломиться в дверь – не поддаётся. Вызвонила она рёвом соседей. Эти пришли помогать: рубили дверь топорами – только искры летят, а щепок нет. Пришла на выручку баба – знахарка, окропила дверь святой водой, прочла свою молитву и отворила. Мужик лежал без памяти, на силу оттерли его снегом⁹».

    И баня, и церковь осмысляются как  тождественные помещения, связанные  с похоронным обрядом. Только первый из них – храм языческий, а другой – христианский.

    Возможность появления в бане умерших некогда  предусматривалось обычаем, по которому Чистый четверг осмысляется в  народных верованиях как день выхода мертвых.

    Как видим, в несказочной прозе и  семейных обрядах баня и баенник связаны с рождением, инициациями, свадьбой и смертью человека. Вместе с тем, в произведениях несказочной прозы по мере их эволюции всё отчетливее обозначается конфликт между языческим по своему происхождению обычаем мытья в бане накануне языческих праздников и запретом на её посещение перед христианскими праздниками и воскресными днями, исходящими уже от церкви.

    Дух-«хозяин» бани выступает и в качестве дарителя здоровья. Мифический целитель в силах  избавить человека от недуга, но может  и напустить на него болезни. В народной медицине особое значение придается «живому», «святому» огню, то есть добытому посредством трения дерева о дерево, и особенно на пороге бани. Целебно и «хвостание» веником: оно имеет не только магическое, но и реальное лечебное воздействие на организм. Одухотворяет же этот процесс лечения дух-«хозяин». Однако баенник не всегда благосклонен к человеку. Особенно к тому, кто с ним непочтительно обошелся. В таких случаях представленный уже в качестве банной нечисти, он может наслать болезни. Значит во власти баенника не только жизнь, судьба, но и здоровье каждого члена семьи.

    Существовала  вера, что баенник может повлиять и на человеческую судьбу. К нему обращаются за помощью, чтобы придать  магическую силу словам заговора и  обеспечить их действенность. Кстати, усвоение колдовского искусства, согласно бывальщинам, происходило именно в черной бане.

    Баенник обладает магической способностью предсказывать  будущее, определять судьбу гадающего. «Пойдемте, девки, слушать к бане, что нам баенник скажет¹⁰». Особенно благосклонен «хозяин» в период Святок, в течение 12 дней (с 25 декабря/7 января по 6/19 января), совпадающих с переломом зимы. «Вообще, шутить с собой баенник не позволяет, но разрешает на святках приходить к нему завораживаться¹¹». 

    Сюжет святочного гадания в бане распространён  в различных традициях. Неоднократно использовался в поэзии, классической и современной. Например, в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» Татьяна  Ларина собирается гадать на Святки в  бане, но, испугавшись, отказывается (гл. 5 строфа X).

    О том, что гадания в бане небезопасны  и могут обернуться бедой, свидетельствуют  также севернорусские былички: «Собрались о Святках девушки на беседу, а  ребята на что-то рассердились на них, и не пришли. Сделалось скучно, одна девка и говорит подругам: «Пойдемте, девки, слушать к бане, что нам баенник скажет». Две девки согласились и пошли. Она и говорит: «Сунь-ка, девка, руку в окно: банник – от насадит тебе золотых колец на пальцы». – «А ну-ка, девка, ты сначала сунь, а потом и я». Та и сунула, а банник и говорит: «Вот ты и попалась мне». За руку схватил, да колец насадил, да железных, все пальцы сковал в одно место, так что и разжать их нельзя было. Кое-как выдернула она из окна руку, прибежала домой впопыхах и в слезах, и лица на ней не было от боли¹²». Это сравнительно поздняя модификация мотива наказания гадающих, когда баенник стал осмысляться уже в качестве нечистой силы, враждебной людям.

    Многие  мантические образы связаны со свадебной  баней. Так топящие баню подруги невесты, опуская в ушат с водой раскаленные камни, слушают, как они шипят: подобным способом гадающие выясняют, какой характер у жениха, свекрови (свёкра).

    Баенник требует к себе особого уважения. Часто налагался запрет на появление  бани в «третий (четвертый) пар». Нарушение этого запрета, и как следствие гибель нарушителя – тема многих бывальщин. После всех обычно распределяющихся на три очереди моется сам баенник. Иногда в урочный час моется не только он, но и весь пантеон языческих божеств, почитаемых и не очень, вплоть до тех, кто не взведен в ранг нечистой силы (чертей): «Этот час дух считает своим, и позволяет мыться только чертям. После трёх перемен посетителей в бане моются черти, лешие, овинники, и сами баенники». Причем, как повествуется в быличках, черти моются с неменьшим азартом, чем люди: ночью, проходя мимо бани, иные слышат с каким озорством и усердием плещутся там они; при этом жужжат, словно бы разговаривают, но без слов¹³. Баенник нуждается в мыле и венике, а чем имеются многочисленные свидетельства: «Всегда в кадушках оставляют немного воды и хоть маленький кусочек мыла, если только не мылись щелоком, веники же никогда не уносят в избу¹⁴».

    Подводя итоги сказанному, мы видим, что баенник  причастен к рождению, инициациям, свадьбе и смерти членов семейно-родового коллектива. Он предсказывает и предопределяет судьбу человека. Каждый баенник – дух, имеющий отношение к той семье, которой баня принадлежит. Это дух семейный, домашний.

    Первоначально четырёхстенный сруб с определенным внешним и внутренним устройством служил у многих народов одновременно и жилищем, и баней. Это подтверждается лингвистическими данными: по М. Фасмеру, слово «изба» (уменьшенная «истопка») восходит к древнерусскому «истьба» («истобка»), что означает «дом, баня¹⁵». Может быть, именно поэтому баня, а не какие-либо иные постройки, является помещением, где традиционно исполняются семейно-родовые обряды.