Детский фольклор

В отличие от сказок, страшные истории обычно имеют только один полюс фантастического- злой. С ним связаны бесконечно разнообразные типы вредителей: либо просто фантастические образы, либо фантастические образы, коварно скрывающиеся под личиной привычных людей и предметов (от пятна на стене до мамы). Вредитель может иметь настораживающий внешний признак, чаще всего цвет: черный, красный, белый или какой-нибудь другой. Цвет фигурирует и в названиях детских страшилок: "Черные шторы ", "Красное пятно ", "Синяя роза " и т. п. Действие вредителя выражено в одной из трех функций (или в их комбинации): похищение, убийство, желание съесть жертву. Образы вредителей усложняются в зависимости от возраста исполнителей. У самых младших детей неодушевленные предметы действуют как живые, в чем проявляется детский фетишизм. Например, красный шнурок звонит в дверь, пытается задушить маму. Папа его разорвал и бросил в окно, но шнурок продолжает терроризировать семью. Его облили керосином, сожгли, а пыль выбросили в окно. Но в дверь снова звонят. Врывается столб красной пыли и всех ослепляет. (Смирнова Варя, 7 лет, Загорск). У более старших детей появляется связь предмета с живым вредителем, что может означать представления, аналогичные анимистическим. За шторами, пятном, картиной скрываются черные волосатые руки, белый (красный, черный) человек, скелет, карлик, Квазимода, черт, вампир... Часто предмет-вредитель является оборотнем. Ленты, серьги, браслет, цепочка, вьющиеся растения превращаются в змей; ночью становятся людьми-вампирами красные (или черные) цветы; кукла (или статуя) превращается в женщину; становится человеком изображение на картине ("Про черную даму с голубыми глазами"). Оборотничество распространяется на части человеческого тела, которые ведут себя как целый человек, на встающих из гроба мертвецов и т.п. Несомненно, оборотничество пришло в современный повествовательный фольклор детей из общенародного традиционного фольклора.

Усложнение образа вредителя происходит как развитие, углубление его портретной характеристики. Покажем это на группе ведьм.

Первой портретной ступенью является цветовой сигнал, соединенный женским началом: красная ведьма, красивая женщина в черном, желтая скорченная старуха, очень красивая девушка в длинном белом платье, очень красивая зеленоглазая женщина в бархатном зеленом плаще. Затем возникают более сложные изображения, в которых просматривается трансформация ведьмы из быличек. Она предстает в своем Истинном облике поздно ночью, когда думает, что все уснули: Открыла девочка глаза и видит, что мачеха одела черное платье, распустила длинные черные волосы, посадила на грудь лягушку и куда-то тихо пошла. (Головко Лена, 11 лет, Кокчетав); она посмотрела в щель и увидела, что цветок превратился в ту женщину, которая продавала цветы. и эта женщина идет к дочкиной кроватке, а когти у нее длинные-предлинные, глаза зеленые и клыки во рту. (Киселева Лена,9 лет, Горький).

Иная категория ведьм развивается на основе сказочного образа Бабы Яги. Такая трактовка появляется в сюжетах с похищением. Ведьма этого типа окружена характерным "интерьером": лес, дуб, одинокий дом или избушка. Может появиться и такая деталь: И по бокам на колах торчали человеческие головы. Очень многих полицейский узнал- это были его товарищи. (Кондратов Алеша, 13 лет, Москва). Типично сказочным оказывается портрет такой ведьмы: колдунья с крючковатым носом и костылем вместо ноги (Кондратов Сережа, 8 лет, Москва); а также цель, ради которой похищаются дети: Она заманивала к себе детей, откармливала их орехами и через десять дней съедала. (Казаков Дима, 8 лет, Новомосковск Тульской обл.).

Ведьмой "литературного происхождения" можно считать Пиковую даму (Цыганова Марина, 11 лет, Сыктывкар). Наконец, с образом ведьмы могли соотноситься бытовые впечатления ребенка: Как-то раз мама купила на Тишинском рынке тюльпаны у одной старухи, у которой, между прочим, не было зубов, а была вставная челюсть. (Исаев Саша,10 лет, Москва).

Усложняя образ вредителя, дети обращались к опыту традиционной народной прозы. Карлика-вампира смог уничтожить один старик старый-старый; для этого он использовал магический круг, огонь, осиновые колья. (Бунин Алеша, 12 лет, Москва). Традиционны способы разоблачения вредителя: по отрубленной у него руке, по знакомому кольцу, по копытам, клыкам, вследствие проникновения в запретную комнату и т. п. Образ вредителя мог дополняться такими деталями, как хитрость, коварство, осторожность или, напротив, недогадливость (когда ему вместо ребенка подкладывают куклу).

Психология вредителя наивно преломляется через внутренний мир самих детей. Например: в темный зал театра во время спектакля входят страшные кровопийцы, они убивают всех людей. Это замечают билетерши и задают вопрос, почему так много мертвых. Те начали врать. Им не поверили, потому что они покраснели (Вайман Наташа, 10 лет, Зеленоград). По-детски переживают чувство страха взрослые: Все люди испугались, бросились по домам и стали затыкать все щели. Потом они забрались все под одеяла и детей взяли с собой. (Гаршина Оля, 10 лет, Ковров Владимирской обл.).

Последней стадией эволюции образа противника (по возрастным уровням исполнителей) является отсутствие предмета-вредителя и развитие художественных признаков живого (или человекообразного) носителя зла- своего рода преодоление детских анимистических представлений. Здесь особенно явно происходит сближение с традиционным фольклором: возрождаются фантастические персонажи сказок, своеобразно соединяясь с научными и техническими знаниями современного ребенка. В возрасте 13—15 лет у детей наступает кризис категории чудесного, они приходят к отрицанию немотивированных ужасов. Происходит разложение страшных историй. Дети начинают передавать рассказы о реальных преступлениях, подчеркивая их достоверность ("История, которая на самом деле произошла в Москве"- Ртищева Лена, 14 лет, Москва). Они пытаются придумать материалистическую разгадку фантастической сущности вредителя: похищение с помощью гипноза, исчезновение кораблей в "черной дыре" океана... Вымысел может быть аналогичен невероятному стечению обстоятельств новеллистической сказки. К примеру, в одной истории рассказывается о том, что если в комнате выключают свет, то в стене появляются два страшных светящихся глаза. Но потом милиция выясняет, что до новых хозяев в доме жила старуха, и сын ее когда-то сильно облучился и умер. А старуха взяла его глаза, положила в банку и замуровала в стенку. И когда выключался свет, они светились. (Киселева Лена, 9 лет, Горький).

Особенно интенсивно разложение страшных историй происходит путем создания многочисленных пародий, в которых высмеиваются темы запрета, похищения и образы фантастических вредителей (предметов, мертвецов, вампиров, ведьм).

Например, образ ведьмы фигурирует в очень распространенной пародии на нарушение запрета: женщина въехала в новую квартиру, в которой торчал из пола гвоздь, но ей запретили его выдергивать. Однажды она порвала об этот гвоздь свое любимое платье, очень рассердилась и выдрала его. Через несколько минут к ней в дверь постучали. Женщина открыла и увидела страшную ведьму. Ведьма сказала: "И так спать не могу, а тут еще люстра на меня свалилась!" (Шенина Таня, 10 лет, Москва).

Ирония пародий фиксирует осознание старшими детьми своего интеллектуального превосходства над малышами.

Итак, в системе образов страшных историй центральное место занимают чудесные противники. Страшная история может обойтись без помощника и даже без главного героя, но образ вредителя в ней присутствует всегда. Он может быть единственным. Например:

В черной комнате — черный стол,

на столе — черный гроб,

в гробу — черная старуха,

у нее — черная рука.

"Отдай мою руки!"

(рассказчик хватает ближайшего  слушателя)

В структуре образа вредителя злое начало проявляется как чудесная сила. Дети могут принимать ее без обоснований; могут развивать разнообразные мотивировки, от самых примитивных до весьма обстоятельных; могут ее отрицать путем пародирования — но в любом случае они выражают свое отношение к этой чудесной злой силе.

Сквозь все произведения современной детской мифологии проходит интуитивно выраженная идея двоемирия: в них есть мир действительный ("дом") и мир фантастический ("не-дом"). Действительный мир всегда осознается как несомненная реальность, как сущее. Иным предстает отношение детей к миру фантастическому как сфере проявления чудесной силы. У младших детей (5—7 лет) реальный и ирреальный миры модально тождественны: они оба выступают как объективная сущность. Отношение к ним рассказчика и слушателей равнозначно: здесь обнаруживается буквальная вера в чудесное, что типологически сближает эту группу с традиционным жанром несказочной прозы — быличкой. Вторая группа, относящаяся к среднему возрастному звену (дети 8—12 лет), обнаруживает более сложное соотношение двух миров. Об их тождестве уже говорить нельзя, но вера в чудесное еще сохраняется. Возникает модальность, аналогичная сказочной: условная вера в чудесное. Вследствие этого развиваются две тенденции. С одной стороны, в страшных историях начинают прорисовываться жанровые признаки сказок, а с другой — усиливается игровой момент. Происходит разъединение рассказчика и слушателей: первый не верит в чудесное содержание, но стремится скрыть это и заставить поверить слушателей, чтобы потом вместе с ними посмеяться. В этом можно усмотреть начальные признаки разложения страшных историй, подступ к их сатирическому осмыслению. В третьей возрастной группе (дети 13—15 лет) вновь происходит объединение рассказчика и слушателей, но уже на почве сознательного отрицания чудесного путем его пародирования или обнаружения его иллюзорности через развитие материалистических мотивировок. Сюда вовлекаются особенности литературных жанров и анекдота. Интересно, что ряд пародий завершается фразой «Вы слушали русскую народную сказку», что подчеркивает беспочвенность веры в фантастические ужасы и выражает отношение к сказке как к вымыслу.

Страшные истории — факт современного детского фольклора и существенная психолого-педагогическая проблема. Они выявляют возрастные закономерности в развитии сознания. Изучение этого материала поможет открыть пути положительного воздействия на становление личности ребенка.

6. Художественные особенности произведений детского фольклора.

 

Произведения детского, как и взрослого, фольклора создаются на основе живого разговорного языка. В них можно отметить особенности поэтики соответствующих жанров взрослого фольклора. Так, например, в композиции детских сказок, как и во взрослых сказках о животных, широко используется диалог. В детских песенках можно отметить такие композиционные формы, как форма монолога, диалога и др. Приведем, к примеру, детскую песенку композиционной формы «описательно-повествовательная часть плюс диалог»:

Стучит, бренчит на улице: Фома едет на курице, Тимошка на кошке

Туда же по дорожке.

Куда, Фома, едешь, Куда погоняешь?

Сено косить.

На что тебе сено?

Коров кормить.

На что тебе корова?

Молоко доить.

На что тебе молоко?

—    Ребяток поить. 

Детские песенки нередко начинаются с обращений. Например:

Кукареку, кочеток! На повети мужичок.

Коровушка, буренушка,

Подай молочка,

Покорми пастушка.

В детских песнях встречаются повторы. Прилагательные нередко стоят после существительных. Например:

Идет коза рогатая, Идет коза бодатая.

Язык детского фольклора отличается большим своеобразием. В нем ярко проявляется любовь детей к словотворчеству. Так, нередко животные в произведениях детского фольклора образно называются по тем или иным их признакам: волк-«серко», медведь- «из берлоги валень»,мышь- «норушка», муха- «шумиха», комар- «пискун» и т. п.

О. И. Капица отмечает: «В детском фольклоре очень разнообразно развертывается словотворчество, мы постоянно встречаемся с необычными словами, выходящими из рамок обыденной речи, но несмотря на эту необычность, вполне понятными.

Часто употребляются парные созвучные слова «Федя-медя», «каракула-маракула», «шишел-вышел», «сею-вею», «заинька-паинька», «шильце-мыльце», «чушки-бушки», «жывалко-бывалко», «шестом-пестом», «аты-баты», «эни-бени» и т.д.

В детском фольклоре большое значение придается звучанию слова. Нередко то или иное слово в произведениях детского фольклора употребляется из соображений не смысла, а звучания. Ярким примером этого является заумный язык считалок.

Во всех жанрах детского фольклора широко используется рифма. Как правило, это парная рифма. Например:

Дождик, дождик пуще, Дам тебе гущи. Дам тебе я ложку, Хлебай понемножку.

Произведения устного творчества детей расширяют наши представления о русском фольклоре, свидетельствуют о его большом жанровом разнообразии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Родная культура, как отец и мать, должна стать неотъемлемой частью души ребенка, началом, порождающей личность.

Сейчас к нам постепенно возвращается национальная память, и мы по-новому начинаем относиться к старинным праздникам, фольклору, в которых народ оставил самое ценное из своих культурных достижений.

Мы остановились на жанрах фольклора, произведения которых и создавались и исполнялись самими детьми. Как уже отмечалось, собственно детский фольклор (и игровой и внеигровой) существенно отличается от фольклора взрослых как по своему содержанию и художественной форме, так и по условиям бытования и выполняемым функциям.

Вместе с тем следует сказать, что поэтическое творчество детей не изолировано от поэтического творчества взрослых, свидетелями которого дети являются с самых малых лет

Справедливо ли мы считаем детским фольклором произведения, заимствованные детьми у взрослых? Представляется, что совершенно справедливо. Во-первых, эти произведения, бытуя среди детей, выполняют функции детского фольклора. Они, как правило, исполняются для забавы, нередко являются органическим компонентом той или иной детской игры. Во-вторых, эти произведения трансформируются и перерабатываются в соответствии с особенностями детской психологии, поэтического творчества детей. Так, исследователями отмечено, что хороводная песня, в которой «селезень» и «утушка» были символами жениха и невесты, детьми исполняется как обычная игровая песенка, в которой названные птицы понимаются буквально. Дети в игре подражают их движеньям. Девичья лирическая частушка, бытуя среди детей, превращается в обычную детскую считалку. И, наконец, в-третьих, в жанрах, заимствованных от взрослых, дети нередко создавали новые фольклорные произведения.