Автобиографичность романа и  его связь с реальными людьми  и событиями наблюдаются в  следующем абзаце:   

 «Роман под стать автору. Главный герой – молодой писатель Даниил, автор книги о левом терроризме на Западе. Отрывки из "книги" Даниила приводятся – и оказываются на самом деле пересказом мерзеньких советских книжонок "профессиональных левоедов" Эфирова и Витюка, перемешанным с телегами известного питерского левака, экс-анархо-коммуниста, экс-троцкиста, экс-лимоновца, а ныне – коммуниста-интернационалиста и профессионального журналиста Дмитрия Жвания. В результате "писатель Даниил" валит в одну кучу реальные факты о "Бригате Россе", РАФ и городской герилье вообще – и самые фантастические (хотя часто и красивые) домыслы о них.   

 Главного  героя Даниила ФСБ внедряет  в Боевую группу левацкой организации  "Прямое действие". Организации  такой, конечно, в природе нет – есть анархо-синдикалистская газета с таким названием, страшно скучная и убогая. Но у Стогова такая путаница присутствует постоянно. "Прямому действию" приписываются взрывы памятников (акции РВС и А. Соколова); пропагандистские оранжевые акции, проводившиеся в действительности когда-то анархо-синдакалистами и анархо-коммунистами; тексты и лозунги, действительно публиковавшиеся в "Лимонке", "Бумбараше-2017" и "Черной звезде" (использованные авторы: Алексей Цветков, Павел Былевский, Дмитрий Костенко). Собирается "Прямое действие" в "бункере" (как реальная Партия диктатуры пролетариата в Самаре), который при ближайшем рассмотрении оказывается подвалом (как у Лимонова)»¹⁸.

     Эта статья является чуть ли  не единственной относительно  серьезной рецензией на книгу Стогова «Камикадзе». Сегодня кажется забавным умозаключение Александра Тектуса о том, что автора романа о русской революции не существует. Однако нас интересует следующее умозаключение (позиционирующееся как пропозиция) «критика»:

     «В реальности никаких "Красных бригад" в России, естественно, нет, как нет и никакого "Ильи Стогова", хотя на Стогова дана "биографическая справка": "Родился в 1970 в Ленинграде, свыше 10 лет работает журналистом, сотрудничает со всеми (именно так и написано: со всеми!) крупнейшими отечественными газетами и журналами, "сюжеты его книг основаны на подлинных материалах журналистских расследований" (ха-ха!)».

     Вернемся к теме «единого текста»  в пространстве творчества и  журналистской работы Стогова.  «Ха-ха!» критика кажется еще более неуместным, когда мы понимаем, что информацию Илья Стогов действительно собирал, только не для этой книги, а для «Революции сейчас». Во время работы над документальным романом он вполне мог задумать художественный, который был написан, кстати, в свойственной ему манере: на основе реальных фактов. Так и формируется инертный, и в то же время гибкий семантический пласт «единого текста».

     Стогов описал событие («со-бытие»), однако сделал это в рамках концепта, который является следствием (либо причиной) сложившегося и постоянно развивающегося мировоззрения, отраженного в «едином тексте». Реальные факты и биографические элементы демонстрируют «событие» и стремятся воссоздать «первичную реальность», о которой говорил Илья Стогов в своем интервью, а герои, перемещающиеся через границу семантического поля – это элементы «вторичной», концептуальной реальности. Она, безусловно, была смоделирована с использованием информации, которую Стогов собирал во время журналистского расследования. На ее базе было построено особое художественное пространство и явлено оригинальное мироощущение, созданное Стоговым, стремящимся к «первичной реальности».

     «Камикадзе» - не просто бульварный роман, как отозвался о нем Александр Тектус. Это произведение создано человеком, стремящимся осознать объективную реальность в большей степени, чем любой другой русский писатель, хотя бы потому, что Стогов – в первую очередь считает себя журналистом.

     Вот, что сказано, как бы в ответ Александру Тектусу в статье Алексея Балакина о «Камикадзе», опубликованной в книге сразу после романа:

     «Лет двадцать назад один аргентинский  умник  написал,  что  будто   бы никакого человека с именем "Хорхе Луис Борхес" не  существует,  что  это коллективный псевдоним Бьой Касареса, Мухики Лайнеса и Маречаля и что на людях роль "Борхеса" играет нанятый ими провинциальный актер. Уже в наши дни другой, на этот раз наш, умник на страницах  толстого  и  уважаемого журнала с серьезным видом уверял, что в России нет ни "Ильи  Стогоff'а", ни "красных бригад", о которых он пишет. Не  знаю  как  насчет  "красных бригад", а вот человек И. Ю. Стогов (как  и  литератор  Илья  Стогоff) существует. Иногда с ним бывает приятно выпить пивка, поболтать о том  о сем, одолжить ему очередную десятку. Самый большой его  порок  -  он  не отдает взятые почитать книги»¹⁹.

     Так же в этой статье содержатся  и другие небезынтересные для  нашего исследования факты:

     «Ролан Барт заметил как-то, что  с тех пор, как существует  Литература, одна из функций писателя - воевать с ней. И в этой  войне  Илья  Стогоff одержал  полную  и  безоговорочную  победу.  Или  можно   сказать   так: Литература зашла  в  его  прозу,  остановилась  там  заночевать  и  была безжалостно убита своей сводной сестрой - Журналистикой. Ведь то, что вы только  что  прочли,  -  строго  говоря,  не  роман,  а  текст,  искусно мимикрирующий под него.

     С одной стороны, это можно объяснить причинами сугубо  коммерческими, ибо любой текст, не позиционированный как "роман", продать сейчас весьма непросто. Пройдитесь по лоткам, и вы увидите, что как  минимум  половина выставленных там "романов" - это либо классические повести,  либо  нечто "безобразно, бессловесно и не имуща вида".  Сборник рассказов в такой компании  зачастую  выглядит  диковато,   как   розовощекий   спортсмен, комсомолец и красавец, затесавшийся на вечеринку умудренных Кастанедой и утомленных наркотиками сквотеров. Шансов стать "своим" у него нет. Да  и букеры разные в основном за романы дают. В общем, вы понимаете...

     Но есть и сторона творческая. Стогоff - не  писатель,  он  журналист.

Писать  романы он  учился,  копируя  от  руки  в  школьную  тетрадь  "The electric cool-aid acid test", а лучшим чтивом до сих пор считает журнал "Птюч". И роман (договоримся называть его текст так) свой писал он,  как пишут газетно-журнальные репортажи: наскоро, второпях,  едва  успевая  в следующий номер. И вот несколько таких репортажей сложились и  составили книгу».

     В этой статье не просто  подтверждается факт наличия  журналистского (связанного с «первичной реальностью») материала, но и высказывается предположение, что это и не роман вовсе:

  «Ведь то, что вы только  что  прочли,  -  строго  говоря,  не  роман,  а  текст,  искусно мимикрирующий под него».

     Из всех произведений, рассматриваемых в данной работе, «Камикадзе», пожалуй, самое «литературное». О нем, по крайней мере, можно сказать: «Это роман», - хотя бы условно. Но даже этот роман был расценен критикой либо как попытка навязать обманчивое представление о политической и моральной обстановке в России (Александр Тектус), либо как оформленное в виде романа своеобразное журналистское эссе (Алексей Балакин). Так или иначе, с точки зрения концепта «со-бытие» ментальный мир Стогова стремиться к осознанию и передаче «первичной реальности» через «вторичную». В большинстве книг из серии «Стогоff-project» ситуация иная. О них мы поговорим в следующих разделах.           
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

РАЗДЕЛ 3

     Рассмотрим концепт «событие»  в романах, позиционирующихся, как “non-fiction”: в документальных книгах “Skinheads”, «Апокалипсис вчера». В отличие от “Камикадзе” и “Мачо не плачут” эти, условно говоря, романы не связаны со “вторичной реальностью”, и не используют ее для создания персектов и аффектов, передающих ментальное восприятие автора “первичной реальности”. Книги “Skinheads” и «Апокалипсис вчера» настолько приближены к объективной реальности, что их можно считать демонстрирующими «реальность первичную».

     «Со-бытие» здесь выражено ярче, чем «концепт». Ментальное восприятие автора прикрыто, как бы цитированием новостей (“Skinheads”), либо записками из кругосветного путешествия, дневником («Апокалипсис вчера»). Это в большей степени репортажи, нежели романы. Во-первых, в книгах нет классического сюжета, нет главных героев и основных действующих лиц. «Апокалипсис вчера» начинается следующим предисловием, в котором, собственно, и содержится вся незамысловатая фабула произведения:

     «В январе прошлого года я взял в банке кредит в $5900 и улетел вокруг света. На то, чтобы объехать планету, у меня ушло чуть больше семи недель, а кредит я отдаю до сих пор. По пути я вел дневник. Когда вернулся в Петербург, мой издатель предложил его опубликовать, и я согласился. В тексте ничего не было поменяно — я только убрал какие-то чересчур личные вещи. В остальном это тот самый блокнот, который я провез с собой через четырнадцать стран”²⁰.

     В течение путешествия автор подводит итоги, переосмысливает историю человечества и приходит к выводу, что европейская цивилизация – первая, прожившая более полутора тысяч лет только благодаря возникновению христианства. Этот же мотив звучит и в его интервью того времени:

     “Каждый человек живет для  того, чтобы быть любимым. Поэтому миллиардеры зарабатывают свои миллиарды, а маньяки совершают преступления. И когда ты понимаешь, что то, чего ты так ждал, уже произошло, жизнь меняется. Тебя любили больше жизни. И погибли за тебя. Что может послужить большим доказательством любви?

     Это звучит, как банальность. Это  нужно осознать на своем опыте” ^4.

     “Единый текст”, как и мировоззрение Стогова, его ментальное восприятие оказывают влияние на концепты в книгах автора. Они меняются, а с ними меняется сам рассказчик. “Со-бытие” предстает здесь едва ли не в чистом виде. Огромное количество описаний и фактов образуют особое повествование, разбавленное умозаключениями и суждениями автора. Мы сталкиваемся с новой формой концепта, стремящегося к пропозиции, которая относительно приближена к интенсионалу.

     По-сути Стогов высказывает свое намерение отразить объективную реальность, реорганизовать знания об истории в самой книге:

     «Все понимают: наше прошлое нуждается в ревизии. Его границы,    концы и начала, должны быть проведены заново. Совсем не там, где все привыкли. А главное, что должно быть вычищено из исторических книжек, — это представление, будто, становясь старше, человечество становилось лучше. Представление о том, будто история — это путь, ведущий нас от плохого к хорошему.

     Цель у истории есть — кто бы спорил? И история (в каком-то смысле) — это действительно движение по направлению к этой цели. Другое дело, что наука никогда не занимается ни целью, ни смыслами. Наука занимается совсем другим.

     Было время, когда никто на всем свете не знал в точности, какова длина календарного года. В разных местах за длинугода принимали отрезки от 350 до 412 суток. Соответственното, что показывал календарь, и то, что люди видели за окном, несколько различалось. В декабре цвели вишни. В апреле выпадал первый снег.

     Чтобы все встало на свои места, понадобилась календарная реформа Юлия Цезаря, создавшего юлианский календарь. Реальную длительность года высчитал его личный астроном Сосфен. С небольшими изменениями мы пользуемся расчетами Сосфена и до сих пор.

     Истории тоже был необходим собственный календарь счетко рассчитанной длиной «исторического года»... «периодическая система» эпох... правило, не знающее исключений.Если хотите, можете звать меня Сосфен. Составленная мною схема — это и есть календарь истории”.

     Таким образом малоизвестные  или хорошо забытые читателем  исторические факты становятся движущей силой повествования. По форме – это роман, напоминающий большое эссе. И именно “со-бытие” позволяет читателю быть во внимании, и доносить до него свою точку зрения.  

     Книга “Skinheads” и концепт события в ней смоделированы иначе. Во-первых, это не художественный роман, и автор в нем не высказывает своего отношения к событиям, во-вторых, с действующими героями дела обстоят сложнее. С одной стороны, в книге присутствует переплетение различных сюжетов: становление банды, поиски преступников, профессор, убитый в собственной квартире, сенегальский студент, а с другой – это просто коллаж из новостей, и романом «это» назвали весьма условно. В некоторых рецензиях даже слово «книга» берут в кавычки, когда речь идет о творчестве Стогова.