Сестры милосердия в Крымскую войну (1854-1855)

Наконец, по прошению Пирогова, покровительница общины учредила новое особое отделение сестер - транспортное, на чем следует остановиться подробнее.

Проблема перевозки  больных существовала давно. Пирогов  еще в декабре 1854 г. говорил о  недостатке передвижных средств, отчего больные скапливались в различных  неудобных местах города, так что  возникала угроза эпидемии, сутками оставались без еды, проводили целые дни и ночи на полу без матрасов, белья; без шуб терпели природные невзгоды во время перевозок в тряских некрытых телегах по скверным российским дорогам. В подобных условиях даже самые легкие раны портились.

В сентябре дела обстояли не лучше. Сам Пирогов по несколько часов простаивал при отправке транспортов. Несмотря на дождь, грязь и темноту, он ходил в лагерь больных, который был довольно далеко от его дома. Теперь с транспортами хирург решил отправлять сестер - во главе нового отделения он поставил неутомимую Бакунину. В Бахчисарае 15 сентября он ей выдал особую инструкцию из шести пунктов, предусматривавших устранение возможных ошибок.

"1) В какой  мере возможна перевязка раненых  на этапах и сколько, примерно, нужно сестер на каждую сотню раненых?

2) Каким образом  утоляется жажда раненых на  пути и снабжены ли они или  сопровождающие транспорт средствами, необходимыми для этой цели?

3) Выдаются ли  раненым, кроме их шинелей,  еще каждому одеяло или халат,  или же (трудно-больным) полушубок?

4) Как приготовляется  пища на этапах и возможно  ли снабдить этап теплыми напитками  в холодное время?

5) Осматривают  ли транспорт, растянутый иногда  на целую версту (около 1,1 км) и  более, от одного этапа до  другого, врачи или фельдшера?

6) Соблюдается  ли порядок, назначенный в снабжение  больных пищею, то есть кормят  ли их на тех этапах, где  изготовлено должно быть для  этой цели?" .

Первый транспорт, сопровождаемый доктором, двумя фельдшерами, офицером и тремя сестрами под  начальством Бакуниной из Симферополя до Перекопа отправился в сентябре 1855 г. На почти 140 подводах, запряженных медленно шедшими волами, было устроено нечто вроде кибиток, крытых рогожей, на каждой - четверо раненых, а если трудные, - трое. Из этих почти полутысячи больных больше половины нуждалось в регулярных перевязках. На первой станции сестры начали перевязывать в шесть утра и кончили только через три часа - выехали в полдень и к восьми вечера преодолели лишь 20 верст, однако провожатый по ошибке ускакал в другой аул и на стоянке больным ужин не приготовили - к счастью, не все хотели есть. Переход следующего дня в 30 верст был проделан за 12 часов лишь к полуночи. Расстояние до перекопского госпиталя, располагавшегося в жандармской казарме, в 130 верст транспорт прошел за шесть дней.

В октябре начальством  было издано странное распоряжение: выдавать четырем больным на подводе лишь два полушубка, которые с определенного  этапа у раненых отбирались и  отсылались обратно в Симферополь, а транспорт продолжал свой путь в центральную Россию, где было гораздо холодней. Бакунина хлопотала о том, чтобы полушубки оставались с подводами, но результаты ее забот так и остались неизвестными. Сестры небольшого отделения Бакуниной не могли сопровождать все транспорты из Симферополя, поэтому и отправлялись они лишь с самыми крупными.

Как говорилось выше, одной из главных функций  сестер в Крыму по-прежнему оставался  контроль за госпитальными служителями. Случай с херсонским аптекарем был  не единственным - осенью 1855 года Пирогов  и одна из старших сестер Елизавета Петровна Карцева отдали под следствие смотрителя симферопольского госпиталя и за неделю поставили запущенный лазарет на ноги, после чего были введены контрольные дежурства сестер. Но даже несмотря на принятые меры, Пирогов со своими сотрудницами "не успели поймать, отчего куриный суп, в который на 360 человек кладется 90 кур, таким выходит, что на вкус не куриный, а крупой одной действует, тогда как сестры варят меньшее количество и меньше кур кладут, а вкус лучше... и котлы запечатывали, все не помогает, а надобно подкараулить...".

В начале 1856 года в Крыму вспыхнула эпидемия тифа. Из ста больных, поступивших в  госпиталь Николаева в январе, до 80 человек были тифозными. Весной тиф пошел на убыль, зато увеличились  заболевания лихорадкой и дизентерией. 14 февраля новый главный врач общины В. И. Тарасов писал в Петербург: "Правда, сестрам будет довольно трудно - на каждую приходится до 200 больных и кроме того через пять-шесть дней каждой из сестер будет необходимо нести дежурство два дня бессменно, но этот труд не пугает их. Мы принимаем дома, в которых больные лежат на полу и при том, так, что где можно поместить 100 - там находится 200, где - 200, там - 400. Надеюсь, что наши сестры не потеряются... Цифры больных в Симферопольских госпиталях достигали 13000, смертность от 125 до 142 человек в сутки, умирают преимущественно от тифа...".

Постепенно взгляд госпитальной администрации на общину, прежде весьма неодобрительный, стал меняться: по крайней мере, никто уже открыто  не выступал против контроля со стороны сестер; этому улучшению в значительной степени способствовали медики, прибывшие с Пироговым, такие, как упомянутый Тарасов, прибывший в Севастополь по собственному желанию в январе 1855 года вместе с Е. М. Бакуниной, еще молодой Сергей Павлович Боткин, позднее возглавивший одну из самых многочисленных общин Петербурга - Георгиевскую. Введение помощи сестер "не нравилось людям старого закала; они предвидели, что этим может быть подорвано ненасытное хищничество госпитальной администрации".

Во главе общины с 20 октября встала Екатерина Александровна  Хитрово, приехавшая из Одессы, где  ранее была настоятельницей Общины отделения сердобольных вдов. "Я  знала много сестер милосердия, - писала Бакунина, - и только одна олицетворяла этот идеал - это Екатерина Александровна Хитрово". Другой сестрой, на которую опирался Пирогов в деле управления общиной, была уже упоминавшаяся Елизавета Петровна Карцева. С ее прибытием в Симферополь "была введена настоящая гармония в воззрениях и действиях общины", хотя Карцева была моложе и неопытней, как Хитрово, так и Бакуниной. Три вышеупомянутые сестры, по словам Пирогова, явились тремя столпами преобразованной женской организации.

Бакунина после  неожиданной смерти Е. А. Хитрово  от тифа 2 февраля 1856 года, на Сретение, стала третьей настоятельницей общины. "...Вся ее личность дышала истиной... полная гармония царствовала между ее чувствами и действиями". - Вспоминал Пирогов. - "Она точно составляла слиток всего возвышенного. Чем более встречала она препятствий на своем пути самозабвения, тем более выказывала она ревности и энергии. Она покорялась только тому, в чем могла убеждаться сама, обсудив полезную сторону дела; поэтому все ее действия были самостоятельны и отчасти даже деспотичны". Действительно, был случай, когда на одном из пунктов остановки транспорта с больными станционный смотритель не хотел пустить Бакунину и сестер на ночевку. Тогда Бакунина, хотя и не имела разрешения на дневную остановку, заявила: "Довольно взглянуть на наши платья и кресты, чтобы убедиться в нашей правоте", - затем прошла мимо смотрителя в комнату и села на диван - больше сестер никто не беспокоил. В другой раз в пути, уже ранней зимой подводчики и ходячие раненые, оставив слабых больных зябнуть на улице, бросились в ближайший трактир. Тогда Бакунина, выскочив из тарантаса и ворвавшись в кабак, столь мощно прикрикнула на них, что все тут же пулей вылетели вон, а один даже оставил невыпитой оплаченную стопку водки. Такого рода деспотичность правильней было бы назвать особой духовной властью над людьми, являвшейся следствием необычной внутренней силы.

Всего по официальным  спискам в общине на время войны  числилось 160 сестер, из которых 11 скончалось. Кроме отрядов, подвизавшихся в  Крыму, существовало еще небольшое  отделение в Гельсингфорсе (Хельсинки), поскольку часть боевых действий еще разворачивалась близ Финляндии, но здесь было немного раненых.

Устав общины не утверждался еще долгое время  спустя после войны. Существовали лишь регулировавшие деятельность сестер временные  положения, которые были в общих чертах сформулированы великой княгиней Еленой Павловной и Н. И. Пироговым. Любая женщина, желавшая вступить в организацию, под руководством старших сестер в течение года проходила испытания в госпиталях: по окончании первого месяца срока, когда она еще оставалась "на наблюдении", ей выдавалась форменная одежда. В период службы сестра не могла вступать в брак и обязывалась жить в общине. Отличившиеся каким-либо образом: ревностью, особенным поведением, даже хорошим образованием, - могли быть приняты ранее установленного срока; такое же исключение делалось женщинам из высших сословий.

Бакунина описывала  обряд своего приема в общину следующим  образом: сначала она постилась  и приступила к Святым Тайнам, потом  выслушала свое клятвенное обещание, зачитанное священником, перед которым она, приложившись к Евангелию и кресту, стала на колени - иерей надел ей на шею позолоченный крест на голубой ленте. На лицевой стороне креста стояла надпись: "Ты, еси, Боже, Крепость моя!" - а на оборотной: "Возьмите иго Мое на себе". Самые первые сестры испытательный срок пройти не успели, но они давали обещание прослужить один год, после чего могли покинуть общину. Жалования эти женщины не получали, но имели, кроме казенной одежды, стол и жилье. Форму женщин описал один из современников, провожавший сестер на вокзале перед их отправлением в Севастополь: "На всех сестрах были коричневые платья с белыми накрахмаленными обшлагами; ярко-белые и тоже накрахмаленные чепчики на простых гладких прическах; белые фартуки с карманами и - самое главное и самое заметное - наперсные золотые продолговатые кресты на широких голубых лентах. В этой глубоко обдуманной... униформе была и торжественность и отрешенность от светской жизни, которую вело до того большинство сестер и даже, пожалуй, обреченность".

Во главе организации  стояла великая княгиня Елена  Павловна, являвшаяся "Высокой Покровительницей" общины. Непосредственной руководительницей  сестер являлась настоятельница. Начальством  общины была предпринята попытка  устроить коллегиальное управление, в связи с чем Бакунина ратовала за введение "самосуда", когда проступок одной выносился на суд всех, а не только старших сестер, - это рядовым членам общины не понравилось. Надо заметить, что роль старших сестер после войны с разделением общины на множество разбросанных мелких отделений возросла.

Со второй половины 1856 года большинство военно-временных  госпиталей в Крыму было расформировано, а сестры были отправлены на постоянную квартиру в Крестовоздвиженской  общине или на место своего жительства. За особые заслуги комитет общины учредил награду - серебряный памятный крест с позолотой, не предназначавшийся, правда, для ношения, и денежную премию от 100 до 250 рублей. 158 сестер получили бронзовые медали. В августе же 1856 г. из Симферополя отбыл отряд сердобольных вдов, из которых 12 человек скончалось от сыпного тифа.

Спустя почти  двадцать лет после войны Пирогов  в одном из своих писем размышлял  о будущих судьбах общины, о  том, какое мировоззрение необходимо для будущей сестры милосердия. Образцы католического и протестантского служения женщин он отверг сразу, равно как и служение православных монахинь и диаконисс. "Наша церковь не имеет никаких преданий для подобных учреждений, и она настолько консервативна... что не в силах примениться к насущным требованиям нового времени. Поэтому я думаю, что наши учреждения сестер не должны ничего заимствовать у западных, а должны установиться на новых началах. Наша сестра милосердия не должна быть православной монахиней. Она должна быть женщина с практическим рассудком и с хорошим техническим образованием, а при том она непременно должна сохранить чувствительное сердце". Деятельность женщин должна стать максимально независимой от госпитальной администрации, а старшие сестры обязаны нравственно влиять на больничный персонал. Предсказание Пирогова в какой-то мере сбылось, потому что, действительно, практически все общины в России позднее находились в ведении Общества Красного Креста - гуманитарной организации, не зависимой от Православной церкви. Но с другой стороны, структура всех общин вплоть до революции зиждилась на религиозных принципах, которые изначально явились их духовным фундаментом.

Немногие в  обыденной жизни и повседневных, однообразных заботах о больных  могли сохранить ту же энергию, которая двигала первыми сестрами, отправившимися в Севастополь. Период внешнего благополучия стал одновременно и кризисным: жизнь вернулась в свою колею, отгремела слава героинь, и уже спустя три года после войны Крестовоздвиженская община вынуждена публиковать объявления в газетах о наборе сестер, которых явно не хватало.

Испытание "серыми буднями" оказалось тяжелым даже для такой мужественной женщины, как Е. М. Бакунина. В 80-е годы XIX в. в своем имении в Тверской губернии она устроила больницу для крестьян, сходившихся сюда со всей округи. В одном из писем Н. И. Пирогову она, видимо, упоминала об унынии, овладевавшим ею, на что Пирогов отвечал: "Признаюсь, не понимаю, как вы при вашей опытности и рассудительности, можете еще до сих пор сомневаться в пользе, доставленной вами страждущим людям. Что эта польза относится к общему итогу зла и добра, как капля к морю, это, конечно, также несомненно, но не уменьшает все-таки значения и той доли, или дольки, или долечки пользы, которая осуществлялась и была вами осуществлена на деле... Ни одной минуты вам не следует сомневаться в значении исполняемых вами обязанностей. Взвешивать же и мерить степень приносимой пользы и добра - дело не ваше собственное. Главное - не терять уверенности в значении дела, которому посвящена была жизнь или долгое время жизни. А как мы все своими делами успели доказать всю важность дела, которым занимаемся искренно, с любовью и самоотвержением, это дело не наше...".

"...В бою-то  смерть нам нипочем, а в госпитале  - куда как умирать не хочется!" - с горечью восклицал один из раненых. На виду у людей, в экстремальных ситуациях и в очень тяжелых физических условиях было гораздо проще совершать подвиги - недаром император Николай I велел засчитать один месяц службы солдат в Севастополе за один год, - нежели изо дня в день заниматься внешне серым и невзрачным трудом ухода за больными. Но наверное, именно такая безвестная и самоотверженная жизнь, не нашедшая подробного отражения в литературе того времени, и явилась наибольшим подвигом. Биографии таких людей, как Бакунина, почти неизвестны, зато "Морской сборник", в котором печатались сообщения о Крымской войне, из номера в номер публиковал выдержки из писем госпожи Стахович, изобиловавшие словами о самопожертвовании и сострадании - они перепечатывались и в других официальных изданиях. А когда Бакунина увидала в "Морском сборнике" отрывок из своего письма, опубликованный, видимо, без ее ведома, поскольку все письма сестер печатались по настоянию великой княгини, то врачи, работавшие с ней, посмеялись над тем, как она описывала их госпиталь; Бакуниной было жутко неудобно.