Мужские состязательные игры в контексте традиционно-бытовой культуры

Эти увесе­ления, связанные с праздничной площадной атмосферой, доставляли искреннюю радость  самим участникам и не  нуждались в зрителях.

В состязательных играх любого вида «играющий человек» стремился выявить все стороны своей натуры: силу и выносливость, быстроту реакции и ловкость, находчивость и бо­гатство фантазии. Одним из видов состязательных игр была крепость или взятие снежного города. Как только где-нибудь скопится порядочная груда снега, изо­бражающая собой подобие горы, дети в этой груде тотчас же устраивают игру в крепость, состоящую в следующем: участву­ющие в игре разделяются на два лагеря, причем каждый стара­ется занять вершину груды. После этого начинается перестрел­ка снежками, причем стоящие внизу иногда одолевают стоящих наверху, вследствие чего занимающие крепость во­лей-неволей должны бывают уступить ее своим неприятелям.

Как только выпадет сыроватый снег, дети тотчас лее начина­ют валять из него шары большей или меньшей величины и из них делать башни. Но предварительно дети разделяются на две равные партии, и затем каждая на небольшом расстоянии одна от другой устраивает по отдельной башне.

К устройству этому приступают так: участвующие в партии делятся, в свою очередь, на несколько групп, из которых каждая берет сначала небольшой кусочек снега и начинает обертывать его по рыхлому, вновь выпадающему снегу, вследствие чего не­большой ком скоро обращается в громадный шар.

Шары эти кладутся рядом в линию, в них кладутся другие, на эти — третьи и т. д., пока, наконец, не воздвигнется довольно высокая и достаточно устойчивая стена, за которую, кроме то­го, можно еще прятаться игрокам. Игроки другой партии устраивают для себя подобным же об­разом другую башню. Устроив стены, каждая партия начинает заготовлять для себя массы снеговых шариков для' бросанья в неприятелей, и шари­ки эти складываются позади стен. После таких взаимных при­готовлений партии начинают разбивать стены своих против­ников, причем, смотря по надобности и обстоятельствам, то прячутся за эти стены, то выходят из-за них в открытое поле и т. д. Если кто из противной партии зашел близко к стене сво­их неприятелей, то последние могут ловить его, а словивши, взять в плен. Если кто, спасаясь от неприятеля, упадет между стенами, тот считается раненым и исключается из игры.

Игра считается оконченной или когда противники какой-либо стороны частью взяты в плен, частью ранены, или же ког­да стена противников разрушена вся до основания.

А. Широков даёт подробное описание штурма "города". "Приходит столь известным между русскими прощеный день, и перед наступлением вечера берега пруда не вмещают на себе любопытных обоего пола. Двухаршинная толщина льда тре­щит под тяжестью саней -и- зрителей, которые с нетерпением обращают взоры свои в ту сторону, откуда должны появиться герои праздника. Наконец" звуки музыки и песен возвещают о приближении их, и ропот нетерпеливого ожидания раздается в толпе. Еще несколько минут, и пышный поезд маслянских вельмож появляется в виду всех и останавливается вблизи крепости. На всей окрестности волнение народа утихает, и по временами слышатся распоряжении и команда генералов, которые в это время разделяются на наступающих и обороня­ющихся, и один из них вступает в должность коменданта. Вдруг на верху крепости раздаются песни, музыка, между тем, как у ворот ее располагается из охотников гарнизон в оборонительное положение. В некотором отдалении взвод, человек в двадцать удалых всадников, предводительствуемый одним из генералов, вдруг с неистовым криком бросается на приступ, но, встреченный множеством холостых ружейных выстрелов, он отступает в беспорядке и, построившись снова, с большею силою ударяет на осажденных... Это повторяется несколько раз и все с возрастающею яростью. Таким образом, приступ продолжается, пока, наконец, последний раз один из отчаянных удальцов, не щадя ни себя, ни лошади своей врезывается в ряды гарнизона и, мужественно достигнув вороты снежной крепости разбивает их. Тут начинается такая суматоха, что и слух и взор наблюдателя должен утомиться. Сотни мальчишек с оглушительным криком бросаются на крепость и в несколько минут разрушают ее до основания. Многочисленная толпа зрителей приходит мгновен­но в движение и рассыпается по всем направлениям улиц.

В комплекс народных военно-спортивных состязаний наименее распространенными  являются традиционное народное фехтование на палках — так называемые палочные бои. Это военно-спортивное состязание упоминается в работах класси­ков отечественной этнографии в числе других народных игр и состя­заний. Так, Н.И. Костомаров отмечает, что «в праздничные дни народ собирался на кулачные и палочные бои» и определяет эти состязания как «примерные битвы», указывая, таким образом, на их игровой харак­тер. Наконец, энциклопедический словарь конца XIX в. отмечает, что «бои палочные составляли для русских своего рода потеху, увеселение, начиная с глубокой древности до недавнего вре­мени. Что же представляли собой эти народные состязания и пре­жде всего содержательная сторона традиционных палочных боев? По описанию Н.И. Костомарова, «эти примерные битвы происходили обыкновенно при жилых местах, зимою чаще всего на льду. Охотники собирались в партии, и таким образом составлялись две враждебные стороны. По данному знаку свистком обе бросались одна на другую с криками». Таким образом, в самом общем виде это был бой (фехтование) на палках между двумя партиями бойцов, прово­дившийся но правилам, которые составляли определенную традицию. В комплекс традиционных правил входили следующие основные положения: «биться "полюбкам"», «не по злобе», «до охоты», «не иметь сердца» на соперника; «не бить по голове»; «не бить по ногам»; «не бить сзади»; «не бить лежачего»; «не бить "мазку"» (на ком кровь). Способ построения палочных бойцов был подобен тому как это практиковалось на кулачных боях (см. ниже).

Партии для палочных боев формировались согласно исторически сложившемуся делению на устойчивые группы населения: территори­альные, профессиональные, этнические, сословные и т.п. Так, в Мо-логе делились «на городских, середских и заруцких». В поселке Подгор­ном на горнозаводском Урале «первочастные» состязались с «Горянкой», где проживали выходцы из Малороссии, и жителями «Заречья» — кержаками [6, с. 76]. У донских казаков в бой шли стани­ца на станицу или один конце станицы против другого конца. Само состязание начиналось «задиранием» («заигрышем», «похвальбой»), которое состояло в том, что перед началом схватки стороны выкрикивали в адрес друг друга насмешки с тем, чтобы вывести противника из психологического равновесия. Так, Д. К. Зеленин. В палочных боях использовались тактические приемы, имеющие прямые параллели в традиционной тактике пехоты. Так, например, в сообщении из г. Мологи отмечается, что палочные бойцы, «как будто кто их учил военной тактике, стараются двумя крылами обойти друг дружку. Применялись также удар «клином», наступление на одном фланге, контратаки, окружения, сочетания разных тактиче­ских приемов.

Военный сюжет палочного состязания, отмеченные военные па­раллели приводят к мысли о том, что в основе этого традиционного «примерного» противоборства лежат определенные черты военного искусства, боевой подготовки и организации древнерусской пехоты. Нельзя не заметить также очевидного большого сходства палочных боев и кулачных боев «стенка на стенку». Информаторы нередко от­мечают, что часто только непосредственно перед самим состязанием стороны условливались о способе противоборства — на кулаках или на палках.

Обычай палочных боев подобно другим состязательным традиционным мужским играм, выполнял ряд социальных функций и прежде всего военно-прикладную. Помимо упоминавшихся выше военных параллелей этому «при­мерному» противоборству существенным здесь является то, что палка, ослоп, дубинка представляют древнейшее оружие человека и исполь­зовалось в этом качестве вплоть до XVII в. Древняя традиция состязаний палочных бойцов не составляла в этом плане исключения. Бойцы обычно выступали как представители своего села, деревни, порядка, слободы, улицы и т.п., и коллективная победа вызывала чувство гордости за свое «общество». Община выступала, как правило, организатором таких состязаний. Возможно, в древности такие боевые игры выполняли роль смотра сил общины, показывали, на кого «мир» мог более всего положиться в труде и вой­не.

Традиционное общество возвышало сильных, смелых, справедли­вых и порицало слабых телом и духом. Личность испытывала посто­янное и сильнейшее давление общины, подобные же военно-спортивные игры были одним из действенных средств, которые при­водили личность к уровню требований общества, выполняя таким образом функцию социализации.

В то же время присутствие на таких состязаниях многочисленных бойцов и зрителей, собрание их в одном месте, принадлежность к одному обществу (деревне, селу, улице и т.п.), общий эмоциональный настрой — все это создавало атмосферу единения и сплочения, делало обычай таких «примерных» боев эффективным средством общения.

Мужские состязательные игры нельзя отнести к категории безопасных раз­влечений. В азарте бойцы нередко теряли чувство меры, слу­чалось, нарушали правила, что вело к травмам, иногда увечь­ям. Это послужило основанием для однозначно отрицатель­ной оценки  игры некоторыми исследователями. Думается, что такой подход вряд ли приемлем, поскольку позитивное начало находится в диалектическом единстве с отрицатель­ными сторонами обычаев. В связи с этим приведем справед­ливую, на наш взгляд, оценку О. А. Сухаревой одного из та­ких «жестоких обычаев». Он «формировал в народном харак­тере такие черты, давал людям из народа такие навыки, которые были исторически необходимы... вряд ли люди из на­рода могли бы выступать как значительная военная сила, если бы в этой среде не было условий для приобретения оп­ределенных навыков и боевого духа». Многочис­ленные войны и нападения извне, внутренние междоусобицы, жестокость быта, нравов, сопровождавшие развитие рус­ского этноса в течение тысячелетий, диктовали необходи­мость воспитания в мужской части населения качеств, необ­ходимых в повседневной жизни и особенно при защите Ро­дины. Традиционные состязательные мужские игры служили народным сред­ством формирования физической силы, воли, ловкости, сме­лости, находчивости, решительности, боевого, духа, «чувства локтя».

Говорят также, что игра как соперничество - негуманна. Но это совершенно неверно. Что такое соперничество как ни сравнение своих результатов с результатами других. Оно может быть больно или очень приятно, но факт остается фактом - это мощнейший стимул человеческого совершенствования. И если отказаться от соперничества, то не приведет ли это к застою в развитии всей человеческой цивилизации?

2.2 Феномен кулачного боя

В наше время, когда необычайно возрос интерес ко вся­кого рода восточным единоборствам, следует вспомнить и о чисто русском виде военной игры — кулачном бое.

«Кулачные бои в России, — писал В. Лебедев, — представля­ют такое характерное явление и такой интерес в развитии нашей культуры, что все, что относится до истории этого на­родного развлечения, разросшегося до грандиозных разме­ров и распространенного повсеместно в России, невольно останавливает на себе внимание»[9]. Действительно, значение старинной русской молодецкой забавы, и упо­минания о которой восходят к XI века, а последние описания - к  20-м гг. XX веков, трудно переоценить.

Корни кулачного боя уходят в далёкое прошлое, по-видимому, эта народная игра была широко распрост­ранена уже в древности. Так, по мнению Б. А. Рыбакова, упоминаемые в «Повести временных лет» «игрища межю селы» включали в себя и кулачные бои[10]. Первое на Руси графи­ческое изображение кулачных боев можно обнаружить на фресках лестницы Софийского собора в Киеве, относящихся к первой половине XI века. Малая Львовская летопись сообщает, что в известном поединке Кожемяки с печенежским бо­гатырем (922 г.)  использовались приемы кулачного боя.

С развитием письменной культуры число сообщений о бы­товании этой игры постоянно возрастает, а сами сообщения становятся более детальными. Относящиеся к XIX — началу XX века материалы позволяют с привлеченном ранних свиде­тельств и полевых данных исследовать вопрос с достаточ­ной полнотой. Мы располагаем 2528 единицами опублико­ванных и архивных документов этого времени. Собрано так­же 143 анкеты и интервью, свидетелей игр.

Нашли свое отражение кулачные бои в лубке XVIII века, в фигурках бойцов, изготовленных на фарфоровом заводе Гарднера в 1840-х гг. Отражены кулачные бои и практически во всех дореволюционных энциклопедиях, в словаре В. И. Даля. Сведения о кулачных боях содержатся в древнерусских летописях, в многочисленных церковных сочинениях (посланиях, проповедях, словах и т. д.) и доку­ментах, в царских указах, в правительственных постановле­ниях. Причем, если духовенство всегда резко отрицательно относилось к подобной «богомерзкой забаве», «бесовскому наваждению» и грозило отлучением от церкви, проклятием, то правительство, местные власти в XVIII—XIX вв. придер­живались более гибкой политики. Так, когда в 40-х годах XVIII столетия Св. Синод ходатайствовал перед пра­вительством о повсеместном запрещении «скачек, ристаний, кулачного боя и других бесчинств», Сенат постановил, что «подобные общие забавы в свободные от работы празднич­ные дни... служат для народного полирования, а не для та­кого безобразия»[11]. Даже издавая указы, законы, запрещающие кулачную потеху, правительство не обращало внимания на все многочисленные нарушения этих постанов­лений. Кулачные бои были лишь вытеснены из центров го­родов на окраины и нередко происходили в XVIII—XIX вв. под надзором полиции. Вошедшее в Свод законов с 1832 г. и неоднократно переиздававшееся запрещение, кулачных бо­ев практически не действовало. Любопытно свидетельство Е. И. Немчинова о кулачном сражении на Пасху в 1882 г. в центре Москвы, которое с трудом остановили большие наря­ды полиции и священник с крестом. Целую неделю после события полиция искала зачинщиков боя, врач осматривал травмы пострадавших, но такое рвение властей объяснялось только тем, что «эта потасовка произошла в центре города» и приостановила движение транспорта, «на окраинах же дра­лись свободно»[12].

Наиболее сложен вопрос о генезисе кулачных боев. Одни исследователи видят в них отзвук «древней тризны, которая принимала форму состязания у могилы умершего»[13], для других кулачные бои — отражение архаического представления о борьбе жизни и смерти, света и тьмы, особенно характерное для главных календарных праздников[14]. С течением времени кулачные бои приобретают значение специальной  боевой подготовки, особого военного упражне­ния, которое готовило мужчин, в первую очередь молодежь, к  будущим  настоящим  сражениям.   Кроме  того,     кулачный бой являлся одним из видев рукопашного боя. Когда в на­чале ХШ в. во время междоусобиц у новгородцев спросили, какими  способами они  хотят сразиться    с врагами — кон­ными или пешими, они. ответили, что хотят биться по приме­ру предков пешими и на кулачках[15].

Обычно принято считать, что кулачные бои, у русских про­исходили зимой в воскресные и праздничные дни, заканчи­ваясь, в последний день масленицы или в первую неделю Великого поста, достигая в это время наибольшего размаха. Однако специальное изучение вопроса позволяет утверж­дать, что сроки боев и приурочивание их к народным празд­никам далеко не всегда укладывается в такие рамки. Так, например, в деревнях Байдаровской волости бои приурочи­вались, в частности, к Троице и троицкому заговенью; в Вятке — к празднику Свистопляски, отмечавшемуся в чет­вертую неделю по Пасхе и отнесенному Д. К. Зелениным к семицкому комплексу[16]. В Великих Луках бои шли «в продолжение всей святой недели». Во многих местах Центральной России (Владимирской, Воронежской, Кост­ромской, Нижегородской, Рязанской, Тамбовской, Тверской, Ярославской губерниях) в первой половине XIX в. массовы­ми кулачными боями сопровождался Ярилин праздник, про­исходивший большей частью в петровские заговены. Чтобы получить достаточно полную и объективную картину весь массив сообщений о боях был распределен по сетке годового календаря. В результате обнаружилось, что времен­ные рамки бытования игры значительно шире, чем это счи­талось раньше. В целом бои начинались поздней осенью, про­водились в воскресные и праздничные дни, достигая макси­мального размаха на рождественские святки, Пасху, семик Троицу, Ярилу и особенно в масленичную неделю, и завер­шались в июне, часто на Петров день. Вызывают интерес многочисленные свидетельства о проведении таких боев во время Великого поста, когда увеселения и игры категориче­ски запрещались церковью. Обнаружено небольшое число сообщений о боях в июле, августе и осенью: Как правило, в это время игра приурочивалась к престольным    праздникам.

Имеющиеся данные позволяют утверждать,    что в прин­ципе возможно выявление региональных различий в сроках проведения   боев   и   времени   их   максимального   размаха   в XIX — начале XX века. Так, во многих местах северо-запада и севера  Европейской  России,  на  Среднем  Урале и  в значительной   части  Среднего  Поволжья  бои  происходили  зимой и завершались на масленицу или в первый понедельник Ве­ликого поста, достигая в, это время максимальных размеров. Для центра России, а также Петербурга и его окрестностей характерно начало боев с    наступлением зимы и окончание их  в июне на семицко-троицкие праздники или на  Петров день. При этом с большим размахом бои проводились на рож­дественских  святках,  в  отдельные  дни   Великого  поста,  на Пасху, Троицу.  Однако наибольший размах их приходился на масленицу. На юге России большей частью при таких же, как и в центральной полосе, временных рамках существова­ла  сильная  чересполосица  в сроках максимума  боев:  в од­них  местах  он приходился  на  масленицу, в  других — на Рождество.  Здесь, по-видимому, сказывалось сильное влия­ние украинских традиций.  У украинцев  кулачные бои про­исходили, как правило, зимой и заканчивались на маслени­цу, достигая ярко выраженного пика в рождественские празд­ники.  Известия о летних боях у украинцев очень редки. У белорусов бои начинались зимой, максимум их приурочивал­ся  к рождественским   («калядным»)   и  купальским  праздни­кам.  На востоке  Витебской губернии игры бытовали также зимой   и летом. В западной части Смоленской губернии бои происходили только зимой. Таким образом, в этих районах можно  констатировать взаимовлияние русских и белорусских традиций. В Сибири, на Южном Урале, у проживающих в Казах­стана русских выявлена сильная чересполосица как в общих временных рамках бытования игры, так и в сроках ее мак­симального размаха. Однако в целом они соответствуют тра­дициям, существующим в европейской России.